На музыке. Наука о человеческой одержимости звуком - Дэниел Левитин

произвольно. Он может даже взять ноту, не входящую в музыкальную гамму, скажем где-нибудь между до и до-диезом, и почти никто не обратит на это внимания. Попробуйте петь «С днем рождения тебя» три раза в неделю, и, возможно, всякий раз у вас будет получаться новый набор нот. Каждая версия песни окажется транспонированной относительно других.

Представители гештальтпсихологии — фон Эренфельс, Макс Вертгеймер, Вольфганг Кёлер, Курт Коффка и др. — интересовались проблемой конфигурации, то есть того, как отдельные элементы собираются в единое целое, отличное от суммы составных частей и не поддающееся толкованию при разложении на части. Слово «гештальт» вошло в английский язык для обозначения единой целостной формы, применимой как к художественным, так и к нехудожественным объектам. Например, подвесной мост можно воспринимать как гештальт. Функции и способы использования моста непросто понять, если рассматривать отдельно тросы, фермы, болты и стальные балки. Лишь когда они все вместе образуют конечный объект, мы можем понять, что это мост и что он отличается, например, от строительного крана, собранного из тех же деталей. В живописи взаимоотношение между элементами также формирует наше восприятие конечного художественного произведения. Классический пример — лицо: «Мона Лиза» не была бы тем, чем является, если б ее глаза, нос и рот, хоть и написанные как в оригинале, располагались в разных частях холста.

Гештальтисты задавались вопросом, каким образом мелодия, состоящая из набора определенных нот, сохраняет свою индивидуальность и узнаваемость, даже если изменить все ноты. Это был тот случай, когда ученые не сумели вывести удовлетворительное теоретическое объяснение, — неоспоримый триумф формы над элементами, целого над частным. Можно исполнять мелодию с любым набором нот, и до тех пор, пока отношение между ними остается неизменным, это будет та же самая мелодия. Даже если сыграть ее на разных инструментах, люди все равно ее узнают. Если исполнить ее в два раза медленнее, или в два раза быстрее, или выполнить оба эти преобразования одновременно, слушатели все равно без труда узнают оригинальную песню. Гештальт-школа была создана для решения этого конкретного вопроса. И хотя входившие в нее ученые так и не ответили на вопрос, они внесли огромный вклад в наше понимание того, как организованы объекты в визуальном мире, с помощью определенного набора правил, которые преподают на любом курсе введения в психологию, — принципов гештальт-группировки.

Альберт Брегман, когнитивный психолог из Университета Макгилла, за последние 30 лет провел ряд экспериментов, чтобы вывести аналогичные принципы группировки в восприятии звука. Теоретик музыки Фред Лердал из Колумбийского университета и лингвист Рэй Джекендофф из Брандейского университета (сейчас он преподает в Университете Тафтса) работали над проблемой описания правил, подобных грамматическим, которые определяют музыкальную композицию и включают принципы группировки в музыке. Нейрональная основа этих принципов еще не полностью изучена, однако благодаря серии сложных поведенческих экспериментов мы узнали многое об их природе.

В восприятии визуальной информации принцип группировки — это способ объединения или разделения зрительных элементов в нашей целостной картине мира. Группировка — отчасти автоматический процесс, а значит, в основном она происходит быстро у нас в мозгу без нашего сознательного участия. Ее можно описать как проблему выбора «что с чем» в нашем поле зрения. Герман фон Гельмгольц, ученый XIX века, который заложил основы науки о слухе, описал группировку как бессознательный процесс, включающий в себя умозаключения или логические выводы о том, какие объекты в мире, вероятно, окажутся связаны в нашем восприятии на основании ряда их особенностей или свойств.

Если вы стоите на вершине горы и перед вами открывается красивый разнообразный пейзаж, вы, возможно, опишете несколько гор, озеро, долину, плодородную равнину и лес. Несмотря на то что лес состоит из сотен и тысяч деревьев, в нашем восприятии они образуют единую группу, отличную от других объектов в поле зрения, — не обязательно потому, что мы знаем кое-что о лесах, а потому, что у деревьев сходные свойства формы, размера и цвета, по крайней мере если рассматривать их в сочетании с равнинами, озерами и горами. Однако, если вы окажетесь в лесу, где растут разные деревья, вы увидите, что гладкая светлая кора ольхи заставляет ее выделяться в отдельную группу по сравнению с сосной, у которой кора темная и рельефная. Если я поставлю вас перед отдельным деревом и спрошу, что вы наблюдаете, вы, вероятно, сосредоточитесь на его деталях: коре, ветках, листьях (или иголках), насекомых и мхе. Когда мы смотрим на газон, обычно мы не видим отдельных травинок, но можем их рассмотреть, если сосредоточим на них внимание. Группировка — это иерархический процесс, и то, как наш мозг строит разные группы, зависит от очень многих факторов. Одни из них присущи самим объектам: форма, цвет, симметрия, контраст и свойства, которые касаются непрерывности линий и краев. Другие факторы — психологические, то есть они формируются сознанием, когда, например, мы сосредоточиваемся на чем-нибудь, когда у нас есть память об этом объекте или о похожих на него и ожидания относительно того, что с чем связано.

Похоже, группируются даже сами эти факторы. Объект с чем-то объединяется, а с чем-то нет. Большинство людей не способны разделить звучание двух скрипок в оркестре или двух труб — они сливаются. Фактически весь оркестр может образовать в нашем восприятии единую группу — или поток, в терминологии Брегмана, — в зависимости от контекста. Если вы слушаете концерт на улице и там одновременно играет несколько ансамблей, звуки оркестра впереди в слуховом восприятии сольются в единое целое и отделятся от звуков оркестров позади вас и сбоку. Направив внимание усилием воли, вы можете сосредоточиться лишь на скрипках оркестра впереди, подобно тому как мы сосредоточиваемся на беседе с одним человеком в комнате, где разговаривает много людей.

Один из случаев слуховой группировки — соединение множества различных звуков, исходящих от одного музыкального инструмента, в целостное восприятие этого инструмента. Мы не слышим отдельных гармоник гобоя или трубы, мы слышим гобой или трубу целиком. Это тем более замечательно, если представить, как гобой и труба звучат одновременно. Наш мозг способен анализировать десятки различных частот, которые улавливают наши уши, и правильно их группировать. Мы и понятия не имеем о десятках эфемерных гармоник каждого инструмента и при этом не воспринимаем оркестр как единый гибридный инструмент. Наш мозг сам создает отдельные образы гобоя и трубы, а также их совместное звучание, и это составляет основу нашего понимания тембральных сочетаний в музыке. Вот о чем говорил Пирс, когда восхищался тембрами рок-музыки: электрический бас и электрогитара, играющие вместе, воспринимаются как два отдельных инструмента, однако