Волчье солнышко - Александр Бушков

Эсминец «Свирепый» повстречал в рейсе морского змея. В последующих радиограммах почему-то упоминались раздвоенные копыта и волосатое брюхо, но разобраться не удалось – эсминец прочно замолчал и на базу не вернулся.

Ночами становилось еще ознобнее – на шпилях потрескивали синие и желтые огненные клубки, кто-то свистел и нелюдски похохатывал в полусожженном разгромленном здании МУУ. Кто-то вдруг обнаружил, что минутные стрелки часов крутятся назад, хотя часовые вертятся в нормальном направлении. Видели, как над аэродромом хвостом вперед пролетел реактивный лайнер. Заметили, что сапоги у Крестителя в рыжей пыли, которая водится только в противоположном районе города.

Все смешалось и перепуталось в эти сумасшедшие ночи. В каминах подвывало, в переулках цокали словно бы овечьи копытца, но когда вооружившиеся до зубов кучки смельчаков рискнули заглянуть туда, никого там не оказывалось. Впрочем, однажды группа миссионеров-хрусталевцев, натолкнувшись в час ночи на один такой подозрительный звук, изрешетила пулями переулок, и их усердие было вознаграждено – на мостовой остался залитый кровью лохматый зверь величиной с некрупную собаку, причем без всяких признаков копыт. Верные первому постулату новой религии «Бди недреманно», хрусталевцы исколесили столицу вдоль и поперек, подняли с постелей кучу ученых и наконец добились своего. Заспанный старичок, доставленный на место происшествия, долго щупал и ворочал зверя, бормотал что-то непонятное, а потом грохнулся в обморок. Его привели в чувство апробированным способом – залили в глотку бутылку самогона. Придя в себя, старичок объяснил нетерпеливо толпившимся охранникам, что зверь этот жил несколько миллионов лет назад и тогда же вымер, будучи боковой тупиковой ветвью. В доказательство разгоряченный самогоном старикан закатил на латыни такую речь, что хрусталевцы, помнившие из латыни лишь «парабеллум» и «аква витаэ», оторопели, проводили его домой и помогли донести зверя.

Полярные сияния в безлунные ночи, вой ветра в трубах при полном безветрии, неизвестно чьи кони с ошалевшими, налитыми кровью глазами, вскачь проносившиеся по ночным улицам, а у кого-то из крана текла кровь, кто-то встал утром и обнаружил, что помолодел на пятнадцать лет, кто-то, выйдя ночью в туалет, вернувшись, застал в постели вместо жены теленка с отрубленной головой, у кого-то в ванной выросли грибы, подвывавшие тоненько и норовившие прилипнуть к Пальцу…

И вдруг все кончилось – рывком.

Утром третьего дня полицейские стояли на своих законных местах, были открыты все магазины, газетные киоски, парикмахерские и рюмочные. Хмурых похмельных хрусталевцев, выстроенных на заднем дворе новообразованного МВД, отечески журил замминистра, личность никому неизвестная. «Рогнеда-4», как выяснилось, смирнехонько стояла на стартовом столе, а оператор оказался нормальным и был с подобающими извинениями отпущен. Эсминец «Свирепый», как оказалось, попал в шторм, лишился руля и радиосвязи, был обнаружен и отбуксирован в порт. Страной, оказывается, правил реорганизованный Государственный Совет, учредивший Особую Комиссию Об-работки Алогичностей (сокращенно ОСКОБРА), которой вменялось в почетную обязанность разобраться во всех упущениях, недосмотрах, перегибах, неоправданных репрессиях, недоработках, превышениях и злоупотреблениях, а разобравшись – осудить, принять к исполнению, заверить, амнистировать и не допускать. Официальные Социал-Демократы ходили по столице гоголем, громко рассказывали в общественных местах политически скользкие анекдоты, за которые позавчера были бы урегулированы, раскланивались друг с другом и хохотали без причины.

По столице, опираясь на палку, бродил Морлоков, бессмысленный, седой и неузнаваемый. Его неотлучно сопровождал рослый жлоб в штатском. Когда Морлоков падал на мостовую и начинал, рыдая, бодать ее лбом, жлоб поднимал его, успокаивал, утирал, и они шли дальше. Официально сошедший с ума, Морлоков был вследствие этого освобожден от всех видов судебного преследования.

Бывшее здание МУУ чинили, чистили и красили – там должна была разместиться музыкальная школа.

Осмоловский куда-то пропал, и никто его больше не видел. Бонч-Мечидол вышел в отставку и поступил на первый курс Лесной академии. Несколько членов старого Государственного Совета погибли в автомобильных катастрофах, а несколько отравились колбасой.

Железные дороги лихорадило – с севера, северо-востока и востока в столицу летели длинные поезда, битком набитые бритыми наголо мужиками в ватниках. Они были веселы и трезвы, горланили непонятные песни, засандаливали проводницам в тамбурах и называли друг друга «господа».

Было официально объявлено, что созвездие Большой Медведицы существует и находится на небосклоне.

Было указано, что бога нет, но верить в него не возбраняется при условии невыхода за рамки приличий.

Академик Фалакрозис по состоянию здоровья ушел на пенсию.

На улицах появилась масса девушек в мини-юбках, что безусловно способствовало демографическому взрыву.

Снежного человека Филимона выпустили, умыли, причесали и устроили куда-то лаборантом (без допуска к спиртному).

Потихоньку убирали не представляющие художественной и исторической ценности статуи наиболее одиозных царей.

Поступило компетентное разъяснение, что язык древних шумеров не является буржуазным, а к появлению на свет птицы дрозд причастна природа, а не тверские коммунисты.

А на площади Крестителя стоял человек в кожанке, в круглом берете, с лохматой бородой, подпирал плечом столб, ласково оглядывал девушек в мини-юбках, щурился вслед патрулям и мурлыкал что-то без слов. Мопеда при нем не было.

Альтаирец Кфансут парил в восходящих потоках, прикидываясь дельтапланом.

* * *

Золото – хозяйке, серебро – слуге,

медяки – ремесленной всякой мелюзге.

«Верно, – отрубил барон, нахлобучив шлем, –

но хладное железо властвует над всем».

Р. Киплинг

На улицу Даниил вышел после девяти и влился в поток сосредоточенно спешащих на работу людей.

Полицию на площади Бречислава Крестителя представлял белобрысый сопляк, и в данный момент он многословно и обстоятельно распекал девушку, нарушившую что-то на мотороллере. Девушка, глядя чуть насмешливо, ждала, когда блюститель перейдет к вопросу об адресе и телефоне, а блюститель маялся меж желаниями и смущением и стал уже заговариваться. Даниил перестал смотреть на эту идиллию, потому что появилась Милена.

Она спускалась по лестнице, знаменитой тем, что на ней двести лет назад спьяну сломал шею кто-то из великих князей, она ни на кого не смотрела; стучали каблучки, трепетал над загорелыми коленками подол белого платьица, а дерзкая улыбка предназначалась всем и никому. Даниил с удивлением поймал себя на нежных мыслях, как будто это и не он хладнокровнейше подставил ее и ждал теперь результатов… А почему эти дураки на красном мотоцикле остановились там, где стоянка была запрещена при любой власти?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});