Такая работа - Леонид Словин

— Может, угостить на ночь, чтобы лучше спалось? — спросил Егоров. — У меня есть…

— В другой раз… Ну, давай!

8

К вечеру опять моросил дождь, и весь этот день был длинным, тяжелым и утомительным. Он начался для них в семь часов утра с тщательного и, как потом выяснилось, бесполезного осмотра территории ипподрома, где был найден чемодан, и соседнего лесопарка имени Первой маевки. Утром было пасмурно, небо затянуто серыми, слепыми облаками. Лесопарк тянулся полосою километра на четыре, местами заболоченный, темный, заросший папоротниками и осокой.

— Необъятны пространства нашей Родины, — невесело острил Барков. — Когда на крайней восточной точке страны наступает утро, у нас — в Ролдуге уже… идет дождь.

Они прошли лес дважды, туда и обратно, всем составом отдела, вместе со следователями, участковыми уполномоченными, дружинниками… На это ушло более пяти часов. Прямо с ипподрома группа Егорова уехала на участок. Шофер такси, которого накануне отыскал Барков, весь день провел с Гуреевым в городе, разыскивая в автобусах, на набережной, в центре и на вокзале своего черноволосого пассажира.

Только Тамулиса Ратанов послал на вокзал, не забывая о деле Варнавина. С помощью работников линейного отделения милиции он должен был узнать как можно больше о железнодорожном билете Варнавина, послать необходимые запросы, побеседовать с работниками вокзала. Впрочем, Ратанов его не ограничивал.

Заявление о новой краже поступило уже после часа ночи, минут через пятнадцать-двадцать после того, как все разошлись по домам. Дежурный послал машину за Ратановым и начальником следственного отделения Голубевым, предупредил обоих по телефону, а сам поехал на место. Ратанов просил послать вторую машину за Лоевым и Барковым, которые ушли последними и не успели еще лечь спать.

Ратанов и Голубев жили в разных подъездах одного дома, построенного областным управлением охраны. Стоя у машины, Ратанов видел, как погас свет в комнате у Голубевых, и слышал, как тот сбегает по лестнице.

Во дворе, в ожидании утра отдыхали непривычно тихие детские качели, качающиеся лодки, ящики с песком, по которым днем лазила и бегала шумная детвора. В доме было много детей. Иногда, проходя по двору, Ратанов слышал прозвища, которые они давали друг другу. Фамилии, окруженные в управлении славой, на детской площадке часто теряли ореол: смешно было слышать, как сына начальника отдела со звучной фамилией Мустыгин называли просто «Мустыга». Пацаны, наверное, могли почти полностью заполнить штаты управления. В июньской газете был помещен как-то фотоснимок десятка ребятишек, носивших знакомые фамилии — Егоров, Гуреев, Мартынов, Рогов, — «дублирующий» состав отделения уголовного розыска.

На крыльце Голубев остановился, зажег фонарик и направил в лицо Ратанову тонкий слепящий луч света. Он успел несколько часов поспать и был в хорошем настроении.

— Что творится! — басом посочувствовал он Ратанову.

— Работать не умеем. — На душе у Ратанова было тяжело.

Они забрались в крытый кузов газика, переговариваясь с шофером через внутреннюю заградительную решетку. Шофер ничего определенного сказать не мог.

На Банковскую приехали без двадцати два и до половины пятого, включив все осветительные приборы, имевшиеся в квартире главного инженера мебельного завода, осматривали каждый сантиметр пола, дверей, стен, осторожно передвигая вещи.

Лоев вместе с проводником розыскной собаки пробежал с километр по пустым улицам, пока, на этот раз уже Рогдай не стал совершенно откровенно демонстрировать свою незаинтересованность в дальнейшем преследовании.

На лестничной клетке Барков разговаривал с встревоженными женщинами из соседних квартир, зябко поеживавшимися в накинутых наспех халатах. Они посторонились, пуская Лоева в квартиру. Ратанов успел составить длинный список похищенных вещей и прямо из квартиры передавал по телефону дежурному, который дублировал ориентировку дежурному по управлению и на вокзал.

На этот раз эксперту не повезло: все отпечатки пальцев, обнаруженные в квартире, представляли собой мазки, непригодные для экспертизы.

Преступник был опытным и хладнокровным. В квартире инженера в большом густонаселенном доме он провел несколько часов, принял душ, поужинал. Здесь он тоже курил сигареты, а вещи вынес в двух больших чемоданах, взяв самое ценное.

