Времена негодяев - Эдуард Геворкян

Вторая пуля срезала ветку совсем рядом. Медлить было нельзя. Могла проснуться Ксения, а сверху, судя по всему, заметно любое движение.

Ружье бухнуло, на парапете вспыхнула и погасла огненная гвоздика.

С берега открыли огонь, затарахтел и смолк мотор. Не обращая на это внимания, Виктор держал на прицеле мост, и когда над парапетом снова возникла фуражка, пустил туда еще один заряд. И тут же, почти не таясь, перебежал через островок к Ксении.

Несколько минут он выиграл. Но что с ними делать, с минутами. Тот, на мосту, скоро поймет, что выстрелов больше не будет. Если затаиться, они вышлют десант. Осталось два заряда.

Ксения спала. Виктор растянулся рядом, бугорок вроде бы прикрывал их от обстрела с моста. Впрочем, если снайпер догадается отойти метров на сто в любую сторону, то спокойно их достанет.

И в который раз он проклял себя за неосторожность. Надо было так глупо влипнуть вчера вечером…

Двигатель платформы сдох на первых же оборотах, и обратно они возвращались своим ходом. Дружинники вели сзади коней, Виктор, Сармат и Ксения шли по мосту, рядом держался Месроп. Митя заснул сразу, как только вышел на свежий воздух, его перекинули через седло, и он так и спал. Молодой дружинник придерживал его, чтобы не сполз.

Сармат охал, всплескивая руками, и качал головой, слушая рассказ Ксении о мытарствах, которые они с Митей претерпели, удивлялся тому, что в Саратове они почти год и о нем ничего не слышали.

Потом, в штабе, Митю помыли, уложили на диван. Он так и не просыпался. Виктор преодолел непонятно откуда навалившуюся робость, спросил Ксению, помнит ли она его? Ксения молча кивнула головой, спросила, куда он исчез. Сармат с любопытством слушал ее, потом хлопнул себя по лбу и сказал, что и он вспомнил, наконец. Три пацана шли через большой город, он их встретил у деда Эжена… Минуту или две помолчали, а потом вдруг Митя, лежащий на диване, открыл глаза и громко сказал:

— Они и сейчас еще идут.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Сармат.

— Лучше всех, — ответил Митя. — Я уже пришел. Догоняйте.

И повернулся лицом к стене.

Сармат вздохнул, налил всем еще чаю. Вспомнил, как сердилась Ксения, когда он ее называл невестой. Он и Виктора вспомнил, забегал тогда на минуту договориться с дедом Эженом о переезде. Был такой смуглый невысокий пацан, смотрел настороженно. Ни за что бы сейчас не узнал, так ведь и не узнал! Он раскатисто захохотал, оборвал себя и виновато глянул на Митю. Но тот лежал тихо.

В штабе было шумно, входили и выходили дружинники, почти все комнаты были набиты людьми, чего-то требовавшими, женщина средних лет плакала и просила помочь, тут же несколько дружинников вышли вместе с ней. Человек с обгоревшим лицом что-то невнятно объяснял, потом вдруг запел, оказалось густо пьян. Его аккуратно сгрузили под окном — проспаться.

Ближе к вечеру штаб превратился в ад. Повернуться было негде, не то что спокойно поговорить. Сармат вскоре ускакал на вокзал — там, по сообщению из горотдела милиции, завязалась настоящая битва между окопавшимися лупилами и доведенными до отчаяния жителями и переселенцами. Лупилы забаррикадировались в зале ожидания и никого не подпускали. Сил милиции не хватало, и Сармата срочно просили вмешаться.

Мартын недовольно проворчал что-то о гоношистых слабаках, не желающих слить силы воедино. Сармат молча оглядел присутствующих, попросил Виктора присматривать за Ксенией и ушел.

Полусонное оцепенение мало-помалу проходило. Наконец, Виктор полностью стряхнул его с себя. Разве не этого он хотел — сидеть рядом с Ксенией и смотреть на нее, а она смотрит на него так, словно знает все наперед.

В комнатах было много людей, открыто же только одно окно, а другие вообще заколочены. Спертые запахи раздражали Виктора, он хотел рассказать Ксении о себе, о том, как он искал ее, но в прокуренном мареве слова прозвучали бы не так.

Ксении тоже было не по себе в таком скопище людей. Слабо улыбнувшись, она сказала Виктору, что в последнее время отвыкла от людей, в темных лабиринтах Хибары она сидела безвылазно, время от времени выбираясь к ближайшему раздаточному пункту. Запасалась едой на неделю, и днями только и знала, что кормить вечно больного Митю. Так в полутьме и ждала… На вопрос, чего она ждала, Ксения пожала плечами.

— Тогда мы выйдем, воздуху глотнем, — предложил Виктор Ксении.

— Далеко не отходите, тут у дверей как раз скамейка есть, озабоченно проговорил Мартын. — И его с собой возьмите… — Впрочем, — тут же добавил он, постояв над спящим Митей, — лучше его не беспокоить.

И пошел к двери. Выходя, еще раз глянул на лежащего, посмотрел на Виктора и вышел.

Виктор заметил его странный взгляд, но его внимание было приковано к Ксении. Она сидела боком к нему. Волосы чуть сбились, глаза прикрыты полуопущенными веками, белое, немного одутловатое лицо в мелких красных точках укусов. Но он видел не уставшую некрасивую женщину, а девушку-подростка, стройную, гибкую Ксению тех лет…

— Не смотри на меня, — попросила Ксения. — Вот отосплюсь, помоюсь, тогда смотри.

У входа в штаб тоже кишел народ. На скамейке сидели дружинники, старуха в платочке на седых волосах требовала, чтоб к ней немедленно вышел Сармат, и не верила, что он сейчас наводит порядок на вокзале. «Я как раз с вокзала, — говорила она, — там ужас что, а ваш старшой здесь отсиживается…»

— Пошли к реке, — сказал Виктор.

Они протиснулись сквозь толпу и вышли на спуск.

— Далеко не отходите, — крикнул им вслед молодой дружинник, стоявший у привязанных к стойке коней.

Виктор успокаивающе похлопал себя по боку. Под курткой болталось стволом вниз ружье, изъятое у Борова.

Они медленно сошли к набережной и постояли у воды. Ксения молчала, а Виктор не знал, о чем говорить. Да и не хотелось. Сытое ощущение покоя наполняло его. Вот он нашел свой дом, и не надо больше мотаться по необъятным просторам земель, не надо обходить таможни и кордоны, не надо уползать по зиме в свой бункер и время от времени искать в людных местах мелких приключений и одноразовых девиц с веселых площадок Балчуга… И вместе с тем его не покидало смутное чувство, даже не чувство, так, отблеск слабый, след тени — кончился его путь, и куда бы он дальше ни шел, куда бы ни закинула его трасса случая — поставлена некая точка, и все, что после нее, — не имеет значения.

Он с досадой пытался отбросить нелепые мысли, но тут вдруг Ксения схватила за руку и заплакала. Он не понял, в чем дело, а она уткнулась в его плечо и сквозь слезы что-то бормотала.

— Митя умер, умер Митя… — наконец расслышал он сквозь всхлипы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});