Журнал «Вокруг Света» №02 за 1988 год - Вокруг Света

Первая мысль, возникающая у человека, который видит вдруг случайно перед собой мотель «Папэн»,— здесь произошла катастрофа. Тем более что место действия — Японские острова, где землетрясения и прочие стихийные бедствия вовсе не такая уж редкость.

«Дом, который тосковал от одиночества, перевернул добрый волшебник, прилетевший на ветре. Теперь, правда, дом страдает от головных болей, зато одиночества — как не бывало...» Эту сказку придумал сам Оиси Годзаэмон.

Мотель «Папэн» был расположен на обочине оживленного шоссе, в нескольких километрах от города Куросаки на острове Хонсю, где находится один из самых крупных в стране этнографических музеев. Шоссе ведет к побережью Внутреннего моря, где немало отличных курортов, следовательно, трасса никогда не пустует. Но, несмотря на эти очевидные выгоды своего положения, мотель «Папэн», скучное, стандартное здание, пустовал на протяжении многих сезонов. Его хозяину Оиси грозило неминуемое банкротство, и он предпринял последнюю отчаянную попытку — пошел к психологу.

— Дело очень простое! Переверните его,— посоветовал психолог.

— Спасибо,— печально сказал Оиси и взялся за дело.

Затея стоила Оиси гору денег, он безнадежно запутался в долгах, и отступать ему было некуда. Результат превзошел все ожидания. Теперь мотель ежедневно посещают до двух тысяч человек, и многие едут сюда специально ради него. Кроме того, мотель «Папэн» попал в книгу «Японские национальные достопримечательности», хотя, по мнению многих, он совершенно не вписывается в традиционный японский пейзаж.

«Папэн» оскорбляет эстетические чувства многих: Оиси не раз наблюдал, как только что подъехавшие к мотелю посетители, выйдя из автомобиля, первым делом пытаются его перевернуть, «поставить с головы на ноги», упираются руками, пинают ногами, а иные, слегка подгулявшие, бывает, соберясь небольшой группкой, пытаются по команде перевернуть его, уперевшись в крышу спинами, ногами — в землю.

Интерьер мотеля тоже не совсем нормальный: в горизонтальной плоскости размещены только столы и стулья (их ножки ровно подпилены), остальная мебель стоит косо (и большей частью на потолке, которым стал пол), что придает сходство с кают-компанией некоего корабля, попавшего в ужасающий шторм. На потолке (полу) прикреплены горшки, из которых вниз растут домашние растения. Не хватает только, чтобы еще официанты ползали по потолку как мухи!

Однако теперь к перевернутому дому привыкли, как к забавной игре,— он уже не вызывает у посетителей той отрицательной, подчас даже агрессивной реакции, что вначале, а поток их при этом высок по-прежнему. Однако новичок всегда призадумается над особенностью любопытного магнетизма, что порождает подобное воплощение сумасшедших идей на практике.

Может быть, одна из причин этого магнетизма в не всегда даже осознанном протесте против всемирного однообразия бетона?

Шеваль до железобетонного строительства не дожил, он просто строил и строил, а ценность его детищу придало наше время. Оиси Годзаэмон поглощен вопросами прибыли, а архитектура для него — не более чем средство для получения последней.

Но этого категорически нельзя сказать о Фриденрайхе Хундертвассере Регентаге Дункельбунте (клянемся, что это имя выдумали не мы!). Выдумал его сам Хундертвассер и т. д. Фамилия его предка-словака, пришедшего в прошлом веке на заработки в Вену, была Стовашек. Венцы переделали ее в Стовассер, как-то произносить легче. Потомок перевел славянское «сто» в немецкое «хундерт», имя Фридрих — с древнегерманского — в Фриденрайх, «Государство мира», да еще добавил «Дункельбунт» и «Регентаг» — по названиям кораблей, на которых плавал. Получилось громко, труднопроизносимо, но необычайно звучно. Как раз то, что нужно художнику.

А Хундертвассер — художник.

Итак, Фриденрайх Хундертвассер Регентаг Дункельбунт построил девятиэтажный дом в третьем районе Вены, на углу Лёвенгассе и Кегельгассе, на границе центра города и Пратера. В нем пятьдесят квартир площадью от 30 до 150 квадратных метров, 13 цветущих террас — на каждом этаже, на крышах — газоны, где можно загорать, поликлиника, магазин и гараж на 37 машин. Стены дома снаружи окрашены во всевозможные цвета, каждая квартира — своим, окна разной формы и размеров — из некоторых растут кусты и деревья. Отдавая дань традициям города, на одной из террас дома расположено традиционное венское кафе.