— Здесь обязательно найдутся очевидцы, — говорил в машине Барков, прижимая пальцами висок, где время от времени словно постукивал маленький молоточек.

— И все-таки он не живет постоянно у нас в городе, — сказал Ратанов.

— На той краже он мог нарочно подбросить автобусный билет из другого города, чтобы нас ввести в заблуждение.

— Нет, — ответил Ратанов, — чтобы подбросить автобусный билет из другого города, нужно его иметь.

Домой в эту ночь они не пошли. Через два часа, до того как жители соседних домов уйдут на работу, нужно было успеть поговорить с каждым из них. Поэтому они устроились в ленинской комнате.

— Слушай, Герман… — заговорил Лоев, подкладывая себе под голову подшивку «Комсомолки». — Что главное при задержании?

— Твердость, — ответил нехотя Барков, — твердость и смелость.

— А что бы ты сейчас больше всего хотел?

— Чтобы ты дал мне поспать…

Лоев не обратил внимания на шутку.

— Я бы хотел, чтобы мы завтра раскрыли эти кражи и возвратили вещи… Ну, ладно. Спи.

Они уснули, прежде чем Ратанов, относивший протокол осмотра дежурному, зашел к ним, в ленинскую комнату.

Барков тяжело храпел, скрючившись на узком диване. Лоев что-то бормотал во сне.

Ратанов прикрыл форточку и спустился в дежурку.

…Первая машина с оперативниками и участковыми уполномоченными выехала в начале восьмого часа, за ней отправлялась вторая. На близлежащие участки сотрудники уходили пешком. Шумели мотоциклы, кто-то по рации монотонно вызывал «Воркуту-3».

У дежурки стоял Тамулис. Ратанов по-прежнему оставлял его для работы на железнодорожной станции.

— Вы все же интересуйтесь, есть ли такая кличка «Черень».

Наконец в отделе никого не стало.

В одиннадцать часов дня в горотделе появились два молодых человека. Оба они видели преступника: один — с балкона, когда тот входил в дом, второй стоял с преступником рядом, даже прикуривал от его сигары, когда, проводив девушку домой, увидел мужчину с двумя чемоданами.

— Свидетелей у нас достаточно, — сказал Ратанов Егорову, — теперь нужно найти художника, который по показаниям свидетелей воссоздаст нам портрет преступника — робот!

Настроение у работников розыска заметно поднялось.

А в двадцать минут третьего, после обеденного перерыва Ратанову позвонил с вокзала Тамулис:

— Кажется, что-то есть…

Услышав его голос, непривычный полуторжественный тон и сразу, словно по наитию, поверив, что произошло то, чего они ждали все эти долгие недели, Ратанов неожиданно для себя ответил очень тихо:

— Алька, я оторву тебе голову…

— Да, да, конечно, — теперь уже с радостью подхватил на том конце провода Тамулис, — я так и передам заместителю начальника станции. Он как раз рядом. Начальник уголовного розыска, — Тамулис говорил не в телефон, — передает вам большую благодарность всего коллектива отдела милиции. Он еще сам подъедет к вам, когда освободится…

9

Второй допрос Волчары поначалу ничем не отличался от предыдущего, только отвечал Волчара еще короче и с еще большими паузами.

Он сидел на стуле в трех шагах от стола, спокойный, невозмутимый, и смотрел вокруг без любопытства равнодушными оловянными глазами.

— Вы билет на поезд покупали в кассе? — спокойно спросил его Карамышев.

— Какой билет? — Он словно думал совсем о другом, своем, и не сразу понимал вопросы.

— Когда ехали из Москвы… Вот этот.

Карамышев показал ему картонку билета.

— В кассе.

— Задолго до отхода поезда?

Волчара молчал.

— Задолго до отхода поезда, Варнавин?

— Вроде нет.

— Как вы доехали?

— Вроде благополучно.

— Встречал ли вас кто-нибудь?

— Нет.

— Куда вы пошли сразу?

— Домой.

— Заходили ли вы в камеру хранения за вещами? — спросил Ратанов.

Варнавин отрицательно качнул головой.

Несколько минут длилась пауза, пока Карамышев заполнял протокол допроса. Потом он дал его в руки Варнавину. Волчара читал не торопясь, часто возвращаясь назад, к уже прочитанному. Наконец, также не торопясь, вывел собственноручно:

«Записано верно и мною лично прочитано. Варнавин».

— Между прочим, Варнавин, ваш билет в общей кассе не продавался, — заметил Карамышев, — его продали в агентстве.