Гармония - Жан Фрестье

И все же на пляже они немного ускорили шаг, невольно возвращаясь в свой обычный жизненный ритм. Гармония, как могла, поправила прическу. Она шла своей легкой и непринужденной походкой, быть может, чуть веселее и увереннее, чем в предыдущие дни. Вальтеру, ревновавшему ее к самому себе, пришла в голову одна из тех мелких мыслишек, какими он любил травить себе душу: "Когда с ними как следует поработаешь, они становятся совсем другими". Однако ему не пришло бы в голову сформулировать свою мысль по-другому и сказать, например: "Когда их любишь, они выглядят более счастливыми". Тогда ему пришлось бы взглянуть на проблему по-другому и признать, что и сам он тоже немного изменился оттого, что несет теперь в себе, словно сокровище, эту потаенную любовь, о существовании которой раньше и не подозревал. Они прошли сразу на берег, в лагерь. Давид сидел перед палаткой в шезлонге, похоже поджидая их, и как только они показались из-за поворота, замахал им рукой. Потом встал. Он улыбался шире, чем обычно, своей молчаливой вопросительной улыбкой, но почти не видя их, будучи погруженный в свои мысли, наверняка доброжелательные, которые, однако, он не решался высказать.

– Дело движется, – сказал он. – Отправляемся ровно в девять часов куда-то далеко, и мы, то есть реанимация, и операционная, естественно, в первом эшелоне. А здесь, как и предусматривалось, все передали в руки подразделения один-тридцать шесть.

– Фонда не появлялся? – спросил Вальтер.

– Его никто не видел.

Давид посмотрел на часы.

– Сейчас четыре, – сказал он. – Вам бы нужно сходить в палату, чтобы проследить за отправкой имущества. Джейн уже там. А я займусь тем же самым по первому блоку.

Действительно, существовало правило, что в случае переезда всем руководил начальник каждой из служб и даже участвовал в подготовке переезда вместе со своим персоналом в полном составе. Не теряя времени, Гармония направилась к тропинке в тростниках.

– Что касается наших личных вещей, – сказал Давид, показывая на лагерь, – то санитары ими займутся. Что делать с твоей мебелью?

– Оставить здесь. Неужели я не найду что-нибудь такое же или даже лучше там, куда мы едем.

– Тогда надо им сказать. Может быть, они захотят взять твой радиоприемник.

– Пусть берут. Мне больше не нужно никаких новостей; тех, которые я сообщаю себе сам, мне будет более чем достаточно.

Они прошли немного по той же стороне дороги, по которой пошла Гармония.

– Все в порядке? – спросил Давид.

Они заговорщицки переглянулись.

– Да, все в порядке, даже очень.

– Что ж, прекрасно.

Они прошли мимо столовой во двор фермы. Шатер уже разобрали.

– Здесь нам было не так уж плохо, – сказал Вальтер, – и мы, может быть, будем вспоминать все это с сожалением.

Они расстались на том месте, где раньше находился небольшой брезентовый туннель, боковые части которого уже сняли.

Двое голых по пояс мужчин расшнуровывали теперь крышу. Прежде чем направиться в свою палату, Вальтер прошел до конца большой аллеи, туда, где находилась лаборатория. Терри и его коллега упаковывали в обитые изнутри войлоком ящики свои драгоценные инструменты.

– Я пытался найти тебя во время обеда, – сказал бородач.

Он вытащил из нагрудного кармана гимнастерки цвета хаки, на которую успел сменить свой халат, листок бумаги.

– Результат твоего анализа. Отрицательный. Тебе, наверное, стоило бы понаблюдать за своими белыми кровяными тельцами, которых чуть-чуть больше нормы. А так больше ничего, совсем ничего.

Вальтер облегченно вздохнул. Он пробежал листок глазами. То, что он услышал, полностью соответствовало тому, что было написано. У него мелькнула мысль, что стоит рассказать Гармонии про свои нелепые опасения. А хотя зачем? Ведь ничего нет. Он поблагодарил товарища, спросил его, когда они уезжают.

– Они отправляют нас в два часа ночи, собаки. Те, кто нас должен перевозить, уверяют, что раньше никак не могут.

– Ну все равно, счастливого пути. До завтра.

Он вышел за ограду, побродил немного между палаток мобильной группы один-тридцать шесть в надежде встретить кого-нибудь из друзей. В этом хирургическом подразделении было не так уж много народа, и он даже подумал, что на такой большой территории она может потеряться. Он обнаружил Тампля, который курил трубку, сидя на матерчатом стуле у входа в палату.

– Я дал возможность немного поработать Ришару. Там и одному-то делать нечего. А тебя что-то не было видно на обеде.

Он сделал довольно грубый, но многозначительный жест, хлопнув правой ладонью по левому кулаку. Так он по-своему выражал солидарность, улыбнувшись лишь уголками рта.

– Ну да это меня не касается, я вообще не представляю, как можно было бы лучше провести время в этой чертовой жизни… Ты пришел посмотреть на своих пациентов?

Они вошли в палатку. Вальтер сразу же узнал «живот» и "грудную клетку". Те тоже узнали его, что было видно по веселой искорке, промелькнувшей у них в глазах. Больные, может быть, оттого, что они лежат неподвижно, очень чутко реагируют на такое явление, как постоянство.

– Видишь, – сказал Ришар, – они чувствуют себя хорошо. Я их немного подкачиваю, им лучше, и я надеюсь, что через несколько дней смогу отправить их в тыл.

Он говорил достаточно громко, чтобы больные могли его слышать. Вальтер склонился над койками, по привычке сосчитав, пожимая руки, пульс. Действительно, все шло так, как он предвидел и как предсказывал Тампль: хорошо у одного и плохо у другого.

Он попрощался с друзьями.

– Встретимся там, впереди.

– А кто знает – где? – возразил Тампль. – У черта на куличках, это уж точно.

В реанимационной работа по переезду спорилась. Знакомые Вальтеру санитары, хотя он и не всех их знал по имени, складывали койки, грузили легкие матрасы, отстегивали брезент, выполнявший роль стен. Джейн и Гармония окончательно испачкали свои белые халаты, тщательно укладывая в помеченные красными буквами плетеные сундуки запасы медикаментов, хромированные металлические коробочки со шприцами. Вальтер немного подсобил им. Поскольку стен уже не было, вечернее солнце ярко освещало теперь эту небольшую арену, делая сцену похожей на картину деревенского праздника. "С таким же успехом, – подумал Вальтер, – здесь можно было бы делать леденцы и сахарную вату и торговать ими, и это было бы гораздо приятнее". Он сказал, что нужно закончить все до наступления темноты, поскольку в восемь часов должны отключить электричество. Распорядился, чтобы корзины с грязным бельем, самые сомнительные одеяла и матрасы отнесли в прачечную, а коробки с сухой плазмой, которой у них было более чем достаточно, – в аптеку.