Реванш Генерала Каппеля (СИ) - Романов Герман Иванович

- Просто хорошо, одной заботой будет меньше…

Генерал Сахаров испытал нешуточное облегчение, все же заниматься делами населения для военных та еще морока. Зато теперь, когда тыл полностью обеспечен, можно выдвигаться всем корпусом за Алзамай, к мятежному Канску. Тем более что через неделю сюда начнет выдвижение 1-я Сибирская стрелковая дивизия, которую сейчас спешно пополняют на перегоне Тулун-Нижнеудинск, приводя к штатной численности.

Тогда, имея в корпусе из трех дивизий более пятнадцати тысяч штыков и шашек, можно будет окончательно раздавить оставшихся в правобережной части Енисейской губернии красных и выйти на близкие подступы к Красноярску. А там и отбить у большевиков массы плененных и тифозных колчаковцев, которые после отдыха и надлежащего лечения также пополнят ряды Сибирской армии. А летом уже пойдут совсем иные времена, можно за Енисей всеми силами переправиться…

Иркутск

главнокомандующий Восточным фронтом

и Правитель Дальне-Восточной России

генерал от инфантерии Каппель

- Что с тобой сейчас, Оленька …

Слова повисли в воздухе кабинета. Владимир Оскарович медленно подошел к покрытому сложным узором инея окну. Но если встать на цыпочки, то в светлую полоску стекла была видна ледяная гладь Ангары, за которой виднелись вытянувшиеся вереницей вагоны. Дымили трубами паровозы, за черной пеленой виднелось величественное здание вокзала. Над которым высилась Глазковская гора, где располагалось одноименное предместье, буквально усыпанное сотнями деревянных домов и усадеб, среди которых выделялся десяток-другой добротных кирпичных зданий в два этажа, и виднелись золотистые маковки церквей.

Глаза скользнули по оконному проему – на штукатуреной стене хорошо различались отметины от пуль, словно язвы у больного оспой. И это следы не десятидневной давности, а довольно старые, немое свидетельство ожесточенных боев в Иркутске в декабре 1917 года. Тогда в центре осады юнкеров и казаков оказался этот самый Белый Дом, где засело все руководство местного большевицкого ВРК. Через две недели осады, после третьего ожесточенного штурма, дворец удалось взять, а коммунистические заправилы сдались в плен. Правда, заключив перемирие с Городской думою, терпеливо дождавшись, пока юнкера разъедутся по своим домам, последователи Ленина вероломно, как у них завсегда и случалось, разорвали подписанные ими самими же мирное соглашение.

Сейчас в этом массивном трехэтажном здании, с середины прошлого века бывшим дворцом всех генерал-губернаторов Восточной Сибири, чем-то отдаленно похожим на известный Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге, размещалась резиденция Правителя и Председателя Совета Министров ДВР, Главнокомандующего Сибирской армией. Сам Владимир Оскарович открещивался от такой помпезности, но был вынужден уступить яростному напору со всех сторон, от министров правительства до представителей иркутской общественности и буржуазии, особенно упиравших на то, что возрожденную сибирскую государственность должна зримо представлять самая достойная и величественная резиденция Правителя.

Поселился он во дворце со всей семьей – детьми сыном Кириллом и дочерью Татьяной, а также тестем и тещей. С родителями жены отношения сейчас стали вполне ровные, и даже дружественные, вот только холодок присутствовал уже десять лет.

Он полюбил Оленьку с первого своего взгляда. Вот только ее родители согласия на брак не дали, в их глазах дочь действительного статского советника (чин равный генерал-майору) с обычным уланским поручиком, пусть и полковым адъютантом, слишком походил на мезальянс. И тогда он выкрал ее из дома и тайно обвенчался. Лишь после окончания академии Генерального штаба возобновились отношения с тестем.

