Жизнь. Книга 3. А земля пребывает вовеки - Нина Федорова

у п а д ё т.

Он у п а д ё т, и это единственное верное, что случится. Он упадёт, потому что вы его бросили. Этого нельзя изменить, этому нельзя помочь! Где, когда, как, в каком виде – неизвестно, но ж д и т е, он упадёт, потому что вы его бросили.

Наконец она оставила Петербург и переехала в «Усладу», к брату, «навсегда». Она сказала ему, что решила не выходить замуж, что его дети будут главной любовью и заботой её жизни, что им она оставит своё состояние.

Она ещё была так молода тогда! Встретила ли она любовь? Знала ли искушения? Она ни с кем не поделилась этим. Из чудесной Ани она постепенно превратилась в тётю Анну Валериановну. Её репутация была безупречна. Она превратилась в одну из тех пожилых спокойных женщин, кто никогда не говорит о себе.

Прошло пять лет. Десять. Пятнадцать. Двадцать. И камень упал.

Глава X

В тот день, когда Анна Валериановна вернулась из канцелярии нового правительства, вечером, Димитрий покинул «Усладу». Прошли два тревожных дня, и он вернулся в полночь, совершенно разбитый усталостью.

– Дело погибло, – шепнул он Анне Валериановне и, поцеловав мать и Милу, ушёл наверх.

Было десять часов утра. Димитрий всё ещё спал наверху, генеральша сидела с вязаньем у двери. Мила шила что-то, тётя Анна Валериановна заботливо обмывала большие листья филодендрона, единственного растения, ещё оставшегося в доме.

Вдруг издали послышался громкий стук. Стучали, очевидно, в парадную дверь: звонки в «Усладе» давно не работали. С криком пронеслась по коридору Мавра Кондратьевна, прятаться куда-то в погреб, и бледная Глаша вбежала в гостиную.

– Солдаты… – сказала она, задыхаясь, – с ружьями. Ведёт Варвара Бублик! – И с визгом завопила: – Барыня! Они убивать нас будут!..

– Перестань! – прикрикнула Анна Валериановна. – Иди на кухню. Я сама их встречу.

Миле она шепнула пойти наверх, разбудить и предупредить Димитрия и сейчас же вернуться. Сама она, внешне спокойная, пошла навстречу судьбе.

Тяжёлые шаги солдат уже раздавались эхом в пустых парадных комнатах усадьбы. Они взламывали замки, и перед Анной Валериановной анфиладой открывались когда-то великолепные покои «Услады». Она остановилась на пороге, не вмешиваясь.

Не найдя ничего – комнаты были почти пусты, – солдаты возвращались. Впереди шла Варвара.

– Гражданка Головина, – сказала она, обращаясь к Анне Валериановне, – мы пришли с обыском. Вот приказ. Подпишите.

– Варвара Бублик, – ответила тётя высокомерно, – вы начали обыск без моей подписи. Продолжайте. Я не прикоснусь к вашему приказу.

У ней была безумная надежда, и она за неё хваталась, как утопающий за соломинку, рассердить Варвару, заставить её арестовать себя и увести, этим дать возможность Димитрию ночью скрыться. И с отчаянием в душе она спрашивала себя: «Но куда он убежит? Где он сможет скрыться?»

Из комнаты в комнату, солдаты с Варварой вошли наконец в малую гостиную. Она не поздоровалась, не взглянула даже на Милу, которая, с расширенными от ужаса глазами, не отрываясь смотрела на неё.

– Где ваши сыновья, гражданка? – обратилась Варвара к генеральше. Та подняла на неё больные, слезящиеся глаза и не отвечала. Губы её дрожали.

– Я не слышу ответа, генеральша Головина, – сурово прикрикнула Варвара. – Мы продолжаем обыск. Где вы держите ваши документы, переписку?

