Восхождение язычника (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Так, вот домовой у них завелся еще в прошлой године. Поначалу вроде несильно бедокурил, то обувку по двору раскидает, то еще чего мелкого. А тут совсем продыху перестал давать. На Марысю, жену Добрыни, чан опрокинул, когда она похлебку готовила, та чудом не обварилась. А в самого Добрыню топором запустил, обухом по голове прилетело. Это они еще как-то стерпели, да и дары ему принесли, чтобы тот успокоился.

У Добрыни сынишка был, Мыкитка, четырех годков. Так домовой его в ведре утопил. На глазах Добрыни и Марыси. Они сына своего из ведра вдвоем вытащить не могли, домовой держал. Пока тот не утоп.

— Ха, наверняка жинка Добрыни и не уследила, да на домового несет, — выдал Томил.

— Если бы, — не согласился Кнес. Марыся, как увидала это, так такой крик подняла, что все соседи сбежались, так что видаков много было.

— И чаго дальше-то было, зачем дом-то спалил? — Гостивит решил поторопить Кнеса.

— Ну Добрыня со знающими людьми поговорил, даже к волхву Рознегу ездил, к родичу Яромира. И тот сказывал, что дом, да и все остальное, сжечь надобно. Вещей из того дома брать не след. А пепелище следует с солью перепахать. Тогда домовому конец и наступит. А Добрыня и так добрым нравом не отличался, а тут еще и первенца погубили, ну он так и сделал. Извел, значится, домового.

— И куда они теперь, на зиму-то, кому они нужны такие? — ну от Томила, я иного и не ожидал.

— Вроде как к Родичам в Староград отправился, ему помогли в дорогу собраться. Возможно, по весне и вернутся, — Кнес пожал плечами.

Мда, вот такая история с домовым, ежели правда это, то не очень он и похож на доброго домашнего духа. Скорее наоборот, злыдень еще тот, с такими же шутками.

— Жестоко, — протянул я. — Вот так сына потерять.

— Так поначалу-то хорошо даже было, он помогал. А у Марыси молоко перестало скисать, да и так по мелочи. А вот как вышло, — добавил Кнес.

— А вы знаете, что после празднества и вашего испытания случилось? — начал Томил. — Мы как раз с отцом спустя два дня приезжали.

— Неа, неа, а что было? — заголосили ребята с интересом.

— Пришлому стало плохо, так его к Снежане и отволокли, не к Рознегу же, не стал бы он помогать. Так она его подлечила, а как ему полегчало, он на нее напал.

— И что, убил, что ли? — раздался голос Хельга.

— Неа, ударил сильно.

— А зачем напал-то? Она же ему помогала? — недоуменно спросил Гостивит.

— Мне откель знать, напал и напал. Может, пограбить хотел, а может, и снасильничать. И нет, не убили Снежану, пришлого ее светлячки на смерть за жалили.

— Фу, она же старуха, — протянул Дален.

— Ну, неудивительно, с такими-то защитниками, — протянул Хельг.

— Эт да, — согласился с ним Кнес.

Светлячки у Снежаны — это местный феномен и совсем даже не насекомые, а я даже и не знаю, как это назвать. Но местные прозвали светлячки, не сильно заморачиваясь, светит и светит. Так чти светлячки, два полупрозрачных шарика размером с кулак взрослого мужчины, которые переливаются синим светом и постоянно таскаются за Снежаной, а точнее, летают рядом с ней. И ежели чем человек им не приглянется, они могут его начать тихонько жалить, пока Снежана не утихомирит. Видимо, и убить своими прикосновениями могут, как выяснилось. И жалят они всем своим телом, словно эдакие летающие медузы.

— И что, что старуха, не баба, что ли, может тоже ласки хочет, — и Томил заржал над своей шуткой.

— Скажешь тоже, баба, — протянул Дален.

— Ну вот смотри, недавно возле Щецина теленок двухголовый родился, я сам видел, по весне, когда с Отцом остатки зерна сбывали, а грят еще, что он молвит человеческим голосом, но то я сам не слышал, врать не буду. А откуда теленок человеческий голос знает, может, от семени людского и народился, тут на корову-то залезли, а ты старая, старая, — и вновь засмеялся.

