Сердитый бригадир - Израиль Меттер

Все трое, так же как и Лена, жили в гостинице при костёле.

Под островерхой крышей ютились голуби. Когда громко звонил колокол, они стремительно вылетали на простор и возмущённо кружились над костёлом до тех пор, покуда он не умолкал.

В гостинице было десять комнат. В далёкие времена, когда всё местечко Во́ршан вместе с его домами и землями принадлежало богатому графу, пану Студзинскому, гостиница была построена им для приезжих коммерсантов. Граф, вероятно, считал, что купцам будет приятно после удачной сделки срочно замаливать свои торгашеские плутни тут же рядом со своим домом.

Но коммерсантов не очень тянуло в местечко Во́ршан и раньше, до установления советской власти, а осенью тысяча девятьсот сорокового года в гостинице жили советские служащие и, кроме них, ксёндз и два семинариста.

Семинаристам было по девятнадцать лет, они были сиротами и попали в духовную семинарию из приюта. Семинария в тот год временно была закрыта, однако старательный ксёндз продолжал учить молодых людей богословию на дому.

Мария Петровна Синицина, которую судьба занесла в Во́ршан с далёкого Урала, служила в местечке при поселковой больнице медсестрой. Отец Лены погиб в этих местах, освобождая с Красной Армией Западную Украину.

Чаще, нежели остальные жильцы гостиницы, Мария Петровна встречалась с семинаристами: они ежедневно виделись на кухне.

Над большой белой кухонной плитой юноши повесили чёрное распятие и раз в неделю украшали его цветами. Пар из кастрюль и сковородок поднимался к обнажённому спасителю, как будто борщ, молоко и котлеты приносились ему в жертву.

Семинаристы выходили в кухню в чёрных суконных штанах казённого образца, в белых рубахах с крахмальной грудью, наглухо застёгнутых под самым кадыком, и в чёрных подтяжках.

Когда Мария Петровна увидела их в первый раз, они стояли молча возле кухонного стола и приготовляли обед. Один из них размешивал муку, а другой подливал в неё воду и бережно из бумажного фунтика сыпал сахар.

— Здравствуйте, — сказала Мария Петровна.

— Здравствуйте, — ответили семинаристы.

— Здесь духовка хорошая?

— Хорошая, — сказали семинаристы.

Они отвечали тихим хором.

— Надо будет пироги спечь, — сказала Мария Петровна. — А вы что, тесто делаете?

— Мы приготовляем суп с клёцками, — вежливо и подробно ответили семинаристы. — Из всех возможных супов мы любим больше всего именно этот.

— А жёны где? В командировке?

Молодые люди покраснели одинаково быстро и одинаково сильно.

— Мы не женаты, — сказали они. — Мы семинаристы.

— Это другое дело, — смутилась Мария Петровна, хотя она и не совсем точно представляла себе, что это значит.

— У меня тоже дочь в школе учится, в шестом классе.

В кухне они встречались каждый день. Мария Петровна удивлялась тому, как ловко и споро они стряпают. Пожалуй, лучше всего это видно по тому, как мужчина чистит картошку. Семинаристы срезали кожуру за один приём, почти не отнимая ножа от картофелины. И блюда, которые они приготовляли, были не простыми блюдами холостяков — яичница, чай, сосиски, — а сложной поварской едой. Свёклу в борщ они нарезали звёздочками, к рыбе делали белый соус. По всему видно было, что они научились готовить впрок: жениться им запрещено религией, а на прислугу — это ещё когда заработаешь!

Первое время тринадцатилетняя Лена Синицина не заговаривала с семинаристами. Но, узнав, что они где-то учатся, она спросила:

— А математику у вас преподают?

— Нет, — ответил Стефан.

Во время приготовления пищи он делал самую главную и важную работу: заправлял суп и пробовал его.

— А какие предметы у вас учат?

— Богословие.

— Это на что похоже? — спросила Лена. — На историю или на географию?

— Про богословие так не принято говорить, — покраснел Стефан.

— Странно, — обиделась Лена. — Я же не понимаю!

Когда наступили холода, она приходила со своими учебниками в кухню и, садясь на тёплую печь, готовила уроки. Семинаристы вежливо рассматривали книги и тетради. Они брали их в руки, как маленькие дети берут невиданного доселе жука или растение. Сначала Лена боялась, что они заметят в её тетради какие-нибудь ужасные ошибки.

— Пожалуйста, не думайте, что это чистовик, — говорила она, хотя тетрадь была действительно чистовая. — Это я списывала с доски, а в это время кто-то прошёл по коридору и я ошиблась. Тут должно быть написано «питекантроп», от которого произошёл человек, а устно я хорошо отвечала…

— Человека создал бог, — строго сказал Стефан.

