Стрела в сердце - Дженнифер Блейк

На Кэтрин был ансамбль из зеленого бархата, отделанного тесьмой, а шляпа из соломки завязывалась такого же цвета длинными узкими лентами. Он приветствовал ее так, словно они расстались очень давно, а не утром.

— Надеюсь, с вашей лошадью все в порядке? — спросила Кэтрин.

— Да, — рассеянно ответил он, потом, понизив голос, спросил:

— Я хотел кое-что узнать у вас. Вы случайно не посылали, проснувшись, служанку в комнату Жиля?

— Утром? Зачем?

— Она там была. Омар видел, когда она уходила через дверь, ведущую в коридор.

— Она ничего не сказала мне.

— Ваш муж никогда за ней не посылает? — прямо глядя ей в глаза, спросил Рован.

— Нет, никогда.

Она не знала, злиться или принять как шутку его предположение, что Жиль мог использовать Дельфию в роли свидетеля. У Дельфии был любовник, состоятельный джентльмен, Кэтрин знала его. Время от времени были отлучки, неожиданные подарки — духи и одежда, кое-что из украшений, происхождение которых было ясно. Да Кэтрин и не требовала открыть ей имя любовника, справедливо полагая, что всем будет спокойнее, если оно останется в тайне. Во всяком случае, это уж точно не Жиль.

— Но тогда ваш муж мог спрашивать ее о вашей уступчивости и вообще о вашем поведении.

Кэтрин широко открыла глаза, затем покачала головой.

— Я думаю, он не падет так низко, но если это и так, я не поверю, что Дельфия будет ему что-либо рассказывать.

— Он пришел к вам после разговора с ней, правда? — терпеливо расспрашивал ее Рован.

— Наверное, ему надо было все знать, как вы сказали, — размышляя, она покусывала губу.

— В любом случае мы должны быть осторожны. Думаю, что Омару надо воспылать страстью к Дельфии, он может попытаться выведать, что у нее на уме. Кстати, у него будет причина ходить туда-сюда и быть все время рядом.

Мысль о величественном Омаре, снующем повсюду, даже рассмешила Кэтрин. Но не надолго. Она сказала:

— Мне не хочется обижать Дельфию.

— Вы думаете, Омар ее обидит? Не беспокойтесь, он умеет обращаться с женщинами.

Он посмотрел на ее голову.

— Вы знаете, что у вас на шляпе пчела? Стойте смирно, я ее сниму.

Кэтрин не заметила пчелы, но сидела неподвижно, когда он встал перед ней. В нем было нечто, парализующее ее волю. Она отчетливо чувствовала, что с ней «обращались». Он покорил ее своим спокойным мужеством и мужским обаянием, притягивающим как магнит. Его влияние на нее было так велико, что она запаниковала. Лишь почувствовав легкое прикосновение к шляпе, она заторопилась что-то произнести, в попытке выстроить в ряд свои мысли.

— Как Омар рассказал вам о Дельфии? Я думала, он не умеет говорить.

Рован отступил от нее.

— Ну, теперь все в порядке, — сказал он, засунув руки в карманы, и продолжал: — А что касается Омара, то когда-то он был посыльным у шейха Алжира. Вот ему и отрезали язык, чтобы он не мог выдать то, что ему доверяли. Он все же произносит несколько звуков, но знает язык жестов, ему он выучился у торговца, индейца из племени чероки.

Кэтрин поблагодарила за помощь, но вдруг нахмурилась.

— А вы его правильно поняли?

— Да. Было бы ошибкой считать его ненадежным и неинтеллигентным только потому, что он немой. Ни в коем случае.

— У меня и в мыслях этого не было, — запротестовала она.

— Нет-нет, — он внимательно посмотрел на нее. — Я просто хотел, чтобы вы в случае необходимости знали.

Какая может случиться необходимость, она себе не представляла, но и спорить по этому поводу ей не хотелось.

