Мародер 2 - Аль Беркем

Ахмет, где хозяйка? Ты не кончал его? - Ух ты, кровожадный какой. Нет, не кончал.

И ты расслабься. - Почему это? Мы его че, не будем валить? - Мы его за пазухой носить теперь будем. С ложечки кормить и носик вытирать. На-ка. - Старый бросил на колени Сережику половину батончика. - Ты, правда, один срубал уже вчера, ну да хуй с ним. Детство твое, так уж получилось, протекает без буфета с вареньем, значит - косяка тебе не пишем. Ну, че вылупился. Давай, пей чай-то. - Эт че у тебя, багульник, что ль? Ща, поссу… Пристыженный и ничего не понявший Сережик поплелся на первый, мимо дрыхнущего с покрученными назад руками хозяйки.

Прицелился, и коротко вбил носок чуть выше лобковой кости - по утрянке оно самый смак, наспал ссаки-то за ночь. Не обращая внимания на ругань Старого, проскользнул в тоннель и удовлетворенно полил ржавые рельсы, слушая захлебывающийся хозяйкин вой. Вернулся, сел к костру, и едва протянул руки погреть, как голову бросило чуть ли не в пламя. В ушах зазвенело, и затылок словно опустили в кипяток…Эх, пригнуться не успел, как быстро, гад, хрен среагируешь… - Ты слышал, что я сказал за хозяйку? - Ну… - по спокойному голосу Старого Сережик понял, что все выебоны лучше пока отложить подальше. Но грозу обнесло стороной - Старый начал просто ругаться: - Хуй гну! Баран! Ты че, не понимаешь, что так и привалить недолго? - Да ну, че там… - покорно склоня голову, начал технично тупить Сережик. - Пад-у-умаешь, пнул раза… Получилось.

Старый чуял лукавство, но конкретно предъявить не мог, и потому удалось отъехать выслушиванием сердитого объяснения про опасность ударов по мочевому пузырю…Ниче, Старый уйдет, я тебе еще выпишу пару саечек… - Иди теперь перекидывай его в сменку. А то не доведу мокрого-то. Пиздить его больше не вздумай. Куда? - едва не сорвалось с языка, но Сережик вовремя спохватился и только кивнул, срываясь с места - сделаем, мол, не извольте беспокоиться, и с отвращением сменил штаны жмущемуся, как баба, хозяйке. Литовец, на самом деле, едва не умер от страха, когда к нему вновь спустился злобный как хорек подросток, и начал стягивать с него обувь и штаны…Во сыкло-то, а?! Что по жизни ссыт, что в штаны, у-у, блядина, все равно запорю тебя, пидораса… - Когда кто-нибудь из вас последний раз видел хаслинского? Народ молчал. Ахмет видел, что молчат из инстинктивного желания противостоять. То, что он стоит здесь и задает вопросы, в их глазах уже огромная уступка. Ладно. - Не увидите больше. Хасли - все, зачищены, до земли.

Сейчас это чмо расскажет, как это все было. Давай, бибис. Подробно, понятно, с расстановкой. Литовец начал рассказывать, поначалу запинаясь через каждое слово.

Ахмет уж собрался достать кухарь и немного поковырять ему возле уха, но внезапно догадался и потянулся собой к голове врага, распутывая нервно сокращающиеся белесые трубочки. Дело пошло на лад - рассказ пошел побойчее, оставалось только подправлять в нужную сторону. Пыштымцы слушали молча, не перебивая и даже не шевелясь. Когда рассказано было достаточно, Ахмет насмешливым 'Ачу уш докладас ' прервал докладчика и обратился к мужикам: - Вижу, поняли. Какие мысли, братва?

Сразу несколько человек мельком глянули на примостившегося с краю круглоголового невысокого парня, которому можно было дать и тридцать, и полтинник. Ахмет постарался опередить, оставляя инициативу за собой: - Солома, народ на тебя косится. Скажи. - Ну-к, че тут скажешь. Ты как отзываешься, друг-товарищ? - Ахметом. Слыхал? - А должен был? - усмехнулся Солома. - Да так, краем уха. Че-то говорили, кто медь таскал. Повисла пауза. Оба старших сидели, словно забыв об имеющем место базаре, углубясь в какие-то воспоминания. - Ахмет, значит. Минный человек. Ты вот че, Ахмет. Пока мы тут все до кучки собранные, ты объяви свой интерес. Зачем ты пришел, черта этого привел, зачем заставил его все это рассказывать. И как под раздачу не попал. - Тебе сдается, что эта мартышка вам тут по ушам проехала? - Обожжи, Ахмет. Проехала, не проехала - дело шашнацатое, ответь, что спрашиваю. - Спрашиваешь? - прищурился гость, однозначно заставляя либо уточнить, либо настаивать. - Интересуюсь. - поправился Солома. - Тады другое дело, брат. - резиново улыбнулся гость. - Я вернулся, и увидел здесь морг.

