Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович

В это время весь сектор от Ловича до Вислы оставался совершенно без прикрытия, а следовательно, имелись не занятые нами щебеночные дороги, по которым можно было свободно проехать от Сохатова до самой Варшавы. По некоторым признакам, германцы намеревались воспользоваться преимуществами данного маршрута. Для блокирования этого пути вражеского наступления вперед был выдвинут 2-й Кавказский корпус, которым командовал один из героев Русско-японской войны генерал Мищенко[59].

Наши предположения оправдались. После трех дней бесплодных попыток захватить Лович германцы прекратили атаки и сосредоточили все усилия на Сохатовском направлении, обратившись против корпуса генерала Мищенко. В тот момент мой корпус, состоявший из пяти сильно поредевших дивизий, занимал фронт длиной примерно в сорок пять километров. В течение недели германцы наносили удар за ударом по частям генерала Мищенко, в то же время не прекращая атаковать и мои войска, хотя и значительно менее активно, чем прежде. Потери в некоторых из полков Кавказского корпуса генерала Мищенко достигали 80 и более процентов, но войска продолжали драться, временами даже отбрасывая германцев вспять своими контратаками.

Однако у всякой стойкости есть свои пределы, и в начале декабря от нового командующего армией генерала Литвинова[60], который заменил Ренненкампфа, был получен приказ об отходе всех корпусов армии на новый оборонительный рубеж по рекам Бзура и Рава.

Такое изменение позиции было рассчитано на сокращение линии обороны и использование речных долин в качестве естественных препятствий. Войска моего корпуса отводились в резерв. Я рассчитывал дать своим частям возможность отдохнуть, принять пополнения и возобновить запасы снарядов и патронов, но отдых продолжался всего два дня, после чего я получил приказ сменить на фронте войска 2-го корпуса. Этот корпус, ослабленный непрерывными германскими атаками, занимал позиции при слиянии рек Бзура и Рава между 1-м Сибирским и 1-м армейским корпусами. Для занятия фронта длиной в пятнадцать километров в моем распоряжении имелось три далеко не полностью укомплектованные дивизии. Это произошло в середине декабря 1914 года.

В это время как для моего корпуса, так и для большинства других соединений нашей армии начался новый период боевых действий – война приобрела позиционный или траншейный характер. На упомянутых позициях, с очень незначительными изменениями, русские войска оставались вплоть до середины лета 1915 года. Поначалу оборонительные сооружения на этой линии имели очень мало общего с теми укреплениями, которые были здесь возведены впоследствии. Во-первых, работам препятствовало наступление морозной погоды, которая чрезвычайно затрудняла рытье траншей и ходов сообщения, однако основной причиной было совершенно недостаточное снабжение войск колючей проволокой. Недостаток у нас этого средства защиты несомненно обеспечивал врагу превосходство; очевидно, в данном вопросе они испытывали не больше затруднений, чем с обильными поставками артиллерийских боеприпасов. На этом этапе боевых действий начали применяться и все прочие способы ведения позиционной войны. Строительство дополнительных укрепленных линий обороны, предназначенных на случай отступления на новые позиции, началось не только для отдельных воинских частей, но даже и для целых армий. В войсках приступили к импровизированному изготовлению и применению ручных гранат и траншейных мортир. Все это производилось на месте самими солдатами из подручных материалов, таких как пустые консервные банки, стреляные снарядные гильзы, обрезки газовых труб и т. п. В качестве запалов использовались обыкновенные фитили, давно, казалось бы, отжившие свой век в военной технике.

