Встреча с Хичи - Фредерик Пол

– Да, миссис Броадхед, пожалуйста, прижмите запястье Робина к фармацевтическому устройству в спинке кровати.

Я вдвое согнулся от боли. Мне показалось, что сейчас меня вырвет, но, очевидно, от содержимого моих внутренностей не так-то легко избавиться.

– Сделай что-нибудь! – воскликнула Эсси, отчаянно прижимая меня к своей обнаженной груди, а руку – к спинке кровати.

– Я уже делаю, миссис Броадхед, – ответил Альберт, и действительно, я почувствовал укол в руку. Боль уменьшилась и стала терпимой. – Не стоит напрасно тревожиться, Робин, – благожелательно сказал Альберт. – Вам тоже, миссис Броадхед. Я уже несколько часов назад предвидел такой болевой приступ. Это всего лишь симптом.

– Проклятая высокомерная программа, – воскликнула Эсси, написавшая эту программу, – симптом чего?

– Начала последней стадии процесса отторжения, миссис Броадхед. Положение пока не критическое, тем более что я вместе с обезболивающим ввожу и другие препараты. Но все же предлагаю завтра произвести операцию.

Я теперь чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сесть на краю постели. Провел пальцем ноги по стрелам в ковре, указывающим в сторону Мекки, дань нефтяным магнатам, и сказал:

– А как с подбором тканей?

– Все уже подготовлено, Робин.

Я осторожно пощупал живот. Он не взорвался.

– На завтра у меня назначено много встреч, – указал я.

Эсси, которая мягко покачивала меня, отпустила и вздохнула:

– Упрямый человек! Зачем откладывать? Можно было провести трансплантацию несколько недель назад, и ничего этого бы не было.

– Мне не хотелось, – объяснил я, – к тому же Альберт заверил, что у меня было еще время.

– Было время! Конечно, было время! Неужели нужно тянуть до тех пор, пока не произойдет что-то непредвиденное? И тут ты понимаешь, что времени уже нет и приходится умирать. Я тебя люблю живого и теплого, Робин, а не программу из «Здесь и Потом»!

Я потерся о нее носом и подбородком.

– Больной! Убирайся от меня! – рявкнула она, но не отстранилась. – Ха! Теперь тебе лучше!

– Гораздо лучше.

– Достаточно, чтобы поговорить серьезно и назначить время операции?

Я подул ей в ухо.

– Эсси, – сказал я, – обязательно, но не в данную минуту, потому что, если я правильно помню, мы с тобой не закончили одно дело. Не с Альбертом. Будь добр, старый друг, отключись.

– Конечно, Робин. – Он улыбнулся и исчез. Но Эсси держала меня, долго глядела мне в лицо, потом покачала головой.

– Робин, – сказала она. – Ты хочешь, чтобы я записала тебя как программу «Здесь и После»?

– Нисколько, – ответил я, – и вообще я сейчас хочу поговорить не об этом.

– Поговорить! – фыркнула она. – Ха, знаю я, как ты говоришь... Я хочу сказать, Робин, что если я тебя запишу, то кое-что обязательно изменю!

Ну и денек получился! Неудивительно, что некоторые незначительные обстоятельства я забыл. Моя секретарская программа, конечно, мне напоминала, так что я не удивился, когда отворилась дверь и появилась процессия официантов во главе с дворецким. Принесли обед. Не на двоих. На четверых.

– О, мой Бог! – воскликнула Эсси, ударив себя по лбу тыльной стороной ладони. – Твой бедный друг с лягушечьим лицом, Робин! Ты пригласил его на обед. И только взгляни на себя! Босые ноги! Сидишь в белье! Ты некультурный, Робин. Иди одеваться немедленно!

Я встал, потому что спорить бессмысленно, но все же сказал:

– Я в белье, а ты разве нет?

Она презрительно взглянула на меня. На самом деле на ней такая китайская штука с разрезом на боку. Похоже и на платье, и на ночную рубашку, и она использовала ее в обоих качествах.

– Нобелевский лауреат, – укоризненно сказала она, – сам определяет, что ему прилично носить, а что нет. К тому же я уже приняла душ, а ты нет и потому пахнешь сексуальной деятельностью... и, о Боже! – добавила она, наклонив голову и прислушиваясь, – я думаю, они уже здесь!

Я направился к ванной, а она к двери, но я еще услышал звуки спора. Один из слуг тоже внимательно слушал, причем рука его бессознательно устремилась к выпуклости под мышкой. Я вздохнул и направился в ванную.

На самом деле это не ванная. Можно назвать купальным номером. Ванна по размерам достаточна для двоих. Может, даже для троих или четверых, но я о большем, чем двое, не мог думать. Иногда я гадаю, что эти арабские туристы делали в таких ванных. В самой ванной имелось скрытое освещение, из окружающих статуй лилась холодная или горячая вода, весь пол покрыт толстым ковром. И все вульгарные туалетные принадлежности скрыты в собственных декорированных помещениях. Все очень аккуратно.

