Доверие (СИ) - Алёна Сереброва

губу. — Честно.

Алиса проходится тыльной стороной ладони по губам, отмечая слабый алый след на коже, и замирает, завороженная видом когтей. Воспоминания о прошлом как сдувает. Она сгибает пальцы, любуясь рыжеватой шерстью на первых фалангах и крепкими когтями. Поднимает счастливый взгляд на молчащего рядом дядю.

— У меня получается… — боясь спугнуть удачу, едва слышно шепчет она. Дядя в ответ только кивает с улыбкой. Трёт устало глаза за линзами очков.

— У тебя получилось, — он поднимается, чтобы сделать шаг навстречу, накрывает её ладони своими, сжимая снова меняющиеся пальцы.

Алиса чувствует, как с лёгкой щекоткой исчезает шерсть, а когти превращаются в ногти, и немного жалеет. Хотя на душе сейчас гораздо легче, чем было совсем недавно.

— Алис…

Что-то в голосе дяди заставляет напрячься, и она замирает под чужим взглядом. Неприятное предчувствие ворочается где-то внутри, когда он продолжает:

— Никаких проблем на первый взгляд нет. Я проверил, — дядя кивает в сторону колб с разноцветной жидкостью за своей спиной. — Но что-то блокирует твою суть. Не буду вдаваться в подробности, названия тебе ни о чём не скажут. Я, честно признаюсь, боялся, что это необратимо, но… Судя по тому, что сейчас случилось — всё это временно и пройдёт. Даже если мы не сразу разберёмся в причине.

Алиса облегчённо выдыхает и, подавшись вперёд, утыкается лбом в его плечо.

— Может это всё-таки та вредная прививка? — бормочет она едва слышно. — Можно мне больше не делать эту гадость?

— Никакой больше гадости в твоём теле, — соглашается дядя, успокаивающе поглаживая по голове. — Только проверенные методы и препараты и то, в крайнем случае. Согласна?

— Да, — Алиса согласно возит лбом по чужой кофте, чтобы подтвердить слова на случай того, если их не расслышат.

— Как ты себя чувствуешь? — дядя дёргает за кончик косы, вызывая у Алисы недовольное ворчание и заставляя её поднять голову. — Температура?

— Нет. Мне лучше.

— Будешь чай, когда я уберу тут всё? — дядя отступает, оставляя Алису сидеть на разделочном столе.

— С пирожками?

— Раз уж температуры нет, то… тебе придётся сходить в магазин, — отзывается дядя, уже разворачиваясь к Алисе спиной и звеня пробирками. — Посмотри в кармане куртки. Там вроде бы что-то звенело.

— Я маленькая больная девочка, — ворчливо замечает Алиса, не желая выходить на улицу, хотя погода там не такая уж и мерзкая сегодня. — А ты меня эксплуатируешь.

Она всё-таки спускается на пол и бредёт в сторону комнаты. Пирожков хочется больше, чем оставаться дома.

— Не такая уж ты и маленькая. Да и свежий воздух полезен.

— Эксплуататор ты, дядь, — отмечает Алиса уже из своего закутка и улыбается на ответное:

— Есть у кого поучиться.

Глава 13

Передающиеся по наследству способности, семейный домовой, появившийся, с их слов, ещё при пра-пра… У Луки от новой информации голова пухнет и хочется покрутить пальцем у виска.

Что он в принципе бы и сделал, не сиди сейчас перед ним настоящий призрак и, именующий себя домовым, говорящий кот.

— Постой-постой! — всё-таки требует Лука, растерев лицо ладонями и зачесав волосы пальцами назад. — Хочешь сказать, что все мои способности со временем, так или иначе, должны были раскрыться и не нуждались в стимуляции?

О том, что перед ним может быть не призрак отца, Лука уже как-то даже подзабыл. Или, вернее сказать, подзабил. Может дать информацию? Отлично. Настроен вроде бы положительно. Вообще прекрасно. А то, что может что-то сделать… Так всё равно же сделает, если захочет. Но об этом Лука решает подумать как-нибудь позже.

— Какой стимуляции? — два голоса в унисон. Так что впору бы напрячься и обругать себя за длинный язык, но вместо этого Лука предпочитает проскочить мимо, словно и не было вопроса. Тем более что есть темы куда как интересней.

— Так почему тебя могут видеть и щупать все? В смысле, — оборачивается Лука к Тихону. — Ты говоришь, что домовой. Но домовой — это дух дома, а не нечто материальное.

— Потому что ты, будучи ребенком, поделился с ним своей кровью. Побратимами вы не стали, конечно, это было одностороннее, но…

— Твоя кровь позволила мне подняться на порядок выше простого домашнего духа и получить материальную оболочку.

На Луку, словно ушат холодной воды окатили, а воображение тут же рисует картинку, как его, подобно вампиру, кусает маленький бесплотный дух. Как только ума хватило предложить.

— Ты был щедрым ребенком, — с легкой улыбкой замечает призрак отца.

«И безрассудным», — заканчивает Лука, однако вслух этого так и не произносит. Зато цепляется за другой требующий ответа вопрос.

— А с местом появления что? Почему не дом, а база? Ты же домовой дух.

— У тебя на шее подаренный мной амулет, — отзывается призрак отца вместо домового и, когда Лука невольно тянется, нащупывая подвеску через футболку, продолжает: — На него была сделана привязка Тихона. Чтобы он мог быть всегда рядом и оберегать. Вы с твоей матерью были для меня единственными дорогими существами в этом мире. И если Аня была взрослой самостоятельной женщиной, то ты — ребенком.

Внезапно внутри вспыхивает, словно напалм, расцветая огненным цветком, обида и боль. Если бы амулет был на матери, если бы только…

— Мать могла бы быть жива отдай ты его ей, а не мне! — кресло скрипит, откатываясь в сторону, когда Лука встает. — Ты сам мог бы быть до сих пор жив!

У него могла быть полная семья. Ни отчима, ни базы, ни чёртовой боли потерь! А всего-то надо было сделать их несколько или оставить себе, в тот чёртов день, когда заснул за рулём.

— Тихон не ангел-хранитель, Лука, а простой домовой.

— Я не могу уберечь от смерти.

— Ты мог его разбудить или нашептать матери, чтобы она пошла другой дорогой! — сердце бешено колотится в груди. Он думал, что смирился, что пережил случившееся в прошлом, но оказывается, оно всё это время только тлело чёрным обуглившийся угольком где-то глубоко внутри.

Глаза щиплет, но Лука старается этого не замечать. Обвиняет не адский коктейль из пережитых и снова вспыхнувших чувств, а