Пусть умирают дураки - Марио Пьюзо

Большой проблемой было, где держать деньги. Я не мог хранить их дома. Я подумал о своем брате Арти. Он мог бы положить их для меня в банк. И он сделал бы так, если бы я его попросил. Но я не мог. Он был совершенно порядочен, и спросил бы меня, откуда деньги, и мне пришлось бы рассказать ему. Он никогда не поступал нечестно ни в отношении самого себя, ни жены, ни детей. Он был по-настоящему цельным. Он сделал бы это для меня, но уже не смог бы относиться ко мне по-прежнему. А я не смог бы это перенести. Есть вещи, которые не можешь или не должен делать. Одна из них — попросить Арти взять мои деньги. Это было бы не по-братски и не по-дружески. Конечно, некоторых братьев нельзя о таком просить потому, что они украли бы деньги. И это напомнило мне о Калли. Я спрошу его, как лучше сохранить деньги. Это и будет выходом. Калли должен знать, это его конек. А мне нужно было решить проблему. У меня было предчувствие, что деньги покатятся быстрее и быстрее.

На следующей неделе я без осложнений зачислил Джереми Киллера в резерв, и мистер Хиллер был настолько благодарен, что пригласил меня к себе в агентство за набором шин для моего голубого Доджа. Естественно, я подумал, что этот поступок продиктован искренними чувствами, и порадовался, что он такой славный парень. Я забыл, что он бизнесмен. Пока механик устанавливал новые шины на мой автомобиль, мистер Хиллер сделал мне новое предложение.

Он начал с любезностей. С очаровательной улыбкой он сообщил мне, как я умен, как честен, как абсолютно надежен. Иметь со мной дело было сплошным удовольствием, и если я когда-нибудь докину государственную службу, он готов предложить мне хорошую работу. Я все это проглотил, меня в жизни редко хвалили, по большей части мой брат Арти да некоторые малознакомые книжные обозреватели. Я даже не мог предположить, что будет дальше.

— У меня есть друг, которому очень требуется ваша помощь, — сказал мистер Хиллер. — У него есть сын, которому отчаянно необходимо попасть в шестимесячную программу резерва.

— Конечно, — сказал я. — Присылайте мальчика ко мне, и пускай он сошлется на вас.

— Это большая проблема, — сказал мистер Хиллер, — Этот молодой человек уже получил повестку.

Я пожал плечами.

— Тогда ему не повезло. Скажите его родным, чтобы попрощались с ним на два года.

Мистер Хиллер улыбнулся.

— Вы уверены, что такой умный молодой человек, как вы, ничего не сможет сделать? Это могло бы стоить много денег. Его отец очень важный человек.

— Никак, — твердо ответил я. — Армейские правила имеют свою специфику. Если молодой человек получает повестку, он уже не может быть зачислен в шестимесячную программу армейского резерва. Эти ребята в Вашингтоне не такие олухи. Иначе каждый бы ждал повестки прежде, чем записаться.

Мистер Хиллер сказал:

— Этот человек хотел бы повидаться с вами. Он готов на все, вы меня понимаете?

— Бесполезно, — сказал я. — Я не могу ему помочь.

Тогда мистер Хиллер слегка склонился ко мне.

— Повидайтесь с ним ради меня, — сказал он. И я понял. Если мы встретимся с этим парнем и я даже отвергну его, мистер Хиллер все равно будет героем. Что ж, ради четырех новеньких шин я мог провести полчаса с богатым человеком.

— Хорошо, — пообещал я.

Мистер Хиллер написал что-то на листке бумаги и передал мне. Я посмотрел. Имя: Эли Хэмси, и телефонный номер. Я знал это имя. Эли Хэмси был крупнейшим дельцом в швейной промышленности, у него были проблемы с профсоюзами, связи с мафией. Но он был также одним из светочей общества в городе. Покупатель политиков, столп опоры благотворительности и т. п. Если он был такой большой шишкой, почему ему пришлось обратиться ко мне? Я спросил об этом мистера Хиллера.

— Потому, что он умен, — ответил мистер Хиллер. — Он еврей сефард. Это умнейшие из евреев. В них есть итальянская, испанская и арабская кровь, и эта смесь делает из них настоящих убийц, а кроме того, они умны. Он не хочет отдавать своего сына в заложники какому-нибудь политику, который может попросить его о большой услуге. Обратиться к вам для него намного дешевле и гораздо менее опасно. И кроме того, я рассказал ему, какой вы прекрасный человек. Говоря абсолютно откровенно, сейчас вы единственный, кто может помочь ему. Эти большие воротилы не могут связываться с чем-то подобным призыву. Это слишком чувствительная тема. Политики ее до смерти боятся.

Я вспомнил конгрессмена, пришедшего ко мне в офис. В таком случае, он был не трус. Или, возможно, его политическая карьера кончалась, и ему было все равно. Мистер Хиллер внимательно наблюдал за мной.

