Записки психиатра (сборник) - Максим Малявин

Восточно-истерическое

Когда-то давно, еще будучи в интернатуре, я беседовал с интереснейшим человеком и опытным психиатром. Он довольно долгое время провел в командировках в страны Ближнего Востока и очень красочно и интересно рассказывал об особенностях мусульманской психиатрической помощи. В частности, про загадочный недуг, который одолевал прекрасную и скрываемую чадрой половину правоверного населения.

Пациентки приходили (или бывали принесены) на прием в сопровождении многочисленных родственников: негоже даме беседовать с незнакомым мужчиной наедине. Начинался расспрос – мол, как поживает уважаемая ханум? Вах, отвечает ханум, герчектен чок кетююм, совсем, мол, плохо, даже джанкуртаран арабасы с мигалкой пришлось вызывать! Доктор понимающе кивает, потом степенно продолжает расспрос: а как именно плохо, драгоценная? Следует глубокий вздох, и на доктора обрушивается водопад жалоб, из которого следует, что хворь, поразившая несчастную, очень-очень серьезная и мучительная: отнимаются руки по локоть, или выключается зрение, или больная не может самостоятельно стоять и ходить, или совсем потеряла вкус, обоняние, или на любое грубое слово у нее развивается припадок – словом, нет никакой возможности вести домашнее хозяйство. И заинтересованный взгляд карих очей – а у доктора достаточная квалификация, чтобы разобраться в столь серьезном и таинственном случае? Да, важно отвечает доктор, у меня за плечами интернатура, ординатура, аспирантура и много других страшных слов, да я самого Ленина в мавзолее видал! Вся родня уважительно кивает и цокает языками, а доктор некоторое время изображает напряженный мыслительный процесс.

Понятное дело, сказать людям, что пациентка – истеричка, и ничего страшного с ней не случится, нельзя. У бедной ханум в довольно жестко регламентированном бытовом укладе такая реакция – одна из немногих возможностей отдохнуть и подчеркнуть свою значимость, так зачем мешать? Опять же, собственный имидж; ну кто пойдет к злому доктору? Истина полезна всегда, но не всем. Посему разыгрывается спектакль.

Включается как можно больше приборов с лампочками и стрелочками, к больной подключаются ВСЕ датчики, которые только можно придумать: ЭКГ, ЭЭГ, если есть УЗИ – вообще прекрасно. Снимаются показания. Потом доктор ДУМАЕТ. Долго, переводя взгляд с распечаток и мониторов на замершую от волнения пациентку. Потом он качает головой и говорит хорошо поставленным голосом: так и так, хасталык у вас очень, очень серьезная и сложная, но, по счастью, не смертельная. Лечить придется долго, недели три. На это время – никакой домашней работы, упаси Аллах! Строгий постельный режим и вкусное питание. Ах да, сейчас выпишу иляч, будете принимать вот так и вот так. Ну и, конечно, КАПЕЛЬНИЦЫ, без них ни одна серьезная и уважающая себя болезнь ни за что не пройдет. Воодушевленная родня хватает не менее воодушевленную страдалицу в охапку и, рассыпаясь в благодарностях, растворяется в дверях – аллахсмарладык, дорогой доктор!

Любопытство

Всем нам в той или иной мере присуще стремление испытать новые, ни с чем не сравнимые ощущения. Не зря же бытует расхожее мнение, что Создателем на заре творения Вселенной тоже двигал интерес – а что получится? Просто склонность ко всякого рода исследованиям и экспериментам над своей жизнью выражена у всех по-разному: кто-то осторожен, но проявляет сдержанный интерес, словно ежик, одним глазком выглядывающий из клубка иголок, а кто-то готов член в розетку сунуть, лишь бы вставило.

Неиссякаем интерес и к галлюциногенной тематике, который лишь слегка охлаждается осознанием незаконности (а кто поймает?) и вреда здоровью (да я только разок!). Опишу два случая применения галлюциногенов, которыми поделились со мной ныне взрослые, разумные, местами солидные и уважаемые дяди, которых не иначе как бог хранил в их студенческую пору. Или ангел-хранитель, беззлобно матерясь, укрывал сенью своих крыл от беды. Дескать, что же с ним поделаешь – дурное, но ведь может и толк выйти!