Вот только любимой жены сейчас не было рядом с ним – Каппель заскрипел от нестерпимой злости зубами. Его жена находилась в большевицком плену заложником – как не казнили до сих пор, он не представлял. Хотя во время боев на Волге, жарким летом восемнадцатого года, ему из Москвы через эсеров передали ультиматум – или сдаешься, либо жена будет люто замучена. Он тогда отказался категорически, хотя кровью сердце обливалось. И сейчас, не зная, жива его Оля или нет, он мучился неизвестностью. Старался не думать о ней, целиком посвящая время службе и государственным делам, не в силах уделить детям больше четверти часа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пройдясь по обширному кабинету, Каппель взял папиросу из коробки, черкнул спичкой. Закурив, внимательно посмотрел на стол, на котором ровно высились стопки бумаг, требовавших немедленного рассмотрения. Вздохнул и уселся в кресло, с интересом разглядывая высоченный потолок знаменитого на всю Сибирь здания. Как ему наскоро объяснили, то сам проект будущего дворца всех генерал-губернаторов Восточной Сибири подготовил кто-то из учеников маститого зодчего Кваренги – хотя к своему стыду Владимир Оскарович такового припомнить не смог. Просто потому, что в кадетских корпусах и военных училищах как-то принято рассматривать деяния полководцев, а не архитекторов, а зодчество изучают в чисто прикладном аспекте военной крепостной и полевой фортификации.

- Товарищ генерал, к вам Сергей Алексеевич.

Каппель удивленно посмотрел на своего адъютанта. Полковник Василий Осипович Вырыпаев был его давним другом, несмотря на разницу в положении. И раз он назвал его по-новому обращению, то сделал это специально. Тесть еще ни разу не просил о вот такой встрече, официальной, раз спустился на второй этаж. Обычно они встречались за столом поздним вечером наверху. Там были более удобные и невысокие комнаты, в которых ютились многочисленные жители огромного лишь по скромным сибирским (отнюдь не петербургским) меркам величественного здания.

- Проси, Вася.

Вошел тесть, сильно постаревший, почти преклонного возраста, все же ему шестьдесят шесть лет в этом году исполнится, в потертом донельзя сюртуке, единственной своей приличной для выхода одежде. Каппель молчаливым, но радушным жестом указал на второе кресло, с интересом посмотрел на окладистую седую бороду, тщательно расчесанную, такие носили во времена императора Александра Третьего, того самого, которого в газетах «Миротворцем» именовали.

- Странно услышать в этих стенах обращение «товарищ».

- Лучше быть товарищем полководцев Суворова и Скобелева, чем разрушителей России типа Ленина и Троцкого. Само слово тут не виновато. Мне здесь по сердцу народная мудрость, гласящая, что гусь свинье не товарищ. У вас какое-то дело, Сергей Алексеевич, как я понимаю? В чем его суть, раз вы не стали его обсуждать за ужином?

- Не хотел беспокоить Елену Александровну, Владимир. Я вчера ездил на станцию Иннокентьевскую, упросил вашего адъютанта помочь. Там сгружено оборудование моего завода в Мотовилихе, его успели эвакуировать перед подходом красных к Перми. И в бараках много рабочих, мастеров и даже три инженера – все с семьями ютятся, в холоде. Кормят их скудно, но не это печалит, а то, что есть оборудование и желающие принести пользу люди, но нет в них потребности, ваше высокопревосходительство. Сегодня я посетил бывшие обозные мастерские на берегу Ушаковки – там вполне подходящие для монтажа оборудования помещения, подведено электричество с городской станции, есть телефон, рядом река. А людей можно временно поселить в казармах казачьего полка – из трех зданий два пустуют, сотни на фронте, а там только учебная команда.

- Так, очень интересно. Простите, но я не знал об этом. Как ваше здоровье, Сергей Алексеевич?! Тут у меня не праздный интерес – вы, как бывший начальник Пермских пушечных заводов способны, нет, не восстановить производство, а хотя бы обеспечить действенный ремонт пушек и стрелкового вооружения, а также различного технического оборудования, тех же автомобилей и аэропланов?! Это очень важно!

- Думаю, возможно. И здоровье мое позволит…

- В какой срок такое вероятно?

Каппель раскрыл папку, достал листок гербовой бумаги и стал быстро писать. А сам подумал, что его тесть просто горит любимым делом, подошел обстоятельно, изучил со всей тщательностью вопрос, и лишь потом пришел на аудиенцию, причем не как к зятю, а к военному министру. И мысленно отметил, что тесть категорически не желает просто жить отставным пенсионером, а старается принести пользу общему делу.