Позывной "Хоттабыч" 2 (СИ) - lanpirot

— Угу! — Я продолжал елозить в небольшом кресле, пытаясь поудобнее втиснуть в него свою непомерно широкую задницу. Кресло натужно скрипело, а его обшивка предупреждающе трещала, грозясь в любой момент разойтись по швам.

— Вся эта твоя «натуральность» на самом деле — обман, — пояснил он. — Морок, он Морок и есть. И держится эта «видимость натуральности» только на Энергетике создавшего «Личину» Силовика. И как только Силовая Энергия в Конструкте закончится — он попросту развеется, как утренний туман. Можно, конечно, запитать Личину от Энергетического Кристалла, тогда, да — можно пользоваться бесконечно долго, меняя кристаллы, словно банальные батарейки. Но любой, набивший глаз Силовик, тебя сразу «срисует» — ты же видел, как «фонят» Силой Формулы и Конструкты?

Действительно, я прищурил подслеповатые глаза (кстати, катаракта меня теперь не сильно-то и беспокоила — похоже, что рассасывается потихоньку) и пригляделся к оснабу.

— Точно! — Пусть и слегка, едва-едва, на грани восприятия, но я умудрился заметить, что от фигуры худощавого интеллигента исходило легкое желтоватое свечение. — Вижу «излучение».

— Вот в этом-то и проблема! — Продолжил пояснять мне «на пальцах» командир. — А людей, измененных при помощи Дара Тератоморфа, невозможно вычислить подобным образом. Ведь на них нет никакого Морока. Они реально так выглядят. Кстати, — усмехнулся он, — знаешь, как называется Морок, в который нас обрядили?

— Откуда? — Я резко развернулся к оснабу, отчего все мои многочисленные подбородки мерзко затряслись.

— Морок Станиславского, — произнес, похохатывая Петров.

— Иди ты! — не поверил я.

— Ну, на самом деле название Конструкта, данное ему создателем — «Театральный грим Станиславского». Но название в народе не прижилось и используется только среди прожженных театралов.

— Морок Станиславского… Обалдеть! Он, значит, тоже Силовиком оказался?

— Да еще каким Силовиком! — подтвердил Петр Петрович. — Кроме «Грима» на его совести разработка десятков различных Формул и Конструктов. Больше, конечно, подходящих для театра и кино. А для нашего ведомства его «Грим» — то, что доктор прописал.

— Это же настоящая революция для театра и кино выходит! — ахнул я, представляя, какие изменения в индустрии «развлечений» несли эти новшества. — Не надо больше заниматься поиском нужных типажей и актеров. Набросил «Морок Станиславского» на нужного и вперед! Причем, если сам режиссер владеет таким Даром, то и герой выйдет пуля в пулю, каким он его себе представляет.

— Ну, примерно так все и происходит, — согласился со мной оснаб, — хоть я и не очень-то вхож в эту среду. Был у меня знакомец один киношно-театральный, вот он и рассказывал.

В течении почти двух часов мы, методически проверяясь на наличие хвостов, катали по городу.

— Что дальше делать будем, Петрович? — поинтересовался я. — Я, надеюсь, мы этих тварей в покое не оставим? Брать их надо и колоть на наличие связей! Выявлять подставных, замененных…

— Ох, как ты раздухарился, Хоттабыч! — Оснаб с интересом наблюдал за моим открытым негодованием. — Ты же, перво-наперво, кто? — неожиданно спросил он меня.

— Контрразведчик! — пока не понимая, чего он от меня добивается, послушно ответил я.

— Вот! — Петров ткнул пальцем в потолок салона. — Контрразведчик, твою медь, а не народный мститель! Давай уже, подключай мозги! Пора их немного смазать, чтобы от работы ржавая шелуха с них отлетела. Давай, Хоттабыч, давай! Вспоминай, каково это — холодной головой работать, а не бурлить праведным говницом!

— Так я и пытаюсь… — Я попытался оправдаться, но наткнулся лишь на «унылую» физиономию оснаба. — Командир, Морок слетел! — Я поделился увиденным с Петровым.

— А то я не вижу… — Оснаб весело заржал. — И куда только делся такой милый и очаровательный толстячок?

Я схватился руками за пузо, которого у меня больше не было — я тоже вернулся в свое исходное состояние:

— Фух, наконец-то!

