Ты моя надежда (ЛП) - Винтерс Уиллоу

— Я не знаю, что и думать о тебе сейчас.

Я останавливаюсь на полпути и поворачиваюсь к нему лицом, опираясь руками на кресло.

— Я тоже, — говорю я едва слышно.

— О чем ты говоришь? — спрашивает он, прежде чем переводит взгляд на дверь. На этот раз я знаю, почему появляется эта улыбка. Это потому, что он хочет избавиться от меня. Он покончил со мной. Самое время.

— Ты убил мою мать, — произношу я, выдвигая обвинение в открытую.

— Я этого не делал. Не могу поверить, что ты мог так думать.

Я смотрю на него, слыша, как фальшиво звучат его слова.

— Есть разница между убийством своих и защитой.

Голос моего отца становится жестким, и сначала я думаю, что он оправдывает ее убийство, но потом я понимаю, что он говорит об Эйвери.

— Твоя мать причинила мне боль, — говорит он и наклоняется вперед, прижимая руку к груди, когда добавляет, — но я любил ее. Я бы никогда так с ней не поступил. Или с тобой.

— Я тебе не верю, — произношу я ему. — Я думаю, что ты убил ее, и полагаю, что ты хочешь смерти Джулс.

— Ты держишь ее под контролем, не так ли? — говорит мой отец, хотя он чертовски хорошо знает, что это не так.

После прошлой ночи весь город говорит об этом, и теперь Лиам — тема дня, а не она или я. Но три человека знают, что на самом деле произошло прошлой ночью.

Джулс. Я. И мой отец. Он знает, что она хочет уйти от меня. Он просто не знает причину.

Отец не ждет ответа, вместо этого выдвигает ящик стола и лезет внутрь, роясь в бумагах.

— Я заглянул в бухгалтерские книги Лиама и финансы.

Он бросает бумаги с глухим стуком на стол, а затем захлопывает ящик.

— Ты не мог бы присесть, Мейсон? Ты меня убиваешь, — говорит он и машет руками в воздухе. — Просто успокойся.

— Успокойся? — спрашиваю я его, прежде чем проглотить боль, зажимаю пальцами переносицу и закрываю глаза. Я никогда не чувствовал себя так. Только потому, что суровая реальность никогда не открывалась мне так ясно.

— Мейсон, — отец произносит мое имя, как будто это мольба, — я обещаю тебе, что буду защищать тебя. Если это включает в себя защиту Джулс, я это сделаю. Ты мой сын. Мой единственный и неповторимый, и единственное, ради чего мне стоит жить.

— Что бы на тебя ни нашло, — продолжает мой отец, разрывая зрительный контакт и качая головой. — Я сказал, что сожалею об Эйвери, — добавляет он и сжимает губы в тонкую линию.

— Тебя здесь не было, когда она появилась. — Он поворачивается на стуле и смотрит в окно. — Или Андерсон.

Он проводит рукой по лицу и смотрит на городской пейзаж.

— Есть выбор, который мы делаем, и который нужно делать быстро. — Он тяжело сглатывает. — Я только пытался защитить тебя.

Наконец я медленно сажусь напротив него и жду, когда он повернется ко мне лицом.

— Не надо. Прекрати защищать меня, — я медленно качаю головой и выдерживаю его взгляд. — Мне не нужна вот такая твоя защита.

— Ну, возможно, это поможет, — говорит он, пододвигая бумаги ко мне. — Лиам Олсен в полной яме, и его жизнь разваливается на части.

Я нерешительно просматриваю стопку документов, приподнимая угол верхнего листа, чтобы посмотреть следующий, а потом следующий и следующий. Все это копии счетов за последний год.

— Нам нужно поговорить о том, что произошло прошлым вечером накануне гала-концерта.

Мне требуется мгновение, прежде чем понять, что он говорит о человеке с пистолетом. Злоумышленник со шприцем. Явное убийство.

— Кого-то наняли, чтобы убить Джулс. Я не знаю, кто и почему, но это было покушение.

— Ты уверен? — спрашивает меня отец.

— Он мог убить меня, он мог увернуться, когда я гнался за ним, и выстрелить в меня. Но опять же, он мог убить и Джулс.

— Тогда почему он этого не сделал?

Я помню шприц, героин. Я ерзаю на стуле, глядя на отца.

— У него был шприц. Он не хотел, чтобы убийство выглядело очевидным.

Выражение лица моего отца не меняется.

— Шприц?