Не вдаваясь в подробности того, какое противодействие вызывал «биодом» (термин самого Фриденрайха Хундертвассера) и у официальных властей, и у простых жителей Вены в процессе своего строительства и в первые месяцы существования, скажем, что сегодня дом этот относится к таким же достопримечательностям Вены, как Опера или знаменитые венские кафе. В туристические справочники он входит как непременный пункт посещения, а жители Вены, довольно быстро к нему привыкнув, любовно окрестили «пряничным домиком» и вполне обоснованно им гордятся.

Дом этот — собственность муниципалитета, который и занимается распределением квартир. Создатель проекта убедил муниципалитет вложить деньги в строительство и сам внес значительную часть. Притом сам Хундертвассер Дункельбунт Регентаг работал бесплатно.

Впрочем, Фриденрайх Хундертвассер достаточно богатый человек. Картины-мечты Хундертвассера со спиралевидными мотивами можно найти в галереях, квартирах, канцеляриях. Его рисунки украшают плакаты, призывающие к охране окружающей среды, почтовые марки ООН, фарфор марки «Розенталь», шелковые женские платочки, открытки и медали.

О деньгах он говорить не любит: «Мне лично многого не нужно: не устраиваю банкетов, не езжу в «роллс-ройсах». (Метр — бывший моряк — ходит в куртке, поношенных клетчатых брюках и вечно в разных носках.) Куда идут деньги? «Я финансирую то, что не поддерживает никакое государство,— заявляет он.— Это лаборатория по исследованию и охране окружающей среды, кампания против атомного оружия». .

Кроме того, он повсюду сажает деревья: полмиллиона деревьев посадил на Новой Зеландии, триста штук — в Венеции, полтораста — в Вене.

Экология — конек Хундертвассера. Он говорит, что занялся ею одним из первых. Его мучит картина того, как люди превращают Землю в нечто невозможное для жизни. Это беспокойство заставило его еще в 60-е годы, до того, как он прославился как художник, публично пропагандировать газоны на крышах домов, раскрашивание бетонных стен, разведение живых деревьев на террасах жилых домов — борьба за то, «чтобы стены наших домов не были стенами нашей тюрьмы».

Хундертвассер надеется, что в его «биодоме» людям будет жить лучше. Жильцов, однако, там ждет много приключений. Коридоры, ведущие к их квартирам, выглядят как свежепротоптанные тропинки: полы не ровные, а несколько волнистые, и каждый, кто будет здесь ходить, почувствует их своими ступнями: по мнению Хундертвассера — люди потому утратили ощущение нормальной ходьбы, что уже несколько поколений ходят по ровным полам.

Кафельные плитки в ваннах и на кухнях не составляют аккуратных рядов, а причудливыми узорами разбегаются по стенам. Геометрию прямых линий Хундертвассер воспринимает как аморальную и утверждает, что именно она вызывает у людей душевные болезни. Поэтому метр собственноручно ликвидировал все прямые углы, которые здесь по недосмотру остались. Только лифт ездит в этом доме по прямой. И мастерам-строителям он позволил воплощать при строительстве дома любые собственные идеи. А от жильцов — так просто ожидается, что они будут приспосабливать собственную квартиру к себе. Фасад производит впечатление дикого хаоса: декоративные керамические колонны, выложенные мозаикой входы, асимметрично расположенные окна разной величины.

Он создал собственную концепцию жилой архитектуры, достойную человека, осуществил свою мечту о новом способе жизни: поэтические дома, как антитеза анонимным, враждебным современным коробкам, которыми полны сегодняшние города.

...На террасу на крыше было привезено пятьсот тонн плодородной почвы. На ней разбит газон, клумбы, кусты и деревья. Хундертвассер неделю не спал, размышляя: посадить на крыше липы или платаны.

Он решил посадить платаны...

Илья Кечин

Золотой шафран

Стекольщик-подмастерье по кличке Шафран получил свое прозвище за то, что добавлял этот цветок в краски, добиваясь особо ярких и оригинальных тонов. Работал он в Ломбардии на строительстве миланского собора, и когда в 1574 году у дочки его хозяина была свадьба, добавил шафрану в рис. Получилось необычно, но красиво и вкусно.

Считается, что именно тогда, четыре века назад, и вошел в кухню Ломбардии шафран, который ныне стал ее непременным элементом. Сам подмастерье был родом из южной области Италии, Абруцци, где шафран, собственно, и выращивают. А к распространению его на севере страны приложили руку еще несколько выходцев из Абруцци, особенно один повар, имя которого не сохранилось: он экономил на яйцах и обманывал клиентов, окрашивая рис не яичным желтком, а шафраном.