— Ты от темы не увиливай, старый! — Жестко вернул меня в реальность командир. — Так почему мы не будем прямо сейчас бежать и арестовывать ни псевдо-Шильдкнехта, ни Вревского?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хочешь за ниточки, что от них потянутся, подергать? — предположил я. — И почему нельзя их просто взять, «взломать» черепушки и вытащить все, что нам нужно? У нас же есть такие мощные спецы-Мозголомы, типа тебя и Мордовцева с Капитоновым.

— Вот я гляжу на тебя, Хоттабыч, и диву даюсь! — Недовольно покачал головой командир. — У тебя реально склероз?

— Ну, есть немного. — А чего мне скрывать, посмотрю я на вас хотя бы в восемьдесят. — А что?

— А то! — Фыркнул Петров. — Что точно такие же спецы-Силовики находятся и на стороне врага. — Я думаю, что мозги наших фигурантов, по самое «небалуйся» напиханы всевозможными разрушительными блоками, которые, при попытке их снятия, выжгут к хренам половину их гребанных протухших мозгов! А то и полностью уничтожат! И ничего мы таким способом не добьемся. Поэтому, даже если таких агентов врага и берут «под белы рученьки» наши опера, то их либо пытаются завербовать, либо отправляют в Абакан, либо попросту ставят к стенке. Вариантов, в общем-то, немного.

— Хочешь попробовать сыграть с ними в «интересную игру»? — Догадался я о намерениях командира.

— Хотелось бы, — согласно кивнул оснаб. — Слишком давно они тут окопались, и слишком обширной может оказаться агентурная сеть, раз уж Вревский без особых сожалений скормил нам сегодня семерых своих «топтунов». Он ведь знал, что я наверняка их вычислю и уничтожу. И все равно… Сука! Как же он смог так измениться? Ведь когда-то же был приличным человеком, с какими-никакими зачатками совести и чести…

— А почему ты считаешь, что после вашей встречи они не залягут на дно? — поинтересовался я. — Ведь логичнее же отлежаться, пока страсти не улягутся…

— Ах да, я же тебе не сказал, — запоздало хватился оснаб, — Вревский считает, что я, подобно ему, работаю «на сторону». И что я такой же внедренный агент, как и он…

— Только работаешь на пиндосов [2], - продолжил я его мысль.

[2] В начале 21-го века слово «пиндос» стало использоваться в русском сленге как этнофолизм по отношению ко всем американцам (наряду с его производными «Пиндосия», «Пиндостан», «СШП» — «Соединённые Штаты Пиндостана»).

— На кого? — Не понял моего сленга командир.

— На Америкосов, — не вдаваясь в подробности, пояснил я. — Ну, еще и на англичан, возможно… Это, если брать только крупных игроков. А есть ведь еще и поменьше, да и частные лица не исключение. Значит, не поверил бывший сослуживец в твои патриотические чувства? В долг, честь и совесть?

— По себе всех меряет, сволочь, — кивнул оснаб. — Для него эти слова — пустой звук, сотрясение воздуха, не более. А в то, что я на службе Союзу по собственной воле — не поверит даже под страхом смерти! Я этого гада хорошо изучил!

— А, тогда это все кардинально меняет! — Наконец-то я ухватил мысль оснаба. — В его глазах ты такой же внедренный агент. Пусть и другой, доселе неизвестной ему стороны, но такой же! Тогда он не должен особо опасаться, что ты его сдашь, ведь тогда можешь провалить и свою миссию, если он в свою очередь сдаст тебя… А ведь интересная заваривается каша! Тут действительно можно «поиграть»…

— Не забывай об одном, Хоттабыч — ценным призом в этой «игре» выступает твоя тощая старая задница!

— Так он прямо-таки по мою душу такую сеть развернул? — Я даже присвистнул от удивления.

— Ага, размечтался одноглазый! — Тут же осадил меня командир. — Агентурная сеть создавалась не один год, а ты у нас здесь без году неделя. А вот мой бывший сослуживец прибыл из Рейха именно по твою душу, старичок. Гордись!

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил я его. — Каков расклад?

— Думаю, — произнес Петр Петрович. — Есть очень интересные варианты, но очень опасные… Но можно так сыграть, что дух захватит!

— Так чего ждем? — воодушевлённо спросил я. — Давай натянем этих фрицев по-полной, чтобы им еще лет сто вперед при воспоминаниях икалось!