Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник) - Тим Саймондс

Он хлопнул в ладоши, и в комнату вбежала толпа слуг. Как завороженные, мы трое, я, Холмс и принц, уставились на тело Калчева, которое лакеи тащили, словно мулы убитого быка. В наступившей тишине был слышен лишь скрип его каблуков, волочащихся по полу мастерской.

На следующее утро под дверь номера Холмса просунули выпуск одной из софийских газет, выходившей на английском языке. Мой друг поднял ее, а я, встав со стула, принялся изучать ее, глядя на страницу через его плечо. На первой же полосе мы увидели статью, в которой описывались события минувшего дня.

Громкий заголовок гласил:

Еще одна попытка покушения на нашего любимого правителя расстроена. Трагическая смерть военного министра

Далее было написано следующее:

Вчера в самом сердце дворца, в будуаре нашей дорогой, ныне покойной, принцессы Марии Луизы, была совершена чудовищная попытка покушения на нашего любимого принца Фердинанда Саксен-Кобург-Готского. Ее предпринял русин, вооруженный игольчатым ружьем российского производства[40]. Инцидент произошел во время прощальной встречи князя и военного министра со знаменитым английским сыщиком Шерлоком Холмсом и его биографом доктором Уотсоном. Быстро оценив опасность, угрожающую принцу, верный и преданный министр бросился на нападавшего. Отвага стоила ему жизни. Министр получил смертельное ранение в шею. Убийца скрылся и до сих пор не найден. Принц-регент счел своим долгом почтить заслуги покойного, устроив ему всенародные похороны, какие подобают великому государственному деятелю.

Холмс опустил газету. Не проявив ни малейшего интереса к прочитанному, он сказал:

– В записке, которую доставил мнимому Бэррингтону младший конюх, капитану назначали встречу возле оброка, якобы для охоты на вампира, пришедшего из Истрии. Потому-то молодая женщина и пообещала, что вернется на рассвете.

Он посмотрел на меня, желая убедиться, что я слежу за ходом его мыслей.

– В конце концов, – пояснил он, – если вампиру не всадили в сердце осиновый кол, он на рассвете прячется в свою берлогу. Калчев поджидал жертву недалеко от места назначенной встречи. Он натянул поперек тропы веревку с таким расчетом, чтобы скачущий галопом всадник вылетел из седла. И пока упавший наездник пытался подняться, Калчев набросился на него и начал душить. Если бы все пошло по плану, через день-два тело обнаружили бы и опознали, списав убийство на лесных грабителей. Смерть мужа неизбежно ослабила бы позиции миссис Бэррингтон, и Калчеву удалось бы завладеть ее землями. Но представьте себе его изумление, когда он понял, что под мужским обличьем скрывается женщина. Нет никаких сомнений, что именно военный министр заманил жертву в лес, где расправился с ней. Но, судя по его последним словам, он сделал это с благословения Фердинанда.

– Один вопрос, Холмс, – перебил я.

– Какой же?

– Почему Калчев был уверен, что капитан Бэррингтон захватит с собой в лес записку, способную стать важной уликой? Как он пошел на такой риск? Что, если бы Бэррингтон, то есть Джулия оставила бы ее дома? Записка неизбежно вывела бы полицию на след убийцы.

– Именно поэтому Калчев назначил встречу у оброка. Вряд ли иностранцу было известно точное местонахождение святилища. Записка же содержала все необходимые указания вместе с планом местности. Помните, миссис Бэррингтон говорила, что «муж» внимательно изучил содержание записки и долго вертел ее в руках. Стало быть, жертва должна была взять записку с собой.

– Мне понятен мотив Калчева, но чем руководствовался принц?

– Cui prodest?[41] Убийство было на руку и ему. Мать Фердинанда и его народ желали, чтобы он вступил в новый брак. Несколько королевских особ отвергли его предложение руки и сердца, зная, сколь недолгой может оказаться их жизнь при болгарском дворе. Оставалось поискать пару среди местной аристократии. Полагаю, необычное подношение принца миссис Бэррингтон – две бриллиантовые ласточки, подаренные Фердинанду Катариной Шратт, которой они достались от Франца Иосифа, – было знаком безответной любви. Должно быть, после убийства Калчев утаил истину от своего господина, чтобы оттянуть королевскую свадьбу. Он опасался, что принц захочет взять в приданое земли рода Калчевых. Но, получив просьбу о съемках, Фердинанд сразу обо всем догадался. Он понял, что я собираюсь разоблачить Калчева, который может рассказать о причастности к делу своего государя. Вот почему принц и разделался с министром.

