"К барьеру!"_2009_N 2 - Газета Дуэль

И вот, по злой иронии судьбы именно боевики одной из бандгрупп похитили Елену Пасюк, доверчиво вступившую на подконтрольную им территорию. Похитив журналистку, бандиты долгое время не выдвигали никаких требований. Родные и коллеги по работе уже начали беспокоиться, предполагая самое худшее. Но через некоторое время в редакцию газеты, где она числилась сотрудником, позвонил неизвестный и предложил обменять Елену Пасюк на кубинские сигары, причём обменять по весу (или, как он выразился, по курсу) — сколько весит Елена, столько он требовал отгрузить им кубинских сигар — баш на баш, а в случае отказа грозил убить пленницу.

Предложение выглядело до нелепости странным, пугающим, так нехарактерным для действий организованных преступных группировок, что в либеральных средствах массовой информации независимыми экспертами было даже высказано предположение, а не провокация ли это правоохранительных органов, мстящих талантливой журналистке за резкие выступления против них. Ведь выкупы табаком до сих пор производились только в фильмах, точнее, в одном фильме. Увы, вскоре преступники подтвердили свои требования и дали на их исполнение всего три дня сроку.

Выхода не было, решено было срочно собрать деньги и закупить на них необходимое количество дорогущих кубинских сигар. А так как все знали Елену Пасюк как девушку, в общем-то, хрупкую, весившую не более шестидесяти килограмов, то расходы на выкуп не казались уж очень обременительными. Часть суммы на покупку кубинских сигар собрали родственники, часть выделила редакция газеты, сигары приобрели и уже готовились к встрече с похитителями. Каково же было всеобщее удивление и возмущение, когда бандиты в ходе очередного телефонного разговора сообщили, что теперь Елена Пасюк весит более двухсот килограмм, а, значит, и сигар нужно в три с половиной раза больше.

Сначала им никто не поверил, но через некоторое время в редакцию по почте пришёл конверт с фотографией, на которой действительно была изображена Елена Пасюк, только располневшая до невероятных размеров. Оказалось, что бандиты, изуверски издеваясь, применили к ней полусекретную украинскую технологию откорма на сало особо жирных свиней. В одной из заброшенных деревень на пустующем скотном дворе журналистку подвесили на широких ремнях к перемёту и более полугода продержали в таком положении, кормя исключительно буряками, отрубями и полужидкой массой, состоящей из пшеничной муки, замешанной на топлёном масле, в результате чего её вес так катастрофически и возрос, а тело приняло шароподобные студенистые формы.

Родные и коллеги пребывали в шоке. Столько дорогого курева приобрести они были просто не в состоянии. Но бандиты по телефону пригрозили откормить журналистку до трёхсот килограммов, если в ближайшую неделю необходимое количество кубинских сигар не будет доставлено в условленное место. Пришлось родным и коллегам Елены Пасюк срочно обращаться за помощью к власть предержащим. Узнав, что дело обстоит так серьёзно, что жизни известной и популярной журналистки угрожает смертельная опасность, президент государства, сам являющийся многолетним горячим поклонником её самобытного незаурядного таланта и высоко ценивший её творчество, распорядился незамедлительно сократить финансирование некоторых социальных программ и высвободившиеся в результате этого средства направить на вызволение из бандитского плена Елены Пасюк.

Получив нужные суммы, родные и коллеги приобрели на них необходимое количество кубинских сигар и доставили их в указанное бандитами место. Последние же, перегрузив выкуп в автомобиль без опознавательных знаков, быстро скрылись в неизвестном направлении. А через два часа в редакцию газеты от них пришёл факс с указанием координат, где следует искать Елену Пасюк.

Прибывшая в означенное место опергруппа во главе с первым заместителем министра внутренних дел генерал-полковником NN обнаружила в заброшенной деревне Закавыкино на пустующем скотном дворе подвешенную на широких ремнях к перемёту известную журналистку. Вокруг неё вился целый рой навозных мух, слепней и других кровососущих насекомых. Под руководством опытного врача XX, с исключительными предосторожностями, Елену Пасюк спустили на землю, затем аккуратно перекантовали на тележку и таким образом доставили к автофургону, на котором уже и перевезли в Центральную клиническую больницу, где в последующие шесть месяцев она проходила курