Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жены не было — жена сама была начальник, замотанный и озабоченный.
Дочка… Дочки тоже не было. С началом учебного года Иришку пристроили под надзор Кузьминишны. Она бегала в школу вместе с Кузькой, а возвращалась одна, потому что во втором классе занятия кончались раньше, чем в Кузькином седьмом; Липатов беспокоился — ей приходилось пересекать железную дорогу. Кузьминишна успокаивала:
— Мои все бегали — и ничего. Посмотрит направо, посмотрит налево — и перебежит.
Иришка именно так и делала: направо, налево — и бегом!
Что с нею произошло в семье Кузьменок, не могли понять ни Липатов, ни Аннушка. У тети Сони, считавшейся педагогическим гением, Иришка всему сопротивлялась, капризничала, плохо ела и плохо училась. Здесь она с полуслова понимала, чего от нее требуют, и подчинялась. По субботам она сама приносила дневник Кузьме Ивановичу, гордилась четверками и пятерками, горестно замирала из-за тройки, плакала, если случалась двойка, — а между тем Кузьма Иванович никогда не отчитывал ее, только говорил: «Полный порядок!» или «Подкачала!»
Когда Липатов сказал, что скоро приедет мама и они будут жить дома, Иришка поскучнела и прошептала:
— А я хочу здесь.
Аннушка наезжала на денек, на два, присматривалась к жизни дочери и пугалась: я так не сумею.
На мужа она глядела виновато, торопилась что-то наладить в его холостяцком быту, ахала, что на нем лица нет, — и думала об экспедиции. Порывисто ласкала Иришку — и думала об экспедиции. У нее настало решающее время — анализ изысканий и выводы. Анализ подтверждал, что решение Митрофанова об изменении будущего русла правильно. Проектировщики хвалили Митрофанова и Аннушку, Аннушка радовалась за себя, а еще больше за Матвея Денисовича. Собиралась в Москву докладывать результаты экспедиции: «Уж я там все выскажу!»
Этим она жила.
Липатов сочувствовал ей, но сочувствие не меняло горького факта — опять ни жены, ни дочери.
В сутолоке и тревогах он не сразу осознал, что в дружном коллективе станции появились трещины. И где? В его основном ядре! Да еще по вине Саши Мордвинова, — Саши, который так умел всех объединить!
Поначалу никто не обращал внимания на то, что заместитель директора по научно-исследовательской работе Мордвинов все реже бывает на опытной модели, что он как-то отстранился от текущих работ. Потом это стало бросаться в глаза, особенно с тех пор, как Саша с Любой переехали в новый барак. Казалось бы, круглые сутки на станции, так жми вовсю! А Саша привез в свою комнатушку пропасть книг, обложился ими и сидел взаперти с утра до ночи. Люба ходила на цыпочках, никого не впускала, да и сама боялась зайти в собственную комнату: Саша работает…
На опытной модели исследования вели Сверчков, Федя Голь и Леня Коротких. Когда они пытались затащить к себе Мордвинова, тот говорил:
— План работы ясен — делайте. Вы же прекрасно справляетесь. А в теоретических обоснованиях у нас кругом белые пятна. Хочу кое-что подработать.
Первым возмутился Палька Светов. В сложных случаях опытники все чаще звали его вместо Саши. Палька и рад бы сутки напролет проводить на модели, но у него было по горло своих инженерных дел. Он пошел к Саше.
— Ой, Павлик, он даже не слышит, когда с ним заговоришь, — шепотом сообщила Люба. — Обедать звала — не пошел. Принесла в судочке, он ест, а глядит в книгу.
Вечером, прихватив на помощь Липатова, Палька решил всерьез объясниться с Сашей.
Вид у Саши был сосредоточенно-отсутствующий. И встретил он друзей, как досадную помеху.
Палька заглянул в книги, разложенные по столу. У-у-у, в какие теоретические дебри Саша забрался! И какое отношение эти дебри имеют к сегодняшним исследованиям?
— Сегодня — отдаленное, завтра — близкое, — сказал Саша.
— Ну, теорией мы успеем заняться после пуска станции!
— Нет, — коротко возразил Саша, — не успеем.
Липатов недовольно просматривал названия книг. Химия, химия, химия! Капитальный труд академика Лахтина… Ученые записки его института… Может быть, Саша мечтает вернуться к Лахтину и занимается, чтоб не отстать?..
— Никак ты в другие ворота смотришь, а, Саша?
Саша бережно сложил потревоженные друзьями книги.
— Ворота у нас одни, но открыть их гораздо трудней, чем вы думаете.
Это «вы» задело обоих друзей — Саша как бы отделял себя от них.
— Конечно, где уж нам, — проворчал Липатов.