– И что за жестокая, кровожадная мысль, – передернулся я, – всадить шпагу в шею! Он мог бы прикончить Калчева ударом в сердце.

– Даже те, кто ничего не смыслит в медицине, прекрасно понимают, что человек с продырявленным дыхательным горлом не сможет говорить, – сухо разъяснил Холмс. – Помните любимую поговорку принца, которую приводил нам военный министр?

– Лучше царствовать в аду, чем прислуживать на небесах?

– Я спросил у сэра Пендерела Муна, слышал ли он ее раньше.

– И?..

– Оказывается, это строчка из «Потерянного рая»[42]. Калчев знал, что имеет дело с дьяволом. А когда заключаешь сделку с сатаной, нужно быть осторожнее.

– А сэр Пендерел? – спросил я. – Знал ли он о маскараде Бэррингтонов?

– Скорее всего, да, – кивнул Холмс. – Дипломат, столь ревностно защищающий интересы Англии, далеко пойдет. Мы должны замолвить за него словечко Майкрофту. Думаю, очень скоро Мун станет нашим посланником в России, а может быть, даже в Ватикане.

Глава двадцать первая,

в которой Холмс пускается на уловку

Наступило утро отъезда. Наш царственный хозяин прислал своего шофера, чтобы тот отвез нас на его «мерседесе» во дворец, а затем к паромной переправе через Дунай. Словно лошадь, учуявшая запах родной конюшни, я пребывал в нетерпеливом возбуждении.

Еще три-четыре дня – и мы снова окажемся на Бейкер-стрит, с ее проплывающими за окном желтоватыми огоньками, ароматом кофе, бекона и поджаренных колбасок.

Мы снова окунемся в неумолчное тарахтение продуктовых фургонов, громыхающих, словно чумные повозки, этот грохот, составляющий самую душу Лондона, бас-профундо пробуждающегося города, как назвал его в беседе со мной Форд Герман Хюффер[43].

Следуя за носильщиком, выносящим из отеля наши вещи, я размышлял над событиями, с которыми мы столкнулись, пытаясь уловить в них некие доминантные гармонии. Наше последнее расследование можно было сравнить с трехактной пьесой. В первом действии присутствовала свежесть весеннего дождя и был ужин в «Большом сигарном диване». Во втором, мрачном, пышном и неистовом, – сказочный дворец принца Фердинанда, убийцы и леса на склоне горы Витоша, оказавшиеся в темной власти вампира. Теперь же мы готовимся выйти на поклон и уехать без лишнего шума, по-английски, и это будет как штиль в океане, наступивший после страшной бури.

Прибыв во дворец, мы в последний раз поднялись по Красной лестнице. В передней зале ожидал сэр Пендерел Мун. Он сердечно приветствовал нас:

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, я благодарен вам до глубины души за то, что вы распутали дело капитана Бэррингтона, это ужасное, грязное преступление.

– Собираетесь ли вы просить правительство ее величества выступить с официальным протестом? – поинтересовался я. – Принц причастен к убийству Джулии. Каковы бы ни были ее поступки, она являлась подданной британской короны.

Лицо посла заледенело:

– Уж не желаете ли вы, доктор, исполнить самое заветное желание Калчева, толкнув принца в объятия германских гуннов? – Он осуждающе покачал головой. – Это дело должно быть тихо спущено на тормозах. Во всей Европе у Великобритании нет ни одного союзника, не говоря уже о друзьях. Надо ли усугублять эту всеобщую неприязнь? Правительство ее величества не собирается заявлять протест. – Желая смягчить впечатление, он продолжил спокойнее, но с прежней настойчивостью в голосе: – Вы должны простить меня. Я здесь не столько для того, чтобы пожелать вам доброго пути, сколько передать настоятельную просьбу Даунинг-стрит не разглашать случившегося здесь. Обнародование всех обстоятельств дела может не лучшим образом сказаться на положении принца и подорвать его авторитет.

Представьте, на что вы сподвигнете своим обвинением великие державы. Перед лицом мировой общественности они посчитают своим долгом отреагировать на преступление. Это вызовет громкую газетную шумиху по всей Европе и за ее пределами.

Обстановка накалится, подтолкнув принца к заключению союза с кайзером и Оттоманской Портой. На Балканах не так уж много дорог и средств сообщения. А железные дороги Болгарии позволят связать между собой две империи, что немаловажно для них как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Подобный союз негативно отразится на положении в мире.