Зумана - Е. Кочешкова

"Слуга Ваэльи", — узнал его Шут.

Парень вежливо, но без особой расторопности поклонился и, подойдя к полкам с книгами, принялся искать что-то, перебирая корешки фолиантов так уверенно, точно они были его собственными. Шут с любопытством разглядывал слугу, пытаясь понять, каков этот человек и почему он позволяет себе подобное. Ваэлья ничего не рассказывала о нем, только порой, беседуя с другими обитателями дома, упоминала имя парня — Раол… Шут плохо помнил его, хотя и видел прежней зимой.

Мало ли, что там за слуга у наставницы? Сегодня есть, завтра нет. Тогда ему было вовсе не до знакомств с челядью наставницы.

Парень, судя по всему, никак не мог найти искомое, и Шут не то догадался, не то на ухо кто шепнул…

— Эй, — дружелюбно окликнул он слугу, — тебе не это случайно надо? — и показал ту самую книгу, которую так и не осилил дальше первой страницы.

Раол нахмурился. Разглядев пухлый томик в руке у Шута, он кивнул, но не подошел, а оставлся стоять у полок. Лицо слуги отразило всю палитру эмоций от разочарования до привычного Шуту небрежения, которое у парня не достало умения скрыть.

Странно. Уж этому человеку господин Патрик при всем желании не успел бы попортить жизнь. Раола, в отличие от старого добряка Пера, ни разу не просили возиться с хворым гостем Ваэльи. А в прошлый раз, только познакомившись с ведуньей, Шут видел молодого слугу всего несколько раз, да и то все больше издали.

Может просто он по природе своей такой хмурый?

Шут встал сам и протянул книгу:

— Возьми. Мне все равно сейчас не нужно, — увесистый томик заметно подрагивал в его вытянутой руке. А Раол стоял, будто примерз. — Ну как хочешь, — Шут пожал плечами и, оставив книгу на столике у кресла, направился к двери. Он не испытывал никакой радости уговаривать этого чудака, да и вообще находиться с ним в одной комнате.

"Ваэлья, похоже, много ему позволяет, — подумал он, покидая гостиную. — Ну, да это не мое дело".

Шут вернулся в свою комнату и, отыскав по углам вчерашние луковицы, принялся отрешенно подбрасывать их. Руки его стали несколько послушней, а траектории полета «шариков» уже не походили на результат нервных конвульсий. Впрочем, до нормального узора было еще так же далеко, как до прыжков через голову и здорового цвета лица.

Но Шут об этом не думал.

"Я могу, — говорил он себе, посылая очередную луковицу в полет. — Я могу".

Эта мысль становилась его молитвой.

"Я могу"

Но, в конце концов, уставшие пальцы не удержали скользкую головку, и та упала, по обыкновению закатившись под кровать. Шут вздохнул и наклонился, чтобы поднять беглянку. Однако в тот момент, когда он протянул руку к луковице, в глазах у него резко потемнело, а цветной половик, сшитый из таких же лоскутов, как одеяло, вдруг крутнувшись, ринулся навстречу. Шут едва сумел удержаться на ногах, вцепившись в край своей постели. Он с досадой помянул демонов и аккуратно сел на пол. Несколько минут пришлось просто хлопать глазами, в ожидании, пока исчезнут из поля зрения острые колючие искры.

— Вот так… — пробормотал Шут, осторожно поднимая голову. Вставать с половика было боязно. Ему очень не хотелось, чтобы фокус с головокружением повторился. С другой стороны — сидеть так посредь комнаты тоже не в ходило в его планы. Упаси боги, явится еще матушка Кера и застанет в таком виде. Начнет причитать на весь дом. И даже этот сыч Раол услышит, что болезный господин Патрик опять изволили всех напугать своей немочью.

Шут не сдержал смешок, представив брезгливое выражение на физиономии молодого слуги. Но смех — смехом, а на самом деле ему вовсе не хотелось напоминать всем о своей слабости. Крякнув, Шут поднялся, стряхнул луковую шкурку, приставшую к ладони, и вдруг замер, настигнутый мыслью, которая должна была прийти ему в голову еще в обед, но отчего-то подзадержалась…

"Зачем оставаться на Островах? — думал он с нарастающей радостью. — Что меня держит здесь?"

Шут озадаченно посмотрел на свое отражение в зеркале, будто ища ответа у того тощего человека с темными синяками вокруг глаз. У этого бледного незнакомца, что насмешливо кривил губы по другую сторону стекла.

"Да… красавчик, — подумал он, показывая язык двойнику, который, разумеется, ответил тем же. — Барышни из Чертога в обморок попадают от восторга, когда увидят своего дорогого господина Патрика… А впрочем, я давно уже им не дорог"

Но и на Островах его в самом деле ничто не держало.

Кроме того, Шут подозревал, что нескоро попадет во дворец к Руальду. Нечего там делать без мальчишки. Да, все обвинения с королевского дурачка сняли, Шут это знал. Но понимал и другое — появление в Золотой все равно повлечет за собой многочисленные допросы, которые может и назовут из вежливости как-нибудь иначе, но сути малоприятных бесед это не изменит… А что он скажет? Поведает о неведомых магах, чьи лица были сокрыты масками? Глупо… Кто в это поверит? Всем известно, что такие маги только в детских сказках остались. Да и зачем это, мол, они так с вами обошлись, господин Патрик? Чем беглый шут так поднапакостил могущественным колдунам?

Нет… как ни крути, а отчитываться перед Торьей Шут не испытывал ни малейшего желания! И уж вовсе не представлял, как посмотрит в лицо королю… Знал, что груз вины и без того едва выносимый, раздавит его окончательно, когда он увидит полные безысходной тоски глаза Его Величества.

Но Шут скучал. Сильно скучал по Руальду. И боль короля, стоило лишь задуматься о нем хоть на миг, чувствовал так остро, будто все еще был связан со своим другом невидимой нитью.

Слишком нестерпимая боль, чтобы впускать ее в себя, где и своей-то невыносимо много…

Так что Шут старался пореже вспоминать о Руальде. Как бы сильно ни тосковал о нем.

На следующее утро он проснулся от запаха лука, который распространялся не иначе как из-под кровати. Вероятно, вчерашний «мячик» основательно пострадал при падении и за ночь его мятые бока успели подгнить, ибо в комнате стараниями матушки Керы всегда было тепло.

Шут поморщился и, потирая сонные глаза, выполз из постели. Опустившись на четвереньки, он заглянул под кровать и вытащил причину своего малоприятного пробуждения. Сердясь на себя и на луковицу, он открыл окно и зашвырнул злополучный овощ прямо в сад, где тот бесследно канул в сугроб. Однако уже в следующий момент Шут словно очнулся… Он рассмеялся над собой и, сладко потянувшись, возблагодарил богов за утро, которое началось с луковой вони. Пусть запах был противен, но сам факт такого пробуждения означал, что силы вновь возвращались к нему. Прежде Шут спал до полудня, не взирая ни на яркий солнечный свет, ни на гомон детей за окном, ни даже на появление в комнате Ваэльи, которая, как выяснилось, все эти дни приходила и потихоньку лечила его, пока Шут блуждал по обрывочным дорогам чужих жизней. Она призналась в этом только вчера вечером, когда они на пару наслаждались вином у очага гостиной. Шут даже не удивился, однако от смущения едва не уронил кубок и долго смотрел только на свое отражение в его мерцающей рубиновой глубине, не решаясь поднять глаза. В тот момент он отчаянно силился понять, чем же заслужил такую заботу. Но спросить об этом постеснялся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});