— То, что теленок, али еще кто, может двухголовым родиться, али с пятой ногой, про-то я слышал, такое бывает, но семя здесь человеческое ни при чем, да и сомнение есть, что от такого союза, — я аж хмыкнул, — вообще народиться кто может.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну, не скажи, мне тятя рассказывал, что когда был молод, в Киеве был, и там медведь девицу скрал и жил с ней как с женой, и от него она понесла, медвежата у нее народились, — начал Хельг. — Кто — то из охотников прознал, да охоту на того медведя устроили, проверили сначала, что не Велес это и не его семени.

— А Велес — это Кто? — полюбопытствовал Гостивит.

— Велес — это лесной бог в том месте, который может медведем становиться.

— Так вот извели того медведя, да и медвежат хотели, так баба. Ну та, которая с ним в берлоге жила, на защиту медвежат встала, своих деток, значится. На охотников кидалась и рычала. Даже княгине Ольге пришлось вмешаться, не разрешила она тех медвежат извести. А они, как подросли, в людей обернулись, а мамка их в охапку и бежать подальше. Вот так. А ты говоришь, не может. — И Хельг поднял палец вверх.

— Ха. Ты же сам сказал, что, когда медвежата выросли, они в людей обернулись. А значит что? Не был тот медведь простым. Может, дух какой в него вселился, а может, и оборотнем был, раз дети его смогли обернуться, — все же не согласился я с ним.

— Да будь оборотнем, он бы охотников порвал на раз, а то бы и обернулся в человека, — высказал свое мнение Кнес. Что же он этого не сделал.

— Ты у меня, что ли, спрашиваешь? Меня там не было, да и в первый раз я об этом слышал. А ежели он обернулся бы в человека, что, думаешь, их бы пощадили, или онохотников срамом своим распугал бы.

Парни улыбнулись моей шутке.

Сейчас я вам, ребята, пару сказок дядюшки Кощея расскажу, а то начали тут, понимаешь ли. Даже хмыкнул в предвкушении.

— Вон у греков тоже всякое было, минотавр, например, — начал я рассказ.

— Греки — это которые ромеи из-под Царьграда? — Кнес проявил осведомленность.

— Ага, почти, так вот был у них, получеловек-полубык, и звался он минотавр.

— Эт как? — с интересом спросил Крист.

— Молчи, холоп, — сразу влез Томил.

— Томил, ты своими холопами командуй, а к моему не лезь, понял? — я недобро на него взглянул.

— Да ладно, Яромир, что начинаешь-то, холоп должен знать свое место.

— Без тебя разберусь, где его место.

Томил промолчал.

— Так вот, получеловек-полубык он был, голова у него бычья, а вот все, что ниже шеи, человечье.

— Вот видишь, а ты же сам говорил, что не бывает от семени человеческого, а сейчас рассказываешь, — Хельг внес свою лепту.

— Не бывает, так вот, этот минотавр родился человеком, а стал таким, после того как его бог проклял, его отец был царем, и богу не понравилось, какие дары он преподнёс в храм на рождение сына. А тогда были времена, когда боги ходили среди людей свободно.

— Так и сейчас ходют, только редко. Родичи рассказывали, когда к отцу приезжали, будто зрели, как Тор с ледяным великаном бился.

Не знаю, что они там зрели, однако видел я твоих родичей, они не просыхали от браги. — мелькнуло у меня в голове.

— Возможно, — я пожал плечами и не стал спорить.

— А еще у греков водились сатиры, получеловек-полукозел, до пояса человек, а ниже козьи ноги с копытами, и на голове были рога. И еще любили женское внимание, как тот медведь, и девок крали.

— Они, как черти, про которых ты рассказывал, да, Яромир? — Гостивит подал голос.

— Не совсем, черти по замужним только, а сатирам было плевать, кого и где, лишь бы возлечь. По характеру на домового похожи, про которого Кнес сказывал. Да и водились только у греков. Но хоть они и были полуживотные-полулюди, свой род от бога вели. И изначально их прародитель к роду людскому отношения не имел.

— О как, а я и не слыхивал, про чуду таку, — Кнес почесал голову.

— Так вот, слыхивал еще, будто жили у греков еще и кентавры?

— А это были что за полулюди? — со смешком спросил Дален.