Генеральша всё смотрела на Варвару, из глаз её катились слёзы. Она бессвязно бормотала:

– Варя… Варя…. Бог с вами… не надо… опомнитесь…

Заговорила Анна Валериановна, резко, со злобной насмешкой:

– Полно играть комедию, Варвара Бублик! Вы бывали в этом доме, не раз и не два – частенько. Нет надобности вам спрашивать, а нам показывать, где библиотека. Впрочем, она пуста теперь… ограблена. Но войдите, пожалуйста. Она вам, возможно, дорога по воспоминаниям… Вы там любили сидеть во время наших балов…

Оставив одного солдата с винтовкой стеречь хозяев, Варвара ушла с остальными. Головины сидели молча, прислушиваясь, как обыскивали их дом.

Варвара вернулась с солдатами.

– Теперь, – обратилась она к Анне Валериановне, – осталось обыскать ещё ваше помещение. Тут вход? – указала она на дверь, около которой сидела генеральша.

Головины молчали.

– Идите вперёд! – прикрикнула Варвара на Анну Валериановну. – Ведите!

– Одну минуту! – сказала Анна Валериановна повелительным тоном. – С винтовками и с солдатами против трёх беззащитных женщин вы, Варвара Бублик, можете войти и выйти через любую дверь этого дома. Он вам хорошо известен. Но… – она стояла, загораживая дверь своим телом, надеясь быть тут же убитой и тем закончить их обыск, – но, прежде чем вы войдёте ко мне, в м о и комнаты, в м о ё помещение, я скажу вам: много раз вы пытались узнать, кто поместил вас в гимназию, кто платил за вас, чьим влиянием вы держались там, несмотря ни на что… Вы пытались узнать, как и ваша покойная мать, чтоб выразить благодарность. Сегодня вы можете её выразить – я была тем, кто сделал это для вас, и я прошу: уйдите! оставьте меня и мои комнаты в покое. Вспомните, это там я вас когда-то причёсывала для бала. Вспомните себя той маленькой девочкой – и уйдите! В н а ш е м доме вы не видали обид.

Тень прошла по лицу Варвары. Анна Валериановна надеялась – но сделала промах.

– Я платила за вас деньгами брата, чью семью вы преследуете.,

Эти слова вмиг оторвали Варвару от на минуту воскресшего прошлого. Как набат, они ей прозвучали о её долге – о «катехизисе».

Грубым, сильным движением руки она оттолкнула Анну Валериановну с дороги.

– Идём за мной! – крикнула она солдатам, открывая дверь, и они – гуськом – пошли за нею вверх по лестнице.

Головины остались одни. Как мёртвые, они не издавали ни звука, казалось, и не дышали, прислушиваясь, где шёл обыск: в первой комнате… во второй… отодвигали мебель… стук… стучат в дверь… это дверь в гардеробную… они взламывают её… Димитрий найден.

Тогда они трое, все сразу, вскрикнули.

– Тише, – сказала тётя, – молчите… Я одна пойду… я буду с ним… Молчите… Пусть он не видит нашего горя…

Но идти было незачем. Солдаты спускались с лестницы – с ними Димитрий. Он был бледен, растерян. Его волосы были всклокочены, рубашка расстёгнута на груди, брюки порваны на одном колене. Варвара вышла последней и закрыла за собою дверь.

– Контрреволюционер Димитрий Головин заочно уже приговорён к расстрелу… – начала она.

И тут Мила крикнула:

– Варя! Это мой брат! Это Дима… Ты узнала его? Это Дима…

– Вот приговор и приказ к исполнению. Подпишите. Он сознался и не отрицает обвинений.

Никто ей не ответил. Она стояла с приказом в вытянутой руке.

– Не желаете? Обойдёмся и без вашей подписи. Ведите в сад, – обратилась она к солдатам. – Там и расстреляем.

Это было больше, чем человек может услышать, понять и осознать в одну минуту. Димитрий, побледнев смертельно, вдруг ринулся вперёд. Солдаты мгновенно схватили его. Затрещал полуоторванный рукав рубашки.

Это был момент такого напряжения, что