Исповедь Мотылька - Айя Субботина

назвать примером классики.

Впервые за время нашего разговора она ставит меня в тупик, причем наверняка не тем вопросом, которым делала это прицельно. Действительно, почему я выбрал именно это место? Я даже толком не могу вспомнить зал, хотя в памяти почему-то отложилось, что картинам Пуговицы будет там уютно. Зато помню, как бросилась в глаза яркая внешность Лебо и каким дерганым я был после визита Дениса. Возможно, она права и мне действительно стоило поискать более подходящее место?

— Впрочем, — моя собеседница не без легкой насмешки наблюдает за моими попытками изобразить пищевой интерес в сторону салата, — я готова встретиться с вашей протеже и обсудить с ней ее видение этого мероприятия. И если мы найдем общий язык, считайте, что дело в шляпе.

Дело за малым — как-то подготовить ко всему этому Ви.

Глава восемнадцатая: Олег

Я еще раз окидываю себя взглядом в ростовом зеркале лифта.

Кажется, что с бутылкой безалкогольного шампанского и коробкой крафтовых конфет из темного бельгийского шоколада выгляжу примерно так же, как Семен Семеныч из «Бриллиантовой руки». Только без кепки. Но с таким же придурковатым видом.

Чего разнервничался, как молодой? Или просто до сих пор не отошел от встречи с экстравагантной и острой на язык Лебо?

Впервые я испытываю настолько противоречивые чувства от общения с женщиной. С одной стороны, она смогла привлечь мое внимание не только деловой стороной вопроса, с другой — я чувствовал себя жеребцом на случке, которому предложили необъезженную кобылу. Так что, выйдя из ресторана, выдохнул в неподдельным облегчением. Ну а к Пуговице уже бежал почти вприпрыжку.

Сразу после звонка за дверью раздается громки топот бегущих ног.

Грохот чего-то упавшего как будто с большой высоты.

Милое ругательство в полный голос: «Ах ты блин горелый!»

Я изо всех сил заставляю себя не улыбаться, когда хозяйка возится с дверьми. Будет невежливо рассмеяться ей в лицо, а с такими перепадами настроения, как у Ви, этой бутылкой, очень возможно, меня и погонят обратно до лифта.

Но когда двери, наконец, распахиваются, я забываю, что собирался смеяться.

Потому что Ви выглядит… не как девочка с бантиками в пышном платье.

На ней какие-то ультракороткие спортивные шорты, маленький топ с логотипом известного бренда и наброшенная поверх него тонкая клетчатая рубашка. На шее — кожаный ремешок с какой-то странной подвеской из чего-то, похожего на обычную стеклянную «каплю» с какой-то люстры. Возможно, это правда стекло. Или хрусталь.

Но это не важно, потому что я как баран таращусь на эту подвеску, как-то как нарочно провокационно лежащую как указатель в сторону ложбинки груди.

— Десять двадцать три, — строго говорит Пуговица, а потом просто берет меня за руку и втягивает через порог.

Наверное, будь я чуть более неуклюжим, стал бы еще одним громко упавшим предметом, который бы Ви обозвала горелым блином.

— Ты принес шампанское? — Она вертит бутылку в руках, вчитывается в этикетку и упирает руки в бока, словно маленькая строгая женушка. — Оно безалкогольное.

Меня хватает только на «ага» в ответ.

Что такое в голове творится?

Вчера я развел как маленького ушлого хитрожопого пердуна, который собирался поиметь меня и мои активы, и даже не скрывал этого. А я его так отодрал, что он бежал из ресторана чуть не вприпрыжку.

А с Пуговицей топчусь как лось.

Ви, ну вот что это за… шорты «доведи_до_инфаркта»?

— Я пошутила, — пытается сгладить неловкость Пуговица. — Кажется, в детстве очень любила безалкогольное шампанское. Оно щекотало нос и было на вкус как земляничная газировка с лимоном.

Даже не знаю, стоит ли ее разочаровывать и говорить, что в наше время есть очень приличное безалкогольное шампанское для взрослых, а не только то, что продается в бутылках со слониками и Барби на упаковке. Именно такое я и купил.

Так, старый ты лось, перестань пялиться на ее… гммм… шортики.

Я нарочно поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, снимаю пиджак и закатываю рукава до локтей. Сегодня тепло, но этикет обязывает носить «полный комплект». Так что теперь с удовольствием и облегчением избавляюсь от части доспехов.

Ви стоит в сторонке и смотрит на меня так, словно я вдруг сделал что-то крайне непристойное. На всякий случай пытаюсь снова растянуть рукава рубашки, но она успевает схватить меня под руку и тянет в ванну с настойчивостью голодного щенка.

— Мой руки, а я накрываю на стол.

— Да я только из ресторана, Ви, не надо суетиться.

Она снова стопорится, но на этот раз даже не пытается скрыть разочарование. Прижимает бутылку к груди двумя руками и чуть не шмыгает носом. И до меня только теперь доходит, что, несмотря на позднее время, в квартире вкусно пахнет домашней едой. Не ресторанной, напичканной всякими экзотическими специями, а обычным мясом и картошкой.

Хорошо, что мой живот буйно и громко реагирует на эти обстоятельства — и Ви мгновенно растекается в улыбку, хитро играя бровями.

— Кажется, ресторан был так себе, — говорит с видом победительницы.

Я вспоминаю красивые тарелки, выложенные на них микроскопические деликатесы, украшенные так, что и не знаешь, с какой стороны сковырнуть вилкой, и съедобно ли это вообще. Снова принюхиваюсь. Вспоминаю, что у меня программа тренировок и низкоуглеводная диета. Снова принюхиваюсь.

— Отбивные в сыре и кукурузных хлопьях, и картофель, запеченный по-домашнему, — коварно соблазняет Пуговица.

— Ладно, принцесса, я снова сдаюсь, — капитулирую безоговорочно.

Но смотреть на нее и не позволять взгляду сползать вниз — это настоящее мучение.

Пока мою руки, пытаюсь вспомнить, что за дела у меня на завтра. С большой долей вероятности после сытного домашнего ужина почти в полночь мне вряд ли захочется встать в шесть утра. Вроде ничего срочного и неотложного. А свою самую главную на текущий момент проблем, старика с амбициями Македонского, я неплохо пропесочил. Вряд ли ему в ближайшее время снова захочется разевать рот на мое добро и предлагать идиотские сделки.

Смотрю на себя в зеркало, оцениваю процент седины в волосах.

Не сказать, чтобы за последние годы ее стало намного больше. Может потому, что седеть я начал еще с выпускных курсов института, а потом лет в тридцать пять как-то как будто законсервировался. Жаль, что морщины никуда не делись.

Я вытираю руки, мысленно напоминая себе, что в сорок два — я не старый мерин, а добротный конь. Все-таки в чем-то Ви была очень права. Проблема в том, что до ее появления я вообще не задумывался о возрасте. Жил, как жил, и плевать хотел на