Вероятно, они бы поспорили и договорились до общей точки зрения, если б Саша мог в эту минуту разговаривать. Но он не умел и не любил отвлекаться от своих размышлений.
— Не приставайте, братцы, — мирно сказал он. — Обсудим как-нибудь потом.
Раньше друзья понимали такие слова и не обижались. Но тогда не было строящейся опытной станции! Тогда они не были так перегружены и ни за что не отвечали вместе!..
Люба, бродившая возле двери, первой услыхала раздраженные голоса.
Затем услыхали и в соседних комнатах, и на кухне, а немного погодя и на улице — проходившие мимо окон работники станции останавливались в недоумении, услыхав, как они кричат друг на друга…
Длительная дружба создает привычку говорить все, что приходит на ум, не выбирая выражений. Эта привычка сейчас и действовала, подогреваемая раздражением усталости.
— Надо быть круглыми идиотами, чтобы не понять!..
— В конце концов, как директор, я имею право требовать!..
— Легче всего уткнуться в книги, пока другие…
— Знаете что? Идите к черту!
В середине спора Люба ворвалась в комнату.
— Мальчики, вы с ума сошли! Как вам не стыдно!
Но было уже поздно. Палька убежал, хлопнув дверью. Липатов сказал директорским тоном:
— И все же я тебя попрошу заниматься как следует своими прямыми обязанностями.
Когда он ушел, Саша ошеломленно постоял посреди комнаты и сказал:
— Хоть ты-то не плачь. Они просто не понимают.
Ссора томила всех троих. Она бы закончилась быстро, если бы Саша выполнил требование друзей. Но Саша продолжал сидеть затворником над книгами и почти не появлялся возле опытной модели. Федя Голь деликатно объяснял:
— В нем есть одержимость ученого. С этим надо считаться.
А Липатов чертыхался — всему свое время. Одержимость одержимостью, а работать кому?
И тогда же он заметил новую, быстро расширяющуюся трещину, на этот раз между Световым и Алымовым.
В те дни Палька выискивал повсюду, добывал и осваивал различные приборы и устройства для дистанционного управления процессом подземной газификации. Без телеавтоматики нельзя было и думать о регулировании процесса. Молодое советское приборостроение еще только набирало силу, приходилось закупать за границей или добывать в различных организациях приборы иностранных фирм. У Алымова был какой-то особый нюх — он находил нужные приборы в самых неожиданных местах и с бою вырывал их у таких организаций, где, казалось бы, нет никаких надежд что-либо выпросить. Так он неведомыми способами раздобыл, чуть ли не похитил маленький прибор — газоанализатор «Моно».
У Пальки дух захватило, когда он увидел его: стоит себе миниатюрный, изящный шкафчик, под стеклом юркие самописцы выводят кривые — и каждую минуту можно получать отдельный анализ газа: углекислота, водород, сумма горючих…
Ссора с Сашей моментально забылась.
— Позовите поскорей Александра Васильевича, — задыхаясь от восторга, бросил он, но не выдержал и побежал сам, с порога крикнул: — Саша! Саша! Ты только посмотри!..
Они вместе как бы приросли к чудесному прибору. Они вместе переживали чистую радость, которую испытывают инженеры при виде хорошо придуманной и сделанной вещи. Они переглядывались, полностью понимая друг друга.
— Умница! — нежно приговаривал Палька, разглядывая детали прибора. — Красавец! Ты погляди, Сашок, как здорово!..
Народу набилось полная комната, но все держались в стороне, не мешая друзьям разглядывать прибор… и мириться. Но вот появился Алымов и с ходу вклинился между друзьями. Ему не терпелось похвастаться тем, как он добывал это маленькое чудо. Ничего не понимая в нем, он пытался что-то показывать и объяснять — ликующим, чересчур громким голосом.
— Да, да, да, — соглашался Липатов, приняв на себя поток его похвальбы и ничуть не досадуя, потому что человек, сумевший раздобыть такой прибор, имел право не только хвастаться, но и глупости пороть.
Саша вежливо слушал.
И вдруг раздался разъяренный голос Пальки:
— Константин Павлович, не говорите о том, чего не понимаете. Вас слушают инженеры.
Прежде чем Алымов воспринял этот окрик, Палька стремительно вышел.
Через час Липатов разыскал его на дальней буровой. Палька стоял рядом с Никитой на вышке и помогал свинчивать штанги.
— Ну-ка, спускайся! — крикнул Липатов.
- У Старой Калитки - Юрий Абдашев - Советская классическая проза
- Том 4. Наша Маша. Литературные портреты - Л. Пантелеев - Советская классическая проза
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Третья ракета - Василий Быков - Советская классическая проза
- Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин - Советская классическая проза
- Алые всадники - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Тишина - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Тишина - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза