Реликт - Василий Головачёв

ореолы, затрудняющие ориентирование. Грехов перевел систему видения на радарное зрение.

На карте вычислителя вспыхнули координаты танка. До цели оставалось немногим более тридцати километров по прямой. Они уже спустились в странную долину, имеющую форму ботинка, нормального человеческого ботинка, только ненормальных размеров. Будто огромный, пятисоткилометрового роста детина спрыгнул на планету, оставил два следа глубиной в несколько сот метров и исчез, заранее посмеявшись над безуспешными попытками людей объяснить форму впадин от его исполинских ног. Со Станции они просматривались довольно четко, и в коридорах Грехов видел рисунки шутников, изображающие предполагаемый облик великана. Один из них сильно смахивал на Леваду, и, по его мнению, это было не очень остроумно.

— Стоп! — рявкнул вдруг Сташевский.

Грехов еще ничего не заметил, но компьютер уже включил аварийный тормоз, танк клюнул носом, а под ними внезапно загрохотало, тяжелый гул всколыхнул воздух, и в метре от гусениц раскололась земля, образовав быстро растущую трещину. За минуту под непрерывный гул и сотрясения почвы трещина превратилась в пропасть, противоположный край которой скрылся в пелене багровых испарений. В последний раз дрогнула земля, и гул оборвался. Только из пропасти доносились клокотание и шипение, будто в огромной бочке кипела и испарялась вода.

Онемевшие, они смотрели на неожиданную преграду и молчали. И продолжение не заставило себя ждать. В глубине образовавшейся бездны что-то рвануло с оглушительным треском, и мимо танка проскользнули в низкое небо огромные радужные «пузыри». Автоматически сработали фильтры, погасившие сияние «пузырей», заревели внутренние (пробило поле!) счетчики радиации, танк закачало и поволокло от пропасти.

Треск повторился. Новая серия «пузырей» пронеслась мимо, и Грехов успел заметить, что за каждым из них тенью мчится паутина. «Снова паутины, вездесущие паутины, почему-то появляющиеся там, где происходят события! Или события происходят там, где они появляются?..»

Грехов выдвинул из верхней башни перископ, заглянул в пропасть и увидел только яркое свечение, шедшее из неведомых глубин. Свечение было ровным и сильным, и ему показалось, что там еще полным-полно паутин.

Внезапно раздался тот же самый адский треск, из пропасти блеснуло остро и сильно, и радужные шары с бульканием рванулись ввысь. Экранчик перископа погас. В общем экране они увидели искореженный, почерневший конец его трубы, похожий на обрубленную руку.

— Дьявол! — выругался помрачневший Сташевский. — Это-то зачем?

— Может быть, это обращение к нам? — предположил осторожно Диего Вирт. — Предупреждение или предостережение…

— Нет, — невесело сказал Молчанов. — Шары — это закапсулированные каким-то мощным полем ядерные взрывы. Паутины вышвыривают их в космос.

— Зачем? — удивился Диего.

— Зачем — мы можем только догадываться. По теории того же Гилковского, шары — продукты жизнедеятельности Городов, отходы, от которых паутины освобождают планету. Вообще, это очень редкое явление, в известном смысле нам повезло…

— Еще бы, — буркнул Сташевский. — Расколись земля на три метра ближе и…

Грехов пристально наблюдал за пропастью. Оттуда все так же поднимался гул, мелко тряслась почва. На всякий случай решили отвести танк от обрыва метров на пятьдесят. Но не успел Грехов еще остановить машину, как глубоко в теле планеты раздался тяжкий грохот, над пропастью взлетел густой рой длинных алых искр, и стены только что образовавшегося ущелья стали сближаться. Сотрясение почвы было не столь велико, как раньше, и они заметили, как в миг соприкосновения стен из узкой щели вымахнул вал оранжевого огня. Затем с громким чавканьем стены сомкнулись, резкий толчок покачнул танк, и путь стал свободен.

ВИСЯЩИЙ КОРАБЛЬ

Они уже порядком отъехали от места искусственного или естественного — неизвестно — катаклизма, а светящийся шнур оранжевого тумана, плотный, как огненное желе, все еще держался над почвой. Он извивался, дышал, но не расходился, и Грехов понял, почему плато назвали плато Рубиновых Жил. Пришлось полностью переключить внимание на дорогу, чтобы не свалиться в пропасть при следующем новообразовании.

Сташевский занялся пеленгом и ухитрился-таки поймать знакомое всем «…Внимание! Выбрасываю…», явственно различимое сквозь треск и вой помех. Строить догадки можно было до бесконечности, но, по мнению Грехова, это работал неисправный автомат-передатчик, а не маяк, настраивающийся обычно на радиоблеск. Такие бомбовые автоматы сбрасывались разведывательными кораблями или в место предполагаемой посадки, или в случае аварийной ситуации.

Грехов мысленно повторил последние слова, и внезапная тревога сжала сердце. «Черт возьми! — подумал он. — Неужели никто не рассматривал этот вариант — авария на корабле коммуникаторов? Или, может быть, вообще катастрофа?! Но что может случиться с ТФ-кораблем, самым надежным и мощным земным аппаратом? Почему только это странное словосочетание терзает слух уже в течение семи суток? Действительно ли авария на корабле?!»

Очевидно, он чем-то выдал себя, потому что Сташевский вдруг внимательно присмотрелся к нему, показал пальцем на динамик, откуда все еще неслось хриплое звучание двух слов, и кивнул. Значит, и он думал о том же. За три года совместной работы они научились понимать друг друга без слов.

В какой-то момент, не запомнившийся своей заурядностью, Грехов отметил про себя появление на горизонте размытой черной горы, подумав при этом, что не пришлось бы ее объезжать. Потом смутное беспокойство заставило его присмотреться к горе повнимательней, и, внутренне холодея, он понял, что перед ними Город. Тот самый загадочный Город, возле которого должен где-то быть корабль. Не успел он так подумать, как Молчанов вдруг сорвался с места и издал сдавленное восклицание. Танк въехал на вершину длинного увала, и примерно в пяти-шести километрах они увидели корабль. Виден он был плохо, словно сквозь струящуюся воду, однотонно серый, похожий на толстый карандаш, поставленный на торец, и что-то уж очень длинным казался он отсюда, непропорциональным своей толщине. И тут Сташевский сказал негромко:

— Да он же висит!..

И тогда Грехов понял, в чем странность картины. Корабль действительно висел в воздухе, не опускаясь и не поднимаясь, висел совершенно спокойно, и в этом спокойствии было нечто тревожное. Может быть, они как раз стартовали, увидели их и ждут? Но зачем