Рейтинговые книги
Читем онлайн Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина - Астра

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 85

— Мы долго говорили о прогрессе рода человеческого, коего он провозгласил себя руководителем и знаменосцем. Он живет отшельником, в обществе появляется редко. Тем не менее, в его кабинете толпятся по понедельникам как «тузы» английского клуба, так и модные дамы, генералы. Все считают себя обязанными явиться в келью сего угрюмого мыслителя и хвастаться потом, перевирая какое-нибудь словцо, сказанное им на их же счет. Он очень хорошо дает чувствовать расстояние между им и ними. Были там и молодые люди, странная помесь полнейшей пустоты и огромных притязаний. Когда заговорили, что привычка есть основание всякого чувства, тут-то я излил желчь на это стадо бездушных существ.

— Браво, Мишенька!

— Между прочим, Николай, Чаадаев не любит признавать превосходство других.

— Не твое ли, друг мой?

Мишель не ответил и стал напевать мелодию из «Роберта-Дьявола». Потом с высоты своего роста наклонился над погрустневшим Белинским и вкрадчиво произнес.

— А знаешь ли, Висяша, что господин Чаадаев готовит для тебя сюрприз.

Виссарион вскинул глаза.

— Для меня?

— Он работает над «Философическими письмами», кои намерен разместить, вероятно, в «Телескопе» Надеждина.

— У нас? В каком нумере, он не сказывал? Это загодя делается. Я бы знал.

— Значит, еще не готово. У нас была длительная беседа. Мы простились далеко заполночь.

— Означает ли это, что тебя-то, Мишель, он отличил? — Станкевич весело блеснул глазами.

— И все потому, что я, подобно Коту Мурру, кушал с большим аппетитом, — отшутился Бакунин.

— Умеешь ты, Мишенька, явиться с лучшей стороны и не ударить в грязь лицом, — хлопнул его по спине Белинский, подымаясь.

Часы пробили полночь.

— Пора по домам? До завтра, Николай!

Слуга вышел посветить им за дверью. Они спустились по лестнице со второго этажа и вышли на Дмитровку. Редкие фонари тускло освещали темную рыхлость мартовских сугробов, замешанную вместе с конским навозом. Завернутая в теплый плащ длинная фигура Бакунина и низкорослый Белинский в картузе и еще в студенческой шинели двинулись вниз, чтобы разойтись на Петровке. Первому — насквозь вниз и вверх, к Мясницкой на Басманную, другому тут же, в переулок.

— Висяша, не надобно ли тебе денег? — спросил Мишель. — Мне прислали. Сколько хочешь?

— Сколько можешь?

— Сто пятьдесят рублей.

— Ого! Давай. На какой срок?

— Бесконечность.

Они расстались. Белинский заспешил на свою квартиру к двум братьям, которых выписал из дома, из Чембара, чтобы оградить от семейного безобразия и подготовить в университет. Уроки истории давал им сам Станкевич, грамматику и словесность втолковывал Виссарион, математике учил Бакунин. Отроки были бойкие, но запущенные, уже познавшие вкус вина и хмельного разгула. Кроме статей, рецензий, уроков и прочего, Белинский составлял учебник «Грамматики русского языка», где вводил собственные разделы и деления, и который намеревался издать за хорошие деньги. Деньги, деньги… О, как он знал им цену! Но знал и себя, собственные загулы со швырянием денег целовальникам и румяным московским девкам.

Мишель отшагал уже половину пути, поднявшись к Лубянским улицам, на Мясницкую. Что-то странное происходило в нем. Все было смешано в душе, мысли, чувства и чувственность, как будто он возвратился в первобытный хаос мироздания. Все превратилось в болезненное страдательное положение. В его существе вдруг очутился какой-то нежданный, непонятный объект, а субъект уже начал сбиваться. Туманом и болью заволоклось существование, но бежать было можно, и мыслить тоже. Кое-как добравшись до своей комнаты, он выпил подряд несколько рюмок вина. Объекта и субъекта не стало.

Наутро он проснулся в благоразумном и твердом расположении духа. Энергия быстро восстанавливалась в нем. Это происходило особенно мощно, когда участвовали сестры, братья, друзья. Может быть, оттого он и писал по три-четыре объемистых письма в день, и строго следил за своевременностью ответных посланий: потоки любви и внимания иссякать не должны!

С приближение лета врачи посоветовали Станкевичу принять лечение на минеральных водах Кавказа. Здоровье его не улучшалось. Он тосковал, ему хотелось подальше. Беспрестанные усилия над собой, беспрестанные сомнения в себе, занятия, цель которых еще далека — все это бременем ложилось на душу. Искусство театра привлекло его внимание, стало его атмосферой и утешением.

— Прекрасное в моей жизни не от мира сего, — грустно улыбался Станкевич.

Вместе с ним зорким безошибочным взглядом всмотрелся в театральное действо и Белинский. Многие суждения Николая легли в основу его театральных статей. В обзорах появились статьи об игре Мочалова и Щепкина. Датского принца Гамлета вдруг озаботили вопросы избранности и свободы воли. «Почему именно Я должен вступить в противоборство?» Университетская молодежь обеих столиц, передовая общественность провинций с нетерпением ожидала каждый номер «Телескопа».

— Белинского есть статья?

— Есть!

И толстая книжка журнала читалась до дыр, до лохмотьев.

Белинский стремительно набирал известность, слава его росла. Но денег не прибавлялось.

Накануне отъезда Станкевич собрал друзей. Бакунин, Белинский, Ефремов, юный Катков, Клюшников, Аксаков, молодые таланты, тяготевшие к гармоничной личности Станкевича. И ничего плохого в том, что в последнее время Константин Аксаков стал уходить к «славянству», подальше от «немцев», «западников» с их философскими откровениями, если в этом его дорога; прощальный вечер был по обыкновению весел, все дурачились и бесились, «сколько благопристойность позволяет». Наконец, угомонились, стали прощаться, расходиться, ушли, кроме Мишеля, Виссариона и Александра Ефремова.

— Ты, Мишель, где проведешь лето? — спросил Станкевич.

— В Прямухино. Я уже отослал туда книги и чистые тетради.

— Что за книги?

— О, много, полный ящик. Верный рецепт для того, чтобы в скорое время погубить и отравить души прекрасных молодых людей, моих братьев. По списку тридцать названий. «Всеобщую историю» по Геерену, «Логику» Круга, «Фауста» Гете, «Наукознание» Фихте. Отец смирился с образом моих мыслей, и ничто не помешает моим занятиям. Хватит до осени.

— Твои сестры и братья будут там?

— Они ждут меня.

— Счастливчик. А ты, Висяша, куда направишь стопы?

— Я… да черт знает, куда я. Не знаю, — отрывисто, со злобой огрызнулся Verioso.

Перемаргивая мокрыми ресницами, он с ненавистью облокотился о подоконник и стал смотреть вверх, на светлое вечернее небо мая. Ему представились опустевший город, летняя жара, опостылевшая комната в редакции с ворохами пыльных книг и журналов, этого безжалостного печатного потока, против которого он становился своей жизнью и грудью. И рези в желудке, острый кашель… Губы его сжались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 85
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина - Астра бесплатно.
Похожие на Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина - Астра книги

Оставить комментарий