– Альберт! – окликнул я, снимая рубашку через голову, и он тут же отозвался:

– Да, Робин?

В ванной нет видео, только голос. Я сказал:

– Мне тут нравится. Проследи, чтобы нечто подобное было установлено на Таппановом море.

– Конечно, Робин. Но пока не могу ли я напомнить вам, что гости уже ждут?

– Можешь, потому что ты уже напомнил.

– К тому же, Робин, вам нельзя переутомляться. Те медикаменты, что я вам дал, это только временное средство, и потому...

– Отключись, – приказал я и пошел в гостиную, где ждали гости. Стол был уставлен хрусталем и фарфором, горели свечи, вино в охладителе, вежливо дожидались официанты. Даже тот, с выпуклостью под мышкой. – Прости, что заставил тебя ждать, Оди, – сказал я, улыбаясь, – но у меня был тяжелый день.

– Я уже говорила им, – сказала Эсси, передавая тарелку восточного вида девушке. – Пришлось: этот глупый полицейский у двери счел их террористами.

– Я попытался объяснить, – подхватил Уолтерс, – но он не понимает по-английски. Миссис Броадхед разобралась с ним. Хорошо, что вы говорите по-голландски.

Она изящно пожала плечами.

– Если знаешь немецкий, знаешь и голландский. Это одно и то же, если говорить громко. К тому же, – добавила она, – это всего лишь состояние ума. Скажите, капитан Уолтерс. Вы что-то говорите, собеседник вас не понимает. Что вы подумаете?

– Ну, я подумаю, что сказал что-то неправильно.

– Ха! Совершенно верно! Ну, а я подумаю, что он неправильно меня понял. Это главное правило для разговора на иностранном языке.

Я потер живот.

– Давайте поедим, – предложил я и направился к столу. Но все же не пропустил взгляда Эсси и постарался быть гостеприимным. – Ну, мы печально выглядим. – Я имел в виду гипс на руке Уолтерса, синяк на щеке Джи-ксинг и распухший нос Эсси. – Вы колотили друг друга?

Оказалось, что это не совсем тактично: Уолтерс тут же подтвердил, что так оно и есть – под воздействием ТПП террористов. И мы немного поговорили о террористах. А потом о том печальном состоянии, в котором находится все человечество. Не очень веселый разговор, особенно когда Эсси решила пофилософствовать.

– Что за жалкое создание человек, – сказала она, но потом поправилась. – Нет. Я несправедлива. Один человек может быть вполне хорош, как мы четверо, сидящие здесь. Не совершенен, конечно. Но в среднем статистическом смысле из ста случаев проявления таких качеств, как доброта, альтруизм, приличное поведение – всего того, что люди ценят, мы способны на двадцать пять. Но нации! Политические группы! Террористы! – Она покачала головой. – Из ста случаев – ноль. Или, может быть, один шанс, но тогда, можете быть уверены, с камнем за пазухой. Видите ли, зло заразительно. В каждом человеке, вероятно, есть его зерно. Но с увеличением количества – скажем, десять миллионов человек или небольшая страна способны своим злом погубить все человечество.

– Можно приниматься за десерт, – я сделал знак официантам.

Всякий гость понял бы намек, особенно после упоминания о тяжелом дне, но Уолтерс оказался упрям. Он задержался за десертом. Настоял на том, чтобы рассказать мне историю своей жизни, и все время многозначительно поглядывал на официантов, и мне становилось все более неприятно, и не только в желудке.

Эсси говорит, что я нетерпим к людям. Может быть. Я легче общаюсь с компьютерными программами, чем с людьми из плоти и крови, и их нельзя обидеть – впрочем, не уверен, справедливо ли это по отношению к Альберту. Но вполне подходит к моему секретарю или шеф-повару. Так что я начал терять терпение с Оди Уолтерсом. Его жизнь – довольно скучная мыльная опера. Он утратил жену и все сбережения. Незаконно с помощью Джи-ксинг воспользовался приборами на «С.Я.» и был за это уволен. Последние деньги потратил в Роттердаме – причина неясна, но явно имеет отношение ко мне.

Что ж, я готов «ссудить» деньги другу, которому не повезло, но видите ли, я был не в настроении. И не просто из-за страха за Эсси, из-за испорченного дня или мысли о том, что следующий псих с пистолетом может до меня добраться. У меня снова начали болеть внутренности. Наконец я велел официантам убирать со стола, хотя Уолтерс еще пил свою четвертую чашку кофе. Я направился к столику с ликерами и сигарами и сердито посмотрел на него, когда он пошел за мной.