— Да, насчет того. Я поговорю с Дельфией.

Он подумал, потом все-таки сказал:

— Будет лучше, если вы ей ничего не скажете.

— Почему? Мы же не можем изменить наши отношения, и совсем нежелательно, если Дельфия не будет знать правды.

— Вы можете просто намекнуть, что за вами следят.

— Тогда это прекратится?

— Может быть. Поступайте, как знаете.

Он ушел, направляясь к конюшням. Она знала, что не должна смотреть ему вслед, но не могла оторвать взгляда от его непринужденной манеры носить шляпу, от его стройных ног, широких плеч, красивой походки. Мысли о нем начинали возбуждать. Конечно, на то были причины — Рован был человеком неотразимого обаяния. Было бы противоестественным, если бы она не размышляла, не перебирала бы в памяти мельчайшие подробности их взаимоотношений, не разгадывала бы черты характера, манеры поведения человека, брошенного ей в постель. Она должна определить, какой он, можно ли ему довериться, каковы его намерения. Многое в нем было необычно, и прежде всего законы, по которым он жил. Она лишь надеялась, что они достаточно строги и не позволят ему воспользоваться теми особыми обстоятельствами, что связали их. В то же время она осознавала, что гарантии ни на что не было.

Рован возвратился к трибуне перед началом первого заезда. Он бережно вел под руку даму в бледно-голубом. Это была Мюзетта. Младшая сестра Жиля что-то болтала, открыто смеялась ему в лицо и так размахивала своими широкими юбками, что они касались ног спутника. За ними, свирепо сверля глазами Рована, тащился Перегрин. Мюзетта шаловливо помахала пальчиками Кэтрин. Она производила впечатление женщины, очень довольной и собой, и всем миром. Голубые глаза блестели от удовольствия, когда она посадила Рована с одной стороны, а Перри с другой. Кэтрин перевела взгляд на мужа Мюзетты, Брэн-тли Хэннона, стоявшего внизу и огрызком карандаша выстраивавшего в ряд какие-то цифры в маленькой книжке.

Он посмотрел в сторону жены, лицо его нахмурилось, и он еще ниже опустил голову над книжкой. Не только Брэнтли был раздосадован победой Мюзетты. Шарлотта, сидящая с Жоржеттой и Льюисом, наблюдала за ними, уныло опустив плечи. Было больно видеть ее взгляд, устремленный на Рована. Платье цвета бледной лаванды делало ее еще более хрупкой. Шикарные темные волосы, подобранные кверху и уложенные локонами на макушке, казались слишком тяжелыми для ее тонкой, как стебелек, шеи. Под глазами были заметны темные тени, словно она плохо спала или была больна. Кэтрин почувствовала угрызения совести. Она обязательно должна найти время и поговорить с девушкой до окончания праздника. Льюис, напротив, был бодр, надменен и, как обычно, наготове со своими плоскими шутками. Ему было жарко: время от времени он снимал шляпу и обмахивался ею, а рукой приглаживал свои торчащие волосы. Он не будет участвовать в финальном заезде. Он не смог найти, так он сказал, со времени приезда в Св. Фрэнсисвилль подходящую лошадь. Все стоящие лошади принадлежали его дяде, и не имело смысла покупать то, чем можно было бесплатно пользоваться каждый день. По мнению Кэтрин, искренность такого рода была одной из черт характера Льюиса. Она подумала, но не сказала вслух, что племянник Жиля был счастлив придумать причину, чтобы не состязаться с Рованом. Превосходство конюшен Жиля над остальными было доказано. Его лошади выиграли забег на короткую дистанцию и взяли серебряный приз в полуторамильном. Кэтрин подумала — он бы даже не так радовался, если бы пробежал всю трассу на своих ногах. Во время обеда он был в прекрасном настроении и даже выпил несколько рюмок вина с продолжительными тостами, сопровождавшими обильное пиршество.