Лебеди остаются на Урале - Анвер Гадеевич Бикчентаев

моя… Она не моя…

Новая песня его была так не похожа на ту, которую он пел совсем недавно, в день своего возвращения.

Ветер надежды

1

Солнце — лучшее лекарство от всех болезней. Грешно жаловаться на боль в суставах, когда так греет солнце. Оно горячит кровь, молодит душу. Неисчислимы дары солнца!

Сбросив камзол и войлочную шляпу, Шаймурат подставил под благодатные лучи свою лысую дынеобразную голову. Хорошо!

В такой день забываются все неурядицы жизни. Старик старается не думать о тех неприятностях, которые тревожат душу, как вот эти назойливые осы, летающие над кухней. Кухней Шаймурат называет сложенную из камней под открытым небом и кое-как обмазанную красной глиной печку.

Плохо, когда захромает конь. Плохо, когда выйдет весь запас соли и из-за такой мелочи приходится ехать на базар. Но хуже всего, когда начальники не ладят меж собой.

С самого утра Шаймурат незаметно наблюдает за ними. На заре, еще до того, как задымила кухня, поспорили Казимир и Людмила. Она хотела ехать в долину, а Казимир отменил ее поездку. Разговор был короткий, но Шаймурат уловил нотки раздражения в голосе Казимира, Ученым не подобает спорить из-за мелочей, а эти неуживчивые какие-то, точно карасяйские бабы.

Вот Хамзин, тот ведет себя иначе. Солидный человек! За время работы у геологов Шаймурат изменил свое отношение к нему. Башкир, а в какие ученые выбился! До революции кому могло прийти в голову, чтобы, скажем, губернатор был из башкир, или старшим в аулах, или доктором, или адвокатом… Не было и ученых, в темноте жил народ. И теперь мало еще инженеров и докторов, поэтому Шаймурат гордился Хамзиным. Башкир, а вышел в люди.

Побольше бы таких!

Когда Казимир расспрашивает о делах, Сагит Гиззатович не торопится, отвечает с достоинством.

— На третьем участке то же самое, — докладывает он. — Все породы перемешались, такая каша.

Старик, может, и не точно понял, о чем говорили геологи. Не всегда ведь разберешь, хотя как будто и знаешь их язык. Вот уже лет тридцать он делит свой хлеб с русскими. Вместе с ними работал на рудниках, на сплаве, на строительстве Сибирской железной дороги. А ученые будто на чужом языке говорят. Каждое второе слово незнакомое! От него они ничего не скрывают, доверяют ему. При Шаймурате решаются все важные дела. Только никак он не может понять, как же это так все породы перемешались? Вчера он вслед за Хамзиным спустился в одну из ям, каких тут накопали немало, чтобы взглянуть на эти самые породы. Глина как глина. Камни как камни.

Из ямы вылез с удовольствием. Куда лучше по земле ходить.

Расстегнув ворот рубахи, он счастливо улыбается. Поистине счастлив только тот, кто не придает жизненным неурядицам большего значения, чем они того заслуживают. Только глупец омрачает свой день мелкими неприятностями, мудрый не позволяет горю садиться на свое плечо: оно не седло, и человек не лошадь.

Даже карасяевские заботы, о которых нет-нет да вспомнит старик, не портят ему настроения. Старик лениво думает: купила ли Айхылу сруб у соседей-староверов, как он советовал ей перед отъездом? Жаль, если прозевает… Шаймурат все еще не забыл обиду на председателя Ясави Хакимова. С таким начальником далеко не уедешь! Он сам не догадается позаботиться о вдове. А если ты председатель, то прежде всего помни о других, их заботы должны быть твоими заботами… На прошлой неделе, когда по делам экспедиции Шаймурат заглянул на базар, он встретил односельчан и от них услышал новость: наконец-то прикрыли лавку кривоногого Калимуллы. Говорил Шаймурат торговцу, что дождется он этого. Ну, кто оказался прав?

В лагере тишина. Землекопы встали вместе с солнцем, позавтракали и теперь работают под наблюдением Сагита Гиззатовича. Казимир с Людмилой склонились над большими картами, раскрашивают их, как школьники. Для такой работы могли бы нанять какую-нибудь девчонку.

Усмехнулся старик. От удовольствия сами собой щурятся глаза. Все блага идут от солнца. Старик медленно осматривается вокруг. На травке пасется купленный на базаре жирный баран. На столе — куча караваев. Под рукой наколотые дрова и сухой хворост. Все это продукты небесного светила. Все живое на земле — от солнца.

2

Вот уже несколько минут Шаймурату мешает философствовать человек, появившийся на тропинке. Старик наблюдает за ним. Видно, пришелец из тех, кто торопится жить, — ему до всего есть дело. Как только увидит ямы, тотчас сворачивает с тропинки. Зачем чужому человеку совать нос в дело ученых? Старик неприязненно смотрит на незнакомца. Чего он ищет в горах?

В былые времена никто, кроме охотников да разбойников, не бродил по глухим местам. Крестьянину незачем здесь ходить, у него каждый день на учете, особенно летом.

Незнакомец, видимо, заметил Шаймурата и стал карабкаться в гору. Старик не спускал с него глаз. Время теперь тревожное, всякие люди шляются вокруг. На дорогах участились неприятные происшествия. Мирному человеку хоть не выходи на дорогу. Шаймурат чувствует себя ответственным за лагерь. Кто же, кроме него, будет охранять добро, заботиться о благополучии ученых?

Наблюдая за пришельцем, Шаймурат отмечал про себя: длинный, под стать Ясави. Судя по одежде, не здешний. Видать, привычен к пешему ходу и не избалован, во какую ношу тащит. Другой бы, городской, и не поднял такой вещевой мешок. И на ногах у него не какие-нибудь ботинки, пригодные для гулянья по городским улицам, а добротные сапоги. Видно сразу, что вышел человек в долгий путь.

Незнакомец еще издали замахал рукой.

— Добрый день, старина!

Как будто обрадовался встрече. Сверлит глазами, словно насквозь видит. Наверно, из тех, кто лишнего не станет спрашивать, сам заметит.

— Здравствуй, присаживайся, коли с добром пришел.

Пришелец аккуратно поставил чемодан и сбросил на землю вещевой мешок. Попытался сесть так же, как Шаймурат, подогнув под себя ноги, но не сумел. Для этого нужна долголетняя практика.

Наклонившись к огню, закурил тонкую папироску. Не то у него туго с деньгами, не то неразборчив — все равно чем дымить.

Шаймурат терпеливо ждал, пока заговорит пришелец. Не подобает расспрашивать путника: любопытство — непростительный порок для мужчины.

— Кажется, я попал туда, куда надо, — заговорил пришелец, сняв фуражку. — Скажи, старина, это и есть столица геологической экспедиции?

— Твои глаза не обманули тебя, — подтвердил Шаймурат.

— Начальство дома?

— Какого начальника ты ищешь?

Пришелец, внимательно взглянув на старика, спокойно сказал:

— Казимира Павловича Великорецкого.

— Он сидит в палатке с главным геологом. Карты изучают. Тебе придется обождать. Начальник не любит, когда его отрывают от дела.

Как показалось старику, пришелец спрятал улыбку.

— А ты, значит, оберегаешь покой начальника, вроде как