Пользуясь близостью к Варшаве с ее мастерскими, воинские части самостоятельно заказывали осветительные ракеты, гранаты, оснащенные приспособлениями для выстреливания из винтовок[61], и бомбометы[62]; однако я должен с сожалением отметить, что все это оружие имело крайне примитивную конструкцию и польза от его применения была весьма сомнительна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Во время успешных контратак нам случалось захватывать у германцев запасы современных ручных и винтовочных гранат, зажигательных бомб, траншейных мортир, а также огромное количество осветительных ракет и т. п. Было совершенно ясно, что германские производители сконцентрировали все усилия на разработке и производстве изделий для разгрома и уничтожения неприятельских армий. Примерно в конце декабря германцы впервые применили средство поражения, до той поры никогда не применявшееся в войнах между цивилизованными государствами, – снаряды, начиненные удушающими газами. Новый способ истребления людей был встречен со всеобщим омерзением не только народами, которые уже вели борьбу с Германией, но и во всех странах, до той поры сохранявших нейтралитет.

Германцы в самом начале боевых действий грубо нарушили нейтралитет Бельгии, гарантированный великими европейскими державами в 1839 году, и еще в начале войны объявили, что любой международный трактат есть не более чем «кусок бумаги» и что военная необходимость не признает никаких законов. Естественно, после всего этого они могли нимало не сомневаться, применяя против своих врагов любые средства уничтожения, хотя бы и запрещенные выработанными за столетия международными законами, или нарушая обычаи ведения войны, установленные на Гаагской конференции и признанные их собственным правительством[63].

На моем правом фланге стояла 55-я дивизия, занимавшая оборону вблизи от Боржимовицкого леса на небольшом удалении от вражеских позиций. Примерно 28 декабря там успешно отразили несколько германских атак. После полудня траншеи дивизии, тянувшиеся приблизительно на километр вдоль леса, вновь подверглись сильному обстрелу. С приближением сумерек германцы пошли в атаку и, к изумлению начальника нашей дивизии, без особых трудностей заняли лес. К тому времени русские солдаты уже привыкли к ураганному огню германской артиллерии, открывавшемуся непосредственно перед атакой, и нашли способы так укрываться от обстрела, чтобы нести как можно меньше потерь. При этом подразделения располагались таким образом, что могли встретить атакующего неприятеля огнем; если же германцам сопутствовал временный успех, то наши солдаты немедленно контратаковали, не давая врагу времени прийти в себя после атаки или организовать оборону только что захваченных им траншей. На этот раз пришлось вызвать дивизионные резервы, чтобы лучше подготовить контратаку с использованием более крупных сил. Примерно в три часа пополуночи я получил донесение, что эта атака оказалась успешной и германцы из леса выбиты. Одновременно мне донесли, что наши траншеи буквально завалены трупами русских и германских солдат, ввиду чего в других местах начато рытье новых окопов. Старые траншеи закопали, использовав их в качестве братских могил. В то время еще не было морозов, и за ночь работа была закончена. Однако на следующее утро я получил дополнительное донесение в том смысле, что в лесу обнаружены тела солдат, находящихся в бессознательном состоянии и почти не подающих признаков жизни, и что еще примерно двести человек в подобном же состоянии отправлено в тыл. В то же утро, но много позднее большинство из этих людей пришли в сознание. Естественно, в первую очередь сами собой напрашивались два вопроса: какова была причина столь необычного происшествия и не может ли оказаться, что некоторые из погибших солдат в момент погребения были еще живы, но находились в такой же коме? Одновременно офицеры медицинской службы доложили, что от одежды доставленных к ним в полубессознательном состоянии людей исходит отчетливый запах формалина. Уцелевшие в бою подтвердили, что во время артиллерийского обстрела тот же самый запах был намного сильнее, чему во время атаки они не придали никакого значения, думая, что так пахнет какое-то новое взрывчатое вещество. Никто не подозревал, каковы будут результаты распространения этих газов. Германские солдаты, укрывшиеся в захваченных ими русских траншеях, чтобы спастись от нашего огня, по всей видимости, также подверглись действию удушающего газа, в результате чего Боржимовицкий лес остался в наших руках, причем сами атаковавшие германцы понесли тяжелые потери.