— Наполненный героином, — уточняю я, и на этот раз он прерывает зрительный контакт. Он одергивает куртку и откашливается, явно чувствуя себя неловко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Твоя мать…, — начинает он, но тут же замолкает. Я даю ему минуту, снова вспоминая, как моя мать лежала на кафельном полу в ванной. — Так вот откуда это дерьмо?

Его вопрос пронизан притворным гневом. Больше всего на свете это похоже на попытку обойти молчанием его печаль.

Я киваю, не веря в то, что смогу ответить вслух. Он кивает, хотя и не смотрит мне в глаза.

— Твоя мать… — начинает он снова и тут же останавливается. Он отмахивается от этой мысли, качая головой и полностью прекращая обсуждение. Я никогда не видел своего отца таким потрясенным.

— Я не вижу, чтобы кто-то, кроме Олсена, мог желать смерти тебе или Джулс. Даже если бы это было из-за денег, то я ясно дал ему понять, что долг передо мной недействителен. Так что твое убийство, скорее всего, было бы связано с какой-то ссорой между вами двумя.

Он, наконец, снова смотрит мне в глаза.

— После прошлой ночи между вами двумя должно быть что-то…. Несомненно.

Я не знаю, что заставило Лиама пойти за Джулс прошлым вечером. Я не думал, что он способен на такое. Высокомерный осел, да. Но мужчина, способный обидеть женщину? Я раздражаюсь от этой мысли. Любой мужчина, который сделал бы что-то подобное, нельзя называть мужчиной.

— Если не Олсен, то кто же еще?

У меня волосы встают дыбом, по коже пробегает холодок. Я сомневаюсь, что расскажу своему отцу об Андерсоне всю правду. У меня больше никого нет, я прижат спиной к стене, и это ради Джулс. Я бы сделал все для Джулс. Если это означает признание в убийстве убийце, пусть будет так.

— Я убил Джейса Андерсона, и кто-то об этом знает, — говорю я и смотрю ему в глаза.

Я жду реакции, и единственное, что получаю — он морщит лоб, наклоняет голову набок, размышляя.

— Понятно, — произносит он через мгновение и снова отворачивается, стучит ногой по полу, раздумывая. — Из-за Эйвери, я полагаю?

Я киваю. У него хватает достоинства выглядеть пристыженным на долю секунды.

— Ты не любил ее и не хотел. Ты часто мне об этом говорил.

— Это не значит, что правильно, — говорю я и хватаюсь за подлокотники, чувствуя, как во мне поднимается гнев, но отец поднимает руки одновременно в знак защиты и понимания.

На мгновение становится тихо, и только слышно тиканье часов, отсчитывающих секунды. Мой отец осознает правду о том, что произошло. Наконец, он поднимает глаза.

— Ты мог бы прийти ко мне.

— Я был зол на тебя, — произношу я, и вижу, что его глаза вспыхивают негодованием.

Как будто сейчас он сложил все кусочки воедино.

— Вот почему Джулс пошла в полицию? Она знает?

— Да.

Я проглатываю комок в горле.

— Кто еще знает? — спрашивает меня отец, к счастью, оставляя наши с Джулс проблемы за рамками разговора. — И что именно они знают?

— Не знаю, — говорю я, и он щелкает языком по небу. — Джулс получила анонимное письмо.

Бумага лежит в моем бумажнике, пока мы разговариваем, но я не показываю ее ему.

— Это было предупреждение, чтобы она убиралась от меня подальше.

— Кто-то знает, что ты убил Джейса, предупредил ее, чтобы она держалась от тебя подальше… но потом попытался убить ее? — спрашивает отец в замешательстве.

Я киваю головой, полностью понимая отсутствие логики.

— Я не думаю, что они планировали что-то делать, когда дело дошло до Андерсона. Они только сказали Джулс, чтобы отомстить мне. А потом попытались ее убить, чтобы замести следы.

— Кто мог это сделать? — спрашивает отец.

Я про себя думаю, что именно ты, но не произношу это вслух. Хотя мне и не нужно этого делать.

На его лице появляется выражение недоверия, прежде чем он полностью поворачивается в своем кресле и открывает дверцу шкафа. Я смотрю в отражение стекла, отчетливо вижу сейф и, более того, цифры комбинации, которую он набирает.

Это та же комбинация, которая была у него в гараже, когда я был ребенком. Я отрываю взгляд от отражения, когда он снова смотрит на меня, держа в руке стопку фотографий, и пинком ноги захлопывает дверцу сейфа, а затем и шкафа.