— Была такая точка зрения, — сказала Лена, — но она неправильная. Земля оторвалась от Солнца. Это сказал Лаплас. А Наполеон говорит ему: «Почему же вы ничего не говорите про бога?» Тогда Лаплас отвечает: «Мне эта гипотеза совсем не нужна». Гипотеза — это предположение, а Наполеон — французский император, — торопливо пояснила Лена.

Несмотря на размолвки, между ней и юношами установились дружеские отношения. По вечерам они иногда вместе решали задачи. Семинаристы были не очень сильны в математике. Обычно на другой день они с тревогой спрашивали Лену, верно ли была решена вчера задача. Если оказывалось, что решение было неправильным, Стефан говорил:

— Простите, пожалуйста, Лена. Мы приносим вам свои извинения.

Самым страшным для них предметом было естествознание. Если Лена готовила уроки по естествознанию, семинаристы не подходили к ней. Они возились у плиты, гремя посудой, раздражённые и злые друг на друга.

Стефан обратился однажды к Лене:

— Я бы на вашем месте не стал читать такие книги: они развращают человеческую душу. Всё, что там написано, неверно.

— А что же верно?

— Жизнь на земле сотворил бог. Если бы вы верили в это, то всякое явление природы было бы очень просто и красиво объяснено.

— Хорошо, — сказала Лена. — Начнём с простокваши. Почему молоко превращается в простоквашу?

— Это обидный вопрос, — сказал семинарист. — Нельзя, рассуждая о боге, брать простоквашу.

— Значит, у вас в богословии не проходят молочнокислые бациллы. И это очень жаль, — сказала Лена. — Возьмём другое. Углеводороды у вас проходят?

— Нет, — ответил Стефан. — Это слишком светский предмет.

— А белки́? — спросила Лена. — Не может же быть, чтобы у вас ничего не говорили про белки!

— Лена, — горестно воскликнул семинарист, — вы требуете невозможного! Простокваша, белки — богословие выше этого!

На другой день, после очередного урока естествознания, Лена пришла домой радостная и возбуждённая. Она дождалась в кухне прихода семинаристов и, едва они показались, спросила их:

— Раз так, скажите мне, пожалуйста: отчего в кипячёной воде появляются бактерии?

Семинаристы переглянулись, поговорили шёпотом по-польски, и Стефан быстро поднялся наверх к ксёндзу. Через десять минут он вернулся и сказал:

— Бактерии, так же как моллюски, черви и членистоногие, были созданы богом на шестой день творения. Они появляются сами по себе там, где этого хочет всемогущий.

— Хорошо, — сказала Лена. — Всё в порядке.

Она взяла кастрюлю, налила в неё воды и поставила на огонь. Когда вода закипела, Лена перелила её в две бутылки.

— Значит, так, — сказала Лена. — Тут кипяток, и тут кипяток.

Семинаристы смотрели на неё, как на фокусника.

Она заткнула одно горлышко толстой пробкой из ваты, а вторую бутылку оставила открытой.

Потом Лена сказала:

— Вы возьмёте сосуды к себе в комнату. Вы дадите мне честное слово, что поставите их на окно и ничего не будете бросать туда. Они будут стоять у вас неделю… Теперь каждый в отдельности пусть даст честное слово.

Семинаристы растерянно поклялись. Бутылки они взяли с собой.

Целую неделю Лена не разговаривала с ними об этом. Юноши же, очевидно, решили воздействовать на её закоснелую душу каким-нибудь особо сильным средством.

Они пригласили её посетить вместе с ними костёл.

Случилось это под вечер, на улице стемнело, службы в этот день в костёле не было.

Переступив порог пустынного, полутёмного здания и глядя на притихших, торжественных семинаристов, Лена и сама ощутила какую-то скованность — она стала говорить шёпотом.

Свет в костёле шёл из-за карнизов — лампочек не было видно, — свет разливался по стенам, не достигая пола.

У колонн, справа и слева от входа, стояли, раскинув на кресте белые каменные руки, два босых Христа. Ступни их, грудь и ладони были прибиты к кресту гвоздями; из-под гвоздей сочилось по три капли крови. И гвозди и кровь были нарисованы художником очень похоже.

Семинаристы сперва опустились на колени перед одной статуей, поцеловали холодные каменные ноги, затем то же самое проделали и перед второй статуей.

Ноги эти, должно быть, целовало множество людей, подумала Лена, потому что ступни и весь белый камень до колен были захватаны руками прихожан и засалены их поцелуями.