Первый случай касается тарена. Есть, точнее, был такой препарат, входил в состав аптечки индивидуальной АИ-1 до 1998 года, потом был заменен по причинам нецелевого употребления. В любом уважающем себя бомбоубежище его тоже было много. Основная цель применения – антидот ФОВ (фосфорорганических отравляющих веществ, боевой противочеловеческий вариант дихлофоса). Побочный эффект употребления – галлюцинации. Вот мой знакомый, проявив воинскую смекалку, и разжился нетронутой аптечкой из стратегических запасов. А разжившись, злоупотребил. А злоупотребив, сел за руль и поехал ставить машину в гараж. Это была, как любят говорить герои американских фильмов, very big mistake [32] . Представьте себе пустынную дорогу в бог знает каких курмышах (для земляков – в районе Сухой Самарки). Едет себе человек, аккуратно, никого не трогая, наслаждаясь сумеречным пейзажем, и вдруг – люди на дороге! Прямо перед бампером вставшей машины дорогу не спеша пересекает пионерский отряд. Чинно, степенно, в колонну по два; галстучки, шортики, рубашечки, гольфики, пилотки. Знамя, горн и барабан в комплекте. Ну, товарищ стоит и стоит, пропускает. А отряд все пересекает и пересекает, и несть пионерам конца и краю. Долго мой знакомый ими любовался; потом терпение лопнуло, вышел он из машины, подошел поближе, а пионеры, слегка подправив азимут, пошли… сквозь него! Все, с тех пор он сказал наркотикам не просто «нет», а «ну нах».

Другой случай произошел с одним моим приятелем в его студенческую пору. Ему стало страсть как любопытно, а чего это скорбные головой в местной психбольнице все циклодол клянчат? У него как раз цикл шел по психиатрии. Раздобыл он по каким-то каналам листик таблеток, да и скушал то ли восемь, то ли десять штук. Потом приятель очень радовался, что догадался провести этот увлекательный эксперимент в выходные: времени как раз хватило, чтобы оклематься. Сначала, минут через тридцать-сорок, он был поражен тем, какими плавными и текучими стали его движения – словно вокруг не воздух, а вода, и тело плывет, скользит через ее толщу. Дышится при этом свободно, но очень размеренно и неспешно. Поплавал он по комнате и коридорам полупустой общаги, потом вспомнил, что неплохо бы приготовиться к занятиям, вернулся в свою комнату и сел за лекционную тетрадь. Спустя пару минут возникло ощущение, будто кто-то на него смотрит; еще пару минут он с этим ощущением боролся, а потом окинул взором пустую комнату. Оп-па! Из центра каждого цветочка на обоях на него смотрели ГЛАЗА. Куда бы приятель ни пошел, глаза поворачивались, провожая его взглядом. Чтобы как-то отвлечься, он уткнулся в лекционную тетрадь, вполголоса бормоча материал лекции, словно заклинание, но облом подстерегал и здесь: под его пристальным взглядом от тетради повалил сизый дым. Товарищ сбегал умыться, закурил и плюхнулся на койку. Глаза продолжали взирать со стен на горе-экспериментатора. Приятель потом признался, что, если бы появились еще и голоса, он вприпрыжку побежал бы сдаваться в больничку. Но все происходило в полной тишине. Под вечер возникло какое-то шевеление на полу. При внимательном рассмотрении пол оказался подобием пруда, в котором резвились мелкие русалки. Вцепившись в изголовье кровати, как в перила Ноева ковчега, товарищ отрешенно подумал, что до полного комплекта не хватает сильфов, гномов и саламандр. Зачем он это подумал! Явились как миленькие. Гномы брели по колено в воде, сильфы летали вокруг люстры, а саламандры грелись на стоваттных лампочках. Положение спас прибежавший вскоре домовой: он выгнал всю нечисть, а сам, неслышно мелькнув голыми пятками, скрылся под шкафом. Следующее утро, слава богу, было уже без галлюцинаций, но приятеля мучила сухость во рту и ощущение жесточайшего морального похмелья, которое он смог преодолеть только путем обильных возлияний в спасительном кругу друзей. Еще одним противником наркотиков стало больше.

Мария Семеновна, или Мемуары фотомодели

На днях у меня на приеме была бабулечка-красотулечка семидесяти с гаком лет, бог знает сколько лет у нас на учете, инвалид второй группы бессрочно по нашему же заболеванию. Как обычно, побеседовал, расспросил о самочувствии, выписал лекарства, распрощался. Идиллия! Если не знать, какую переписку она вела с прокуратурой. В ее амбулаторную карту вложены две ученические тетрадки. Первая – письмо в прокуратуру, вторая – дополнение к письму. Судя по отметкам и штампам, сделанным на обложках, обе тетрадки внимательно изучены (тут позволю себе легкое злорадство). Отдельной, третьей стопкой – переписка прокуратуры с психдиспансером в духе «сколько можно?» и «доколе?».

В первых же строчках письма прокурору доверительно сообщалось, что Мария Семеновна в течение сорока пяти лет является фотомоделью и что в настоящее время на нее заглядывается великое множество мужчин. Пока читающий эту замечательную новость пытался отмахнуться от кошмарного навязчивого образа, упорно встающего перед глазами, ему предлагалось узнать душераздирающую историю жизни и злоключений просто Марии. Жизнь, как можно было понять, была тяжелой: работал человек то прачкой, то уборщицей, но даже на этом незавидном поприще были у нее тайные недоброжелатели – то белья больше, чем другим прачкам, подсунут, то воду ржавую в прачечную подадут, а то и вовсе вместо порошка яд подложат. Но героиня двухтетрадного романа стойко переносила тяготы и лишения своей работы, и судьба-злодейка решила сделать ход конем. По голове.