Настенька и медведь - Марианна Красовская

даже мирно, а в канал свой взглянуть Настя не рискнула. Потом, все потом. Еще один день этого долгого года зачеркнут.

15. Нежное утро

День за днём, день за днём.

Вот уже настал декабрь, и выпал снег – пушистый и мягкий. На площадке у дома рядом с машиной возник снегоход: огромный, красно-черный, на гусеничном ходу и с двумя лыжами спереди. К нему прилагался большой прицеп с сидениями для пассажиров, да и на самом этом “коне” легко можно было усадить Беринга, всех детей и Настю в придачу. Дети были в восторге, и продумывали планы прогулок по зимнему лесу. Влад обещал.

Но пока – был страшно занят. Постоянно. Его почти не бывало и дома, а когда был – запирался в кабинете и там работал.

Кажется, за последние две недели Настя могла его видеть только за завтраком, а поскольку любила поспать – чаще всего успевала только переброситься с ним «доброутром», и все.

Мало. Ей его не хватало. Как можно скучать о человеке, с которым живешь в одном доме? Оказалось – очень даже можно. Она думала постоянно о нем, мысленно разговаривала, спорила яростно, соглашалась с трезвыми доводами этого мудрого мужчины. Такого недосягаемого, такого загадочного и … заманчивого.

В это утро девушка проснулась словно рывком, резко, быстро. Просто открыла глаза – будто и не спала вовсе. Ей снова послышался звон колокольчика за стеной. Показалось? После того случая она научилась прислушиваться. Дом Беринга вообще издавал много звуков. В лесной тишине они были остро слышны и поначалу пугали, тревожили. В какофонии города сложно услышать отдельные эти сигналы.

Вот зашумела труба, словно приветствуя ветер, вот проскакала сорока по крыше, прочертив строчку, как швейной машинкой. Мышка застрекотала точильной машинкой. Отчетливый топот маленьких ног – ох, снова Стасте он кажется. И словно бы шепот тихих маленьких голосков.

Погодите, мелкие вредители, скоро Васенька подрастет. И Настя лениво подумала, что кот у них еще очень маленький.

Заворчала Камчатка, спавшая на крыльце, как обычно. Что ей приснилось?

Словно в ответ, в кабинете тихо и низко застонал Влад. Бедолага! Свалились они на его буйну голову.

Снова мысли вприпрыжку поскакали вокруг него. Запах мужчины, его взгляды, его руки… уставшая и грустная улыбка. Он даже сердился обычно красиво. А как рычал… Она вовсе не против была снова проснуться от этого звука.

Понимая, что больше уже не заснет, тихо встала, взглянув на часы. Шесть утра. Встать уже даже не стыдно. Хозяин дома еще крепко спит, дети вчера снова так долго и самозабвенно скакали, осваивая веранду, и вряд ли проснуться раньше полудня. Сегодня у всех выходной, никаких занятий, только сон и развлечения. Она так решила.

На цыпочках проскользнула на кухню, включила мудреную кофемашину.

Умылась прямо в раковине, и пусть. Этим утром пусть все будет неправильно.

Полезла привычно в свой телефон, внезапно решив, что не хочет общаться ни с кем. Выходной же. Уж лучше она найдет рецепт пирожков и рискнет. Пока все спят. В конце концов, ее позор можно будет тихо скормить благодарной Камчатке. Ее желудок был способен переваривать все. Настоящая камчатская лайка. Как Влад говорил – порода давно вымирающая.

Спустя полчаса на плите в сковороде тихо тушилась капуста с курятиной, а Настя стояла в растерянности у стола. Она честно и смело выставила все ингредиенты из холодильника, нашла даже сито и скалку, достала большую кастрюлю – там тесто мешать. И… испугалась. В представлении девушки выпечка была волшебством. Она помнила бабушку, колдовавшую у печи. Мать, утром ставящую опару, а уже днем накрывающую невероятных размеров кастрюлю с горячими пирожками чистеньким полотенцем. А она таскала потом эти сдобные и пахучие, золотистые и тугие пирожки, прямо из кухни кидая в окно. Димка-сосед там ловил их подолом рубашки.

Кажется, это все было не с ней и не в этой жизни. Сто лет назад.

Так и стояла – молча глядя на стол и боясь замесить первое в своей жизни тесто.

– Так страшно?

Настя даже подпрыгнула. В дверях кабинета стоял Беринг, вытирая волосы полотенцем. Побрит и одет. Как он так понял? Или у нее был вид не только дурацкий, но и испуганный крайне?

– Боюсь. Что блог кулинарный получится так себе. Кофе хочешь?

– Врешь ведь, – он улыбнулся ей ласково, и внутри у девушки потеплело. Словно солнце взошло. – Никогда не пекла?

– А ты у нас гуру кондитерских дел! – проворчала, чтобы скрыть смущение.

Прозвучало внезапно обиженно и очень по-детски. Он вдруг рассмеялся, беззвучно и ласково. Или ей показалось?

– Ты почти угадала. Всегда любил печь. И вообще я – сластена.

Ох, как это прозвучало: интимно и так искренне! Держите ее, она тает. Сластена он. Мамочки! Быстро отвернулась, пытаясь спрятать от наблюдательных этих глаз предательскую вспышку красноты на щеках. Сделала вид, что срочно нужно перемешать тихо побулькивавшую в кастрюльке начинку.

– Научить тебя? Это не сложно, а я с удовольствием.

Оглянулась, как будто не веря.

– А так можно было? Хочу. Детей я решила пока не будить, и вообще – воскресенье.

Зачем она это сказала? Намекает ему, что кроме них на кухне в ближайшее время никто не предвидится?

– Вот и отлично. Кофе пила уже?

– Да. Но с удовольствием присоединюсь.

Выпили, поболтали о детстве. Беринг рассказывал, как они с мамой пирожки пекли – часто. И про брата: однажды остались одни перед днем рождения бабушки и решили ей сделать сюрприз. Настоящий подарок: печку всю разрисовали медведями, очень красиво, потом еще полы, стены, когда добрались до потолка, так явились родители и не оценили порыв. И креативные детки потом отмывали свое произведение. Зато бабушка так смеялась…

Непроизнесенный вопрос повис в воздухе. И Настя его задала.

– Влад, а ты мне сказал, что у тебя никого больше нет. А как же…

– Они все умерли. Я пока не готов рассказать, ты прости. Как-нибудь позже. Да, я один. И тебе даже завидую.

Стася удивилась. Чему тут завидовать? Свалившимся ей на голову детям? Неугомонному Ваньке или отцу, сидящему в своей Швейцарии? Может, тетке, которая так и не стала родной? Не понимает она, чему тут можно завидовать.

– Скоро дети проснутся. Пойдем, посвящу тебя в орден тех избранных, что умеют и тесто месить, и лепить пирожки. Ты готова, адептка?

Смешно ему. А Стасе страшно. Теперь – так тем более. Не засмеял бы ее этот идеальный мужчина. Рядом с Берингом она казалась себе страшненькой, глупенькой и убогой девчонкой. Пытавшейся