Обычное дело - Дикий Носок

на старости лет.

Теперь Светлана развернулась. Скандалы накатывались один за другим бесперебойно, как морские волны. Не успевал схлынуть один, как уже пенился второй. Поводов было не счесть: она не нанималась чисть картошку на всю ораву; натащили в дом снега на валенках; слишком долго занят туалет, а она беременна (в этом хотя бы был резон) и т.д. Жизнь в одном доме со Светкой становилась невыносимой, несмотря на миротворческие усилия Арсения Петровича и Анны Михайловны.

О, как хотелось Ирине временами стать такой же хамкой, хотя бы на пять минут: приструнить злючую, высокомерную бабку в регистратуре детской поликлиники (оставив в этом преддверии ада изрядное количество сил, времени и нервов, она ненавидела это учреждение всеми фибрами души) или наглую кондукторшу в автобусе. Бывали в её жизни моменты, когда она остро завидовала хабалкам, способным открыть рот и излить на любого, кто их (якобы) обидел потоки словесного дерьма. Для верности вколачивая каждое слово в голову несчастного собеседника децибелами, сравнимыми по силе со звуком взлетающего самолета. Сама Ирина так никогда не могла. Не дано было. Обычно она тушевалась, пасовала и что-то мямлила, надолго теряя после этого душевное спокойствие.

Ирина малодушно радовалась, что они живут отдельно и она избавлена от Светкиных истерик. Через пару недель атмосфера в доме накалилась настолько, что впору было надеть Светке на голову мешок и устроить темную. Ситуация разрешилась самым неприятным образом. В один прекрасный день Ирина с Дашей принесли к завтраку к общему столу в большой дом свежеприготовленный сыр. Раскрасневшаяся Анна Михайловна пекла блинчики, которые, не отходя от сковородки, наперегонки поедали Соня и Егор. Отвлекшись на минутку, она сожгла один из них. Неприятный запах горелого теста поплыл по кухне. Внезапно возникшая на кухне Светка ядовито обозвала Анну Михайловну косорукой старухой. Это оказалось последней каплей. Взбешенный Егор мгновенно молча закатил Светке оплеуху. Та, ошеломленная, немедленно заткнулась, застыв с открытым ртом. Дежавю. Недооценила она парня. Егор нашел единственный способ ее унять – грубая физическая сила. Бабушка тут же бросилась к Егору с успокоительными словами, Ирина возликовала в душе, а Даша презрительно скривилась, глядя на Егора.

После этого происшествия Светка присмирела. Периодичность скандалов теперь составляла один-два в неделю, что совершенно нормально для женщины с семимесячной беременностью. А вот Егор, по рассказам Анны Петровны, долго корил себя за несдержанность. Были и другие последствия. Ирина с сожалением заметила, что Дашка стала сторониться Егора, отчего тот стал мрачнее тучи. Ох уж эти подростки! Что им стоит поговорить по душам? Оторвать бы голову, да свою приставить. Сама она Егора не осуждала. Да, он ударил женщину, сильно беременную. Не стерпел оскорбления бабушки. Да ведь и у самой Ирины руки давно чесались. Поэтому осуждать не могла.

С момента знакомства с беременной мегерой одна мысль беспокойным червяком сверлила Ирине мозги. Роды предстояли через два месяца в начале марта. И никто из них не сумеет их принять, даже отдаленно не представляя, что надо делать. После близкого знакомства с будущей мамой у Ирины мелькнула малодушная мысль пустить все на самотек. Пусть рожает, как хочет. Она решительно прогнала ее подальше. Каждый ребенок в этом мире бесценен. Надо научиться принимать роды и научить этому может только сама Светлана, какой-никакой, а медик. Пережив омерзительно-скотский процесс деторождения дважды, она была в ужасе от перспективы пережить это снова, хотя бы и в качестве зрителя и соучастника. Мужчины вряд ли смогут ей помочь, а вот поддержкой Ольги и Анны Михайловны стоит заручиться. Запасшись толстой тетрадью и ручкой, она приступила с расспросами к Светлане.

Жизнь вошла в привычную повседневную колею: ухаживали за скотиной, делали домашний сыр, пекли хлеб, коптили мясо, чистили бесконечный снег, учили детей. Арсений Петрович с удовольствием взял на себя преподавание истории. Эти занятия тотчас стали любимыми не только у детей, но и у взрослых. Настолько увлекательно и захватывающе умел рассказывать профессор.

Глава 15.

Гарик появился во дворе неожиданно, будто из-под земли вырос.

«Эй, парень, бить не будете?» – вместо приветствия обратился он с вопросом к оторопевшему Антошке, чистившему снег у дома.

«Мое почтение, хозяюшка,» – дурашливо поклонился он выскочившей из дома Даше. Та, зажав нос и отступив пару шагов назад, скомандовала брату: «Беги, позови всех.» Воняло от гостя нестерпимо, на расстоянии двух метров вонь просто сбивала с ног.

«Эк, сколько Вас тут собралось, прям как в метро в час пик,» – уважительно прокомментировал он прибежавших и столпившихся на некотором расстоянии людей.

«Я Гарик – свободный человек без места жительства. Ну, бомж, то есть. А ты че, негр что ли? Во блин, все сдохли, а негр живой,» – залился гость дребезжащим хохотом при виде Криса, аж приседая и ударяя себя по бедрам от восторга, демонстрируя при этом щербатый рот.

«Ну, Вы, это, бить, значит не будете? Дайте тогда пожрать чего-нибудь горяченького, супчику там. А? За харч отработаю честь по чести,» – закончил Гарик свое выступление с просительными нотками. Зрители безмолвствовали.

«Я – бездушная скотина, но в дом я его не впущу ни за какие коврижки,» – размышляла Ирина. Схожие мысли посетили Светлану, у которой отвращение было написано на лице, и Анну Михайловну, которая деликатно обратилась к гостю и Михаилу одновременно: «Конечно, мы Вас накормим, у нас сегодня борщ. Но сначала мы Вас немножко помоем. Правда, Мишенька? Давайте баню затопим.»

Идея была принята на «ура». Пока мужчины занимались баней, а женщины собирали чистую одежду, Гарик сидел на крыльце и пил горячий чай со свежим хлебом, шумно прихлебывая и причмокивая от удовольствия. Санитарная обработка гостю требовалась основательная. Под чутким руководством Михаила он бесчисленное количество раз намыливался и тер покрасневшую кожу щеткой до блеска, безропотно позволил сбрить волосы на голове, попытавшись отстоять хотя бы бесформенную лохматую бороду под предлогом того, что без нее зимой холодно. Безуспешно. Всю его одежду вилами (противно было прикасаться руками) выгребли из предбанника и сожгли в бочке во дворе. Пытка санитарно-гигиеническими процедурами продолжалась больше двух часов. В заключении Гарика заставили подстричь ногти и даже почистить уши.

И вот теперь, раскрасневшийся, розовощекий и крякающий от удовольствия Гарик, поедал уже третью тарелку горячего борща, сидя у Ирины на кухне. Вполне удовлетворенная результатами обнюхивания гостя, она рассматривала его, устроившись напротив. Маленький, щупленький, жалкий человечек непонятного возраста. Лысая ушастая голова со шрамами, лицо, напоминающее печеное яблочко многочисленностью глубоких морщин, бегающие глазки неопределенного цвета. Всем своим обликом он напоминал шуструю юркую ящерку, готовую при первых признаках опасности спрятаться под камнем