Повезло, увел Аллах за день до того. С раздачей ясность? - Вроде как. - В каком роте? - Да. Ясность. - Ништяк. Я ушел снова. Были еще дела. Вы как раз после меня подошли. - Ты объявляешь, что это твое? - мгновенно подобравшись, Солома коротко махнул рукой вокруг. - Мы решим это. - Ты объявил или нет? - Солома напрягся уже до ножей. - Смотри, Солома. - миролюбиво ответил Ахмет. - Мы можем решать этот вопрос сейчас, а завтра зачистят Пыштым. Я пришел, чтоб этого не было. Предлагаю сперва разобраться с этим головняком, а потом решать остальные вопросы. Чтоб было понятно, я не очень рассчитываю жить дальше. Мне надо их крови. - Зачем тогда намекаешь, что я в твоем сижу? - Это по справедливости. Я че, лашкамой тут, кочумать? Кирюха из моего Дома вышел. На раскрутку мой патрон брал, колхозников я ему слил. - Что, и очевидцы есть? Обосновать можешь? - продолжал буровить Солома. Но от этой, отдающей гнильцой подачи, по мужикам пронесся легкий гул неодобрения. На самом деле, какие еще очевидцы, когда они сами, задыхаясь, вытаскивали их отсюда крючьями. - Обсмеешься - есть. Пацан, что при помойке базарной шнурковал. Колхозник, у которого Кирюха брал бациллу. Не горячись, Солома. Я не сказал - дай. Мы люди, и поэтому, как людям положено, сядем и поговорим, когда это будет надо. Сейчас как брата прошу - отложи этот вопрос. Мужики поддержали уже открыто: - Да, Солома! Нехай мужик скажет! Потом разберемся! - Ништяк. Раз опчество так считает. Чего конкретно ты хочешь? - Я конкретно - пива с воблой. - поняв, что нормальный разговор кончился, резко ответил Ахмет, начиная давать ход сжатой до предела злобе. - Ты че, братишка, рамсы заплел? Сядь! Ты не запарил, чему людское учит? Ты слыхал, что педрила излагает: Пыштым почистят не сегодня-завтра! Или тебе хозяйки в кенты годятся?

Твоих людей мочить налаживаются, а ты с меня тут интересуешься - 'че я конкретно хочу'?! С тебя я, падаль, потроха твоего сучьего хочу! - процедил Ахмет, вскакивая и вынимая кухарь. Ручка словно пронзила все тело током - Ахмет изумленно наблюдал, как плавно летит в воздухе крохотная капелька слюны, вылетевшая из его рта; звуки пропали, остался лишь скрип, слышанный им на озере, когда вокруг него, разрывающего слабое человеческое тепло рыбаков, сновали серые тени…Эйе. Эйе пришли. - отчужденно подумал Ахмет, зачарованно глядя на все еще парящую капельку. Капелька, содрогаясь и медленно крутясь, начала загибать траекторию, опускаясь на бушлат Соломы, медленно тянущего руку к поясу. - Какая она, оказывается, прозрачная… Эйе облетели весь подвал, пронизывая замершие тела людей, кружась и отскакивая друг от друга…Почему вас так много? Вас же девять? - подумал Ахмет и чуть не рассмеялся - эйе не надо ни о чем спрашивать, они все равно не ответят. Достаточно захотеть знать - и знание тотчас само подворачивается под руку, остается только ощутить его всем телом; а если хочется его сохранить и знать потом человеческим, нужно только отделить от целого кусочек, самый похожий на целое, такой, какой может поместиться в маленькой и медленной голове…Просто стало больше камней, и я могу удержать в них эйе.

Значит, камней стало больше поэтому? Ого, да он, сучонок, стрелять в меня собрался… - эйе, уловив разрешение сожрать трепещущее злобой и страхом мутно-желтое человеческое, окружили его, вопросительно замерев и повернувшись к своему…Нет, я им не хозяин. Друг? Смешно. Какое человеческое, ничего не значащее слово…

Кто я им? А они мне? Нет, они мне - эйе; это ясно, но кто я им? А какая, собственно разница. Слова, просто слова… - к своему багучы…Вот. Они мне эйе; я им багучы. И все. Зачем пытаться заменить одно слово другим? Это же просто слово - что ему назначишь, то оно и обозначает… Соломино человеческое вмиг оказалось разорванным в клочья, тотчас погасшие и впитавшиеся в мутные тела эйе. Ахмет услышал низкий, протрясающий до печенок гул, с огромной скоростью приближающийся откуда-то сверху. Поняв, что вылетает обратно, он только и успел, что быстро шагнуть к начавшему закатывать мертвые глаза Соломе и воткнуть ему кухаря в правый глаз - самое близкое из всех смертное место. Выскакивая обратно, Ахмет удивился, что не заметил, как и куда делись эйе. Он знал, что сейчас они сидят в брюликах, вплавленных в рукоять, но перемещения не засек. На правой руке оказалось что-то теплое. Ахмет обнаружил, что держит на ноже обмякшее тело Соломы, и резко выдернул нож. Труп мягко сложился в кучу у его ног. Обратив внимание на пыштымцев, с белыми лицами таращащих глаза куда-то выше него, Ахмет тоже повернул голову вверх, но ничего, заслуживающего внимания, не заметил. Надо было что-то делать. Мужики, хоть и хлебнувшие на своем веку всякого, явно немного растерялись. Возвращая их к реальности, Ахмет сел на свое место и громко спросил, добавив в тон сожалеющих интонаций: - Слышь, братва, я не беспредельно Солому завалил? Ответа не было. Мужики, отходя от шока, только начали шевелиться.