Дневник - Сэмюэль Пипс

Обратно к мистеру Повису, где и поужинал; после ужина беседовали и пели. Жена его слуги Даттона (широкоплечая толстуха) поет очень красиво, одна песня понравилась мне особенно, и я списал слова и набросал на бумаге мелодию. Никогда прежде не слыхивал, чтобы кто-нибудь получал от пения такое удовольствие, чтобы пел с таким проникновением. Весьма приятно было слушать. 15 октября 1665 года

До десяти часов вечера занимался письмами и другими неотложными делами. Около одиннадцати — домой; по случаю отличного лунного вечера вместе с женой и Мерсер вышел в сад, где до двенадцати ночи пели, ублажая себя и соседей, чьи окна во все это время оставались открытыми. Засим — домой, ужинать и в постель. 5 мая 1666 года

Ужинали с лордом Лодердейлом, его женой и несколькими шотландцами — компания весьма веселая, хотя лорд Браункер уверяет меня, что лорд Лодердейл — человек в высшей степени степенный и здравого ума. За ужином один из его людей играл на скрипке какую-то шотландскую мелодию, каковая пришлась присутствующим по душе, гости не скрывали своего восхищения. Мне же мелодия эта показалась несколько необычной, к тому же довольно однообразной. Что же касается лорда Лодердейла, то он — и это показалось мне особенно странным — заявил, что самой лучшей музыке на свете предпочитает мяуканье кошки и что чем лучше музыка, тем хуже он себя чувствует. И что из всех музыкальных инструментов более всего ненавидит лютню, а также волынку.8528 июля 1666 года

К лорду Браункеру; там был сэр Роб Мюррей, которого по-настоящему я — оценил только теперь, с ним побеседовав; это человек блестящего ума и обширных познаний, глубоко и тонко чувствующий музыку, да и прочие предметы, коих мы коснулись в беседе; явились также мистер Хук, сэр Джордж Энт, доктор Реп и многие другие; дошло, наконец, дело и до музыки, то бишь до сеньора Винченцио, дирижера, и шести музыкантов, из коих двое — евнухи (оба исполинского роста, по поводу чего сэр Т. Гарви остроумно заметил, что если человека оскопить, то расти он будет так же быстро, как мерин) и одна женщина, хорошо одетая и красивая, однако не пожелавшая со мной расцеловаться, когда нас знакомил мистер Киллигрю, приведший сюда всю компанию. Клавесины завезены были сюда заблаговременно, и, настроив их, музыканты начали играть. Должен признать, играли они хорошо, однако мне все же более по душе, когда играют свои, Мэри Непп, капитан Кок и другие. Не остался я в восторге и от евнухов: у них и впрямь голоса высокие и чистые, тем не менее доводилось мне слышать голоса ничуть не хуже — как женские, так и мужские, взять хотя бы хранителя королевского гардероба Криспа. Женщина пела хорошо, но ведь в пении главное — слова и то, как они согласуются с мелодией; к тому же, чтобы по-настоящему оценить чужеземного певца, следует знать язык, на котором он поет; я же к такому пению не привык и по незнанию моему языка остался ко всем голосовым модуляциям невосприимчив, хотя готов признать, что итальянцу, а также всякому, знающему этот язык, они вполне Могли прийтись по вкусу. В то же время я пришел к заключению, что мог бы сочинять слова песен по-английски и класть их на музыку и песни эти ублажали бы слух англичанина (даже самого взыскательного) ничуть не менее, чем итальянские. <...> 16 февраля 1667 года

В церковь, оттуда домой; вскоре явился мистер Пеллинг, который привел, как и было обещано, двоих, одного зовут Уоллингтон, другого — Пигготт; у первого из них, мужчины довольно неприметного, оказался великолепный бас; он — золотых дел мастер, однако, бедняга, ходит без перчаток. Мы все вместе спели несколько хороших вещей, в результате чего я лишний раз убедился, что пение хором — это не пение, а своего рода инструментальная музыка, ибо слова не слышны и смысл их теряется; <...> истинное же пение — это пение на один, самое большее, два голоса, один высокий, другой низкий. 15 сентября 1667 года

Все утро в присутствии, а в полдень — домой обедать; оттуда с женой и с Деб (Уиллет. — А. Л.) в Театр короля на «Деву-мученицу»86; пьеса эта давно уже не ставилась и очень хороша. <...> Особое впечатление произвели на меня духовые инструменты <...> музыка захватила меня до такой степени, что стало дурно, закружилась голова, как бывало, когда я был влюблен в свою жену; и в театре, и по дороге домой, и дома я не мог думать ни о чем другом; пролежал всю ночь без сна... Кто бы мог вообразить, что музыка способна оказывать столь сильное воздействие на душу человека. Принял решение учиться играть на духовых инструментах и жену учить тому же. 27 февраля 1668 года

Весь вечер у себя в комнате; делал записи; обдумывал, как изобрести лучшую теорию музыки, чем та, что существует за границей; не сомневаюсь, что со временем непременно добьюсь этого. 20 марта 1668 года

С лордом Браункером и еще несколькими (членами Королевского общества. — А. Л.) — в таверну «Голова короля», что неподалеку от Чансери-Лейн; пили, ели и беседовали; более всего хотелось, чтобы мистер Хук и милорд объяснили, отчего в музыке бывает благозвучие и неблагозвучие, на что они отвечали, .что все дело в вибрации. Меня, однако ж, ответ этот не удовлетворил: надо будет как следует подумать на досуге, поискать иных, более подходящих объяснений. 2 апреля 1668 года

5. Застолье

Сегодня мистер Гудмен пригласил своего друга мистера Мура, а также меня и еще несколько человек к себе на обед, каковой имел место в «Бычьей голове» и состоял из пирога с олениной, лучшего, какой только едал я в своей жизни. За столом разгорелся спор между мистером Муром и доктором Клерком; первый утверждал, что в основе истинной трагедии должна лежать правда, а не вымысел, с чем доктор решительно отказывался согласиться. В результате меня попросили рассудить их и положили встретиться в том же месте утром во вторник, доесть остатки пирога и окончательно решить этот вопрос; постановили, что проигравший в споре заплатит 10 шиллингов. 1 сентября 1660 года

После обеда сэр Дж. Меннз предложил играть в игры, одна из коих состояла в том, чтобы посредством вопросов узнавать имена присутствующих. Вышла потеха. Мне доставляло особое удовольствие, в качестве штрафов, целовать дам, которые не смогли угадать моего имени. Особенно приглянулась мне одна прехорошенькая особа, каковая, как в дальнейшем выяснилось, оказалась невесткой сэра Уильяма Баттена. 4 февраля 1661 года

Пригласил в «Тюрбан» старых своих знакомых по Казначейству и накормил их отличным говяжьим филеем, каковой, вместе с тремя бочонками устриц, тремя цыплятами, большим количеством вина и веселья, и составил обед наш. Собралось в общей сложности человек двенадцать. Сдуру наобещал им, что буду угощать их обедом каждый год и так до конца своих дней. Наобещал — но выполнять обещание не собираюсь. 30 декабря 1661 года

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});