За все грехи - Ирэне Као

– Отлично, – только и произносит она. – Значит, мне удалось тебя поразить.

Он наконец-то улыбается.

– Зимний сад. Идея, конечно, не слишком оригинальная, но мне нравится.

Линда улыбается в ответ: знала, что не зря держала эту карту в рукаве.

– Проект твой. Я скажу своим адвокатам, чтобы завтра же заключили контракт с Бози.

– Мы еще не обсудили бюджет на мебель, полы, свет… – деловито напоминает Линда, указывая на последнюю страницу проекта.

– Неважно. Покажи подробную смету моим сотрудникам. Они утвердят ее без проблем, – отвечает Томмазо.

Вот и очередное подтверждение: деньги волнуют его меньше всего.

– И еще кое-что… – продолжает Линда. Она вынимает из сумки каталог и кладет рядом с проектом. – Я подумала, что дизайн сада можно поручить Джорджо Оттавиани, моему дяде. Он необыкновенный мастер, очень аккуратный и внимательный к деталям, его тут все знают. – Она передает ему каталог. –  Здесь ты можешь посмотреть некоторые его работы.

Томмазо листает, останавливаясь на некоторых страницах и довольно улыбаясь.

– Очень оригинально, – замечает он.

Линда сказала бы больше, но думает, что лучше не рисковать.

– Он все делает сам? – спрашивает Томмазо.

– Обычно – да. Когда речь идет о создании уникальных предметов, творить лучше в одиночку. – Вдруг ее будто прорывает: – Нет ничего хуже, когда знаешь свое дело, а кто-то пытается вмешиваться.

Она имеет в виду Гримани, вот уж засела заноза. Томмазо закрывает каталог, кладет его на столик и смотрит на нее с понимающим видом.

– Даю тебе на все карт-бланш, Линда. Прошу только об одном: постарайся уложиться в срок. В остальном я тебе доверяю. Я уже видел тебя в гневе, и мне не хочется, чтобы это повторилось, – говорит он без тени иронии в голосе.

Линда улыбается.

– Все будет сделано в оговоренные сроки, если я руковожу работами. Уж в этом будь уверен.

Томмазо пожимает ей руку, немного крепче, чем раньше.

– Тогда увидимся, – прощается он с ней.

– Увидимся.

Томмазо смотрит, как она идет к машине, размахивая чемоданчиком, как флажком; ну просто ребенок, только что получивший долгожданную игрушку.

Он улыбается и думает, что не ошибся, выбрав этот проект.

Лишь выехав с виллы, Линда по-настоящему осознает, что произошло. Она несется вниз с холма на бешеной скорости, петляет по кукурузным полям. Она смеется и кричит от радости, наконец дав волю своим эмоциям.

– Да, черт побери! Давай-давай-давай! – Она стучит пальцами по рулю кабриолета. – На этот раз сорок штук, и все мне!

Линда включает старенькую магнитолу на полную катушку и подпевает группе Europe – «The Final Countdown», подняв обе руки вверх, и встречный крестьянин, выравнивающий неподалеку кустики помидоров, смотрит на нее, как на инопланетянина. В ответ она нажимает клаксон и кричит:

– Юху-у‑у‑у! – размахивая руками, как сумасшедшая. – Сорок шту-у‑ук!

Наконец-то она починит крышу своего Голубого дома и сделает все, что раньше откладывала… может быть, даже съездит на Бали.

Вдруг ей на руку с неба упала капля, небо затянули серые тучи. До дома осталось всего чуть-чуть. Не проехав и километра, Линда останавливается и поднимает верх кабриолета.

В один момент разыгралась адская буря. Но это не испортило Линде настроение. Хотя дома наверняка опять катастрофа: дождь барабанит по крыше и окнам гостиной, вода стекает по стене прямо на пол, ей все нипочем.

Добравшись до Голубого дома, Линда открывает дверь, улыбается и ставит ведро туда, где больше всего течет. Усевшись в кресло, она наблюдает, как стекают капли, издавая противный стук, и думает, что очень скоро, если все пойдет как надо, этот звук она больше не услышит.

* * *

После заключения договора для Линды начинается «полоса препятствий». Она бегает по антикварным магазинам, лавкам, ярмаркам, мебельным мастерским в поисках эксклюзивных предметов и материалов. Томмазо не ограничивает ее бюджет, поэтому Линда может купить все что угодно и, наконец, удовлетворить свой эстетический голод.

Больше всего она любит антикварные магазины. Однажды Линда несколько часов бродила по Тривенето, рассматривая бронзовые статуи и бюсты эпохи Возрождения, барочные шкафчики, аугсбургскую бижутерию, мозаику, стекло, венецианские зеркала восемнадцатого века и коллекцию лиможских эмалей. Двадцать тысяч словно испарились, а ведь она купила всего три предмета в библиотеку – люстру из муранского стекла, кресло с шеллаковым покрытием и кушетку в стиле ампир из дерева, покрытого серебряной фольгой. И последний штрих – потрясающая хрустальная ваза, произведение Лалика, за баснословные деньги.

Но это лишь начало. Для обеденной зоны она выбрала люстры и канделябры Baccarat; для гостиной – два кресла Roche Bobois в обивке от Жана-Поля Готье, а также люстру с каркасом из железа, богемским хрусталем, стразами Swarovski и фарфором.

Но главной жемчужиной стала Кали, предмет мебели, от которого Томмазо пришел в восторг. Это многофункциональная вещь, выполненная из испанского кедра: в центральной части – витрина для сигар с хьюмидором, климатизатором Peltier и светодиодной подсветкой. Если открыть дверцу, появляется бар с полочками для бутылок. Но главный сюрприз – в нижней части можно установить сейф. Она была уверена, что Томмазо идея понравится.

В этот проект Линда вкладывает всю свою душу, ищет новые решения, необычные материалы, гармонично сочетает традиции и инновации.

Томмазо взял в проект и Джорджо, и тот уже начал работать над обустройством зимнего сада. Как-то он увидел Надин, она показалась ему восточной богиней в своем элегантном платье смелого покроя. А Джорджо был похож на человека, потерпевшего кораблекрушение, или на беженца: на ногах – кожаные башмаки, расстегнутая клетчатая рубашка обнажает торс, холщовые брюки, недельная щетина и волосы, которые давно нужно подстричь. Он работает пилой, ножовкой, долотом, зубилом и молотком. Почти не использует болты или металлические скобы и даже старается свести к минимуму использование клея. Ему нравится соединять дерево с деревом, используя различные технологии крепления, врезки, зубчатое соединение «ласточкин хвост». Такая работа требует предварительной подготовки и больше времени для изготовления. Когда Джорджо видит мебель, скрепленную болтами или, еще хуже, сбитую гвоздями, ему это кажется издевательством, чуть ли не кощунством. Не говоря о том, какую грусть он испытывает при виде фанеры, ДСП и ПВХ. И дело тут не только в эстетике или функциональности. Джорджо верит, что у каждой деревянной доски есть свой характер и «генетическая память». Нужно понимать древесину, ее неровности, сучки, плотность, цвет, гибкость, запах, чувствовать звук, который она издает при постукивании. Только тогда дерево будет помогать своему мастеру, подскажет формы, подстроится под предмет, которым ему суждено стать. В работе с деревом требуется безграничное уважение к нему. Как бы ему хотелось, чтобы все это понимали.