Ах, Мишель, Мишель!.. - Натали Рамон

У нас был столик на шестерых — мы с Мишелем, Эдит, Макс и двое наших мальчишек, кстати сказать, последние трое сотрапезников с особым энтузиазмом уплетали спагетти всех цветов. Вернее, два столика были сдвинуты вместе возле самой эстрады, с которой сейчас немолодой тенор в сопровождении еще более престарелых гитариста и скрипача старательно умолял вернуться в Сорренто. Периодически, словно вспоминая о своем существовании, пару трелей на флейте, и не всегда к месту, выводила пухленькая смуглая девчушка лет двенадцати, вероятно, внучка кого-то из артистов.

— Да, господа, повезло, — повторил Мишель, рассматривая на свет кьянти в своем бокале, — необыкновенно повезло с ночной няней. — Он повел бровью и залпом осушил бокал.

— Браво, папаша Сарди! — Селестен пару раз хлопнул в ладоши. Причем именно в тот момент, когда приглашение в Сорренто окончилось. — Браво!

Вероятно, тенор решил, что аплодисменты предназначены ему, и а капелла выдал последний куплет. Да так молодо и задорно, что удостоился одобрения других столиков.

— Наконец-то, пап, ты понял это.

— Почему «наконец-то»? Я всегда говорил…

— Да ладно, па! Ты же только огрызаешься на нее все время. Она тебя до смерти боится, даже не выходит при тебе из детской. — Селестен уверенно взял кувшин и налил отцу и себе.

— Селестен, по-моему, ты увлекся, — заметила я.

— Ничего страшного, Полин, — сказал Макс, протирая пальцами стекла очков.

До чего же он все-таки похож на сына Эдит! Просто родной отец ее Бернара: и всклокоченные кудри, и очки, и такая же коротенькая, коренастая фигура.

— Мальчишки с нами, не в притоне же каком-нибудь. Слабенькое домашнее винцо. Налейте-ка, шевалье, мне и мсье Бернару. А также моей прекрасной даме Эдит. ~ Макс счастливо улыбнулся и, не мигая, уставился на ее почти нетронутый бокал. Очки криво сидели у него на носу. Оказывается, Макс был уже прилично подшофе. И когда он успел набраться? — Ты не пьешь, моя дама. Ты совсем не пьешь… Значит, нам скоро тоже понадобятся услуги ночной няни? — Он протянул руку и игриво потрепал Эдит по щеке. — Да? Я скоро стану папой? Да, моя прекрасная дама?

— Прекрати, Макс! — вспылила Эдит и запечатлела звонкую пощечину на его щеке. — Ты пьян! Как ты мог? При детях. При своих же учениках…

— Да, я пьян, господа и дамы! — Макс неловко поймал ее руку и умудрился поцеловать, правда, не с первой попытки. — Я пьян от счастья! — провозгласил он вполне трезвым тоном.

Я так и не поняла: валял ли он дурака, или пощечина Эдит возымела столь освежающее действие? Но с соседних столиков на нас уже опасливо поглядывали, а музыканты перешептывались с официантом, показывая на нас глазами.

— Господа, за нас! За нашу будущую семью! За новых братьев и сестер Бернара!

— Ма-а-акс, — с осуждением протянула Эдит.

— Мам, пожалуйста, — наконец-то подал голос Бернар. — Отстань от него. Макс не пьян. Просто сегодня он очень-очень веселый. Это ты вечно всем недовольна!

— Значит, Макс хороший, а я плохая?

— Я этого не говорил!

— А ты скажи, скажи!

— Прекрати, Эдит, — попыталась остановить ее я. — А то мы сейчас уйдем, на нас и так уже давно все смотрят.

— Да, смотрят, — поддержал меня Мишель. — Мы так радовались, что у вас с Бернаром наконец-то все складывается счастливо, а ты устраиваешь сцену! Публичную сцену! Уходим, Полин, Селестен?

Эдит поджала губы.

— Извините нас, господа, — смущенно попросил Макс. — Останьтесь. И расскажите нам с Бернаром про няню. Нам ведь наверняка тоже скоро понадобится!

— Она — классная тетка! — с полным ртом заявил Селестен. Услышав, что мы собрались уходить, наш сынок принялся стремительно запихивать в себя остатки спагетти.

— Прожуй сначала, — сказала я.

— Мам, но она ж, правда, классная! Просто супер! Я ведь тебе говорил, Бернар, она учит меня нотной грамоте. И я с ходу все понял! Тон, тон, полутон, два тона, полутон! И про терции, квинты и кварты!

— Потрясающе, — вздохнул Макс. — Для меня все это недосягаемая галактика!

— Ну так! Наша няня — профессиональная музыкантша, — гордо пояснил Мишель, словно присутствие в доме Мадлен являлось его собственной выдающейся заслугой. Впрочем… — А как она поет! Полин говорит, что она поет наизусть всякие классические хиты! А как относится к детям! В наше время это большая редкость.

— Выходит, ты, папочка, до сих пор делал вид, что ее не выносишь? — прищурился Селестен. — А на самом деле?

— Да, — сказала я. — Ты ведь даже стараешься не заходить при Мадо в детскую.

— Что тут объяснять. Мне хочется поцеловать и потрогать не только малышек, но и жену. Не могу же я обниматься с ней при постороннем человеке!

— Ой, пап! Я все понял! — хохотнул сын. — Ты просто положил глаз на Мадо, а она не отвечает взаимностью!

— Ты что несешь, балда! Эх, не дотянуться, чтобы дать подзатыльник! Чтоб я положил глаз на эту бесцветную особу?

— Да ладно, па. Бесцветная не бесцветная… Она ужасно хорошая. И мама подтвердит. В Мадо просто невозможно не влюбиться, как, например, в мсье Валанси! Ну ведь правда же?

— Правда, — тихо произнес Бернар. — Ты классный, Макс!

Явно польщенный классный Макс расплылся в улыбке.

— Только ты больше не играй в пьяного мушкетера. Мама иногда совсем не понимает шуток. Я тебя предупреждал давно.

Эдит открыла было рот, но я не дала ей выдать очередную порцию недовольства.

— Кстати, совсем забыла рассказать, — как бы вспомнила я. — Мы тут болтали с Мадо о том о сем, и вдруг выясняется, что она твоя давняя подруга, Эдит. Да не смотри на меня так! Вы же с ней соседи.

— Мам, ты дружишь с соседями? — ошалел Бернар.

— Я? — Эдит судорожно сглотнула, а Мишель вдруг часто-часто захлопал глазами.

— Нет, Бернар, — сказала я. — Твоя мама дружила с Мадо давно, в детстве. Она жила со своей бабушкой в том же доме, где до сих пор обитает Мадлен.

— А, там, в доме на площади Виктора Гюго? Да, мам? В квартире, которую мы теперь сдаем какой-то фирме?

— И она до сих пор живет там? — очень старательно удивилась Эдит. — Надо же! Я там бываю периодически, но ни разу не сталкивалась с Мадо. А как она выглядит?

Я пожала плечами, наслаждаясь натужным враньем подруги.

— Наверное, очень изменилась… — предположила она. — Я ведь не видела ее лет тридцать, а то и больше, пожалуй.

— Мам, это здорово! — заинтересовался Бернар. — Столько лет! Вам обязательно нужно встретиться. Как в кино! Тридцать лет спустя! Тридцать лет!

— Я обязательно загляну к Мадо. Как-нибудь. Когда поеду туда за квартплатой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});