— Не поймите меня превратно, — проговорил он. — Я сам еврей. Но с сефардами нужно быть осторожным, не то они вас перехитрят. Поэтому, когда отправитесь на встречу с ним, не теряйте головы. — Он сделал паузу и спросил с беспокойством в голосе: — А вы не еврей?

— Не знаю, — сказал я. И подумал тогда, что все сироты — уроды. Не зная своих родителей, мы никогда не думали о евреях, о неграх или о чем-то таком еще.

На следующий день я позвонил мистеру Эли Хэмси в офис. Подобно женатым мужчинам, пустившимся в приключения, отцы моих клиентов давали мне только служебные телефоны. Но им нужен был мой домашний телефон на случай, если потребуется немедленно со мной связаться. У меня уже было много телефонных разговоров, повергавших Валли в изумление. Я ей говорил, что звонили в связи с тотализатором или с журнальной работой.

Мистер Хэмси попросил меня подойти к нему в офис во время моего обеденного перерыва, и я пошел. Это было одно из зданий центра одежды на Седьмой авеню, всего в десяти минутах ходьбы от моей работы. Приятная маленькая прогулка по весеннему воздуху. Я уворачивался от парней, толкавших ручные тележки, груженные корзинами с одеждой, и с некоторым самодовольством размышлял, как тяжко им приходится трудиться за жалкую зарплату в то время, как я получал сотни за небольшую бумажную работу. Большинство из них были негры. Если бы у них было необходимое образование, они могли бы приворовывать, подобно мне, а не гонять тележки.

В здании курьер повел меня через залы, где демонстрировались модели одежды на предстоящие сезоны. Затем через небольшую неприбранную комнату меня провели в приемную мистера Хэмси. Я поразился ее шикарности при том, что все остальное здание выглядело неопрятно. Курьер перепоручил меня секретарше мистера Хэмси, женщине средних лет со строгими манерами, безупречно одетой, и она провела меня в святая святых.

Мистер Хэмси был огромным парнем, и походил бы на казака, если бы не отлично сшитый костюм, шикарная белая рубашка и темно-красный галстук. У него было энергичное скуластое лицо с меланхолическим выражением. Он выглядел почти благородным и безусловно порядочным. Поднявшись из-за стола и обеими руками схватив мои руки в знак приветствия, он заглянул мне глубоко в глаза. Хэмси стоял ко мне настолько близко, что я мог разглядеть его густые липкие седые волосы. Он мрачно сказал:

— Мой друг был прав, у вас доброе сердце. Я знаю, что вы мне поможете.

— Но я действительно не могу вам помочь. Хотел бы, но не могу, — возразил я. И я объяснил ему всю систему призыва, как объяснял до этого мистеру Хиллеру. Я говорил холоднее, чем собирался. Мне не нравятся люди, заглядывающие в глаза.

Он сидел и мрачно кивал. Потом, как будто не расслышав ни слова, продолжал, и в голосе его слышалась подлинная меланхолия.

— Моя жена, бедная женщина, у нее очень плохое здоровье. Если она сейчас потеряет сына, это ее убьет. Он — единственное, ради чего она живет. Она умрет, если он уйдет на два года. Мистер Мерлин, вы должны помочь мне. Если вы это сделаете для меня, я осчастливлю вас до конца вашей жизни.

Не то, чтобы он меня убедил. Не то, чтобы я поверил хоть одному его слову. Но последняя фраза отозвалась во мне. Только короли и императоры могут сказать человеку: «Я осчастливлю тебя до конца твоей жизни». Насколько же он уверен в своих силах! Но потом я, конечно, вспомнил, что речь идет о деньгах.

— Позвольте мне подумать, — сказал я. — Возможно, мне что-нибудь и придет в голову.

Мистер Хэмси очень мрачно кивал головой.

— Я знаю, что вы придумаете. Я знаю, что у вас хорошая голова и доброе сердце, — сказал он. — У вас есть дети?

— Да, — отвечал я. — Спросил меня, сколько их и какого они возраста и пола. Он спросил про жену, и сколько ей лет. Он вел себя, как дядюшка. Потом он спросил мой домашний адрес и номер телефона, чтобы при необходимости связаться со мной.

Когда я уходил, он лично сам проводил меня до лифта. Я счел, что отработал свое. У меня не было никаких идей, как снять его сына с крючка. И мистер Хэмси был прав, у меня было доброе сердце. Достаточно доброе, чтобы не пытаться утолить его беспокойство и беспокойство его жены, а потом не выполнить своих обещаний. И у меня была достаточно хорошая голова, чтобы не путаться с жертвой призыва. Мальчик получил повестку и через месяц уже будет в регулярной армии. Его матери придется пожить без него.