Роза и лев - Элизабет Стюарт

Джоселин морщила лоб и кусала губы. Почему-то поступки де Ленгли озадачивали ее. Ее пониманию был недоступен их скрытый смысл. Уже по его внешности можно было сделать вывод, что он к женщинам не только не равнодушен, но и сластолюбив. Это легко читалось во всем его облике, в чувственных жестах, в хрипловатом, проникающем в самую душу голосе, в оценивающих взглядах, которыми он окидывал даже такую скромную особу, как Джоселин.

И чему тут удивляться, что этот сластолюбец поспешно уложил в постель податливую Алис. Кроме влюбленности, о которой поется в балладах, а в жизни встречаемой очень редко, и желания заиметь наследника, у мужчин возникают естественные потребности, которые надо вовремя удовлетворять.

Джоселин многое узнала про мужчин, когда ей пришлось самостоятельно управлять Уорфордом. После кончины матери она взяла на себя опеку над служанками, спасая их сперва от невыносимо похотливого бейлифа, которого прислал ее отец, а после, когда от бейлифа ей удалось избавиться, от замковых охранников.

Долгий путь она прошла, прежде чем люди начали принимать ее всерьез. Месяцами она сражалась молча, упрямо не отвечая на вызывающую наглость, на подлые смешки за спиной, на сплетни, подрывающие ее авторитет. Она даже пропускала мимо ушей прямые угрозы физической расправы со стороны людей, посланных отцом управлять этим поместьем.

Она все претерпела. И, несмотря на свою юность и неопытность, победила. Она не отдала поместье в чужие жадные руки. Наоборот, в ее руках достояние приумножилось, и все, кто хоть что-нибудь понимал в хозяйстве, преисполнились уважения к молодой хозяйке. Все… кроме ее отца.

В конце концов, победил именно он. После четырнадцати лет безразличия, редких наездов в поместье, которые вместо радости приносили ей только боль и разочарование, он соизволил вспомнить, что у него, кроме Аделизы, есть еще и другая дочь, уже почти взрослая, выросшая в дикой пограничной местности Уэльса.

Отец явился неожиданно, назначил своего кастеляна управляющим Уорфордом, а Джоселин увез с собой в Монтегью. В этот день она ощутила себя такой же беспомощной, как и в детстве, когда рухнуло в одночасье все, что она любила. То был день кончины ее матери.

Джоселин по опыту знала, что время не лечит душевные раны. Уже восемь лет прошло с того времени, как умерла ее мать, а Джоселин все еще горевала о ней. Единственное, на что было способно время, это заставить смириться с потерей. Так надо! Таков закон. Жизнь должна течь по своему руслу!

Но то страдание, ту непреходящую тоску, что отразилась на лице Роберта де Ленгли, Джоселин восприняла так, что он со своей потерей не смирится никогда.

— Миледи, кажется, уже разрубили последнюю тушу. Я послал своих солдат отоспаться, пока они вам вновь не понадобятся.

Джоселин очнулась от размышлений, когда Джеффри обратился к ней. Очевидно, он был правой рукой де Ленгли.

— Да, ваши люди мне больше не нужны. Я имею в виду, конечно, лишь эту ночь.

— Я вас понял, — Джеффри устало улыбнулся. — Днем предстоит еще немало работы. Мои парни в полном распоряжении миледи.

Он хотел было удалиться, но Джоселин окликнула его.

— Как давно скончалась супруга милорда?

На лице Джеффри появилось странное выражение.

— Почему вы спросили меня об этом? Джоселин густо покраснела и была рада тому, что вокруг царил мрак.

— Я не собираюсь вторгаться в чужие тайны… — Она с трудом подыскивала слова. — Почему-то я разгневала вашего господина, когда спросила его о жене… Я, вероятно, поступила бестактно… Я не знала, что ее нет в живых. Поверьте, я не хотела сыпать соль на его рану. Пожалуйста, передайте милорду мои извинения.

Сэр Джеффри мрачно уставился на носки своих сапог.

— Я это сделаю… при случае. — Он вскинул голову и добавил: — А впредь, мадам… чем меньше будет разговоров о леди Маргарет, тем лучше. Она умерла три года тому назад.

Три года назад! И воспоминание о ее смерти приводит такого мужчину, как Роберт де Ленгли, в состояние, описать которое Джоселин не могла. Он был страшен, когда она упомянула ее имя.

— Я понимаю, — тихо произнесла она.

— Вам следует знать еще и о том, что у лорда был сын Адам. Он прожил на свете четыре года. Замечательный малыш…

Сэр Джеффри колебался, не зная, стоит ли продолжать свой рассказ.

— С тех пор, как мы похоронили его, у нашего милорда на сердце камень. Я бы просил вас не упоминать при нем о сыне.

— Сколько потерь он пережил! — воскликнула она сочувственно.

Молодой воин молча поклонился, оценив ее благородный порыв. Он был суров и сдержан, но в каждом его слове угадывалось желание в любых обстоятельствах уберечь своего господина. Как редка была в те времена подобная преданность!

— Не сердитесь на меня, сэр. Не надо смотреть на меня так сурово. Хоть я и ношу фамилию Монтегью, я не причиню вреда вашему господину.

Сэр Джеффри тут же смягчился.

— Простите, миледи, если я чем-то задел вас.

Джоселин склонила голову, как бы принимая его извинения.

— Уводите своих людей на отдых, сэр Джеффри. Через несколько часов работа возобновится, так что пусть немного поспят.

Добравшись до постели, Джоселин ощутила, что все ее тело налилось свинцовой усталостью и промерзло до костей. Она навалила на себя все одеяла, какие нашлись в комнате, и попыталась забыться сном. Но, как и в прошлую ночь, перед ее глазами возникал призрак Роберта де Ленгли.

Следующий день был опять наполнен трудами. Визг закалываемых свиней терзал слух, вид окровавленного мяса вызывал тошноту. В живых оставили немного скота на развод.

Роберт де Ленгли, облачившись в кольчугу и оседлав своего серой масти боевого коня, отправился в лес с группой вооруженных людей. Он намеревался провести там целый день, расставляя посты наблюдателей, на случай возвращения войска Монтегью, как ненароком узнала Джоселин из разговоров на кухне.

К полудню Джоселин уже вконец измоталась, а во двор все загоняли свиней, обреченных на забой. Мужчины заталкивали визжащих и хрюкающих животных во временные загоны, где вся эта масса, сдавленная в тесном пространстве, ожидала своей очереди идти под нож.

Внезапно часовой, занимавший пост на стене, что-то выкрикнул, и солдаты, разбрызгивая кровяные лужи, поспешили занять свои позиции в амбразурах.

Мост был мгновенно опущен, решетка ворот поднята. Роберт де Ленгли со свитой проскакал по мосту и ворвался во двор.

— Монтегью совсем близко!

Новость всколыхнула всех, словно пламя сухую солому.

Джоселин отложила разделочный нож, подошла к чану с водой и вымыла руки. Те самые люди, с которыми она еще минуту назад трудилась в поте лица, теперь как-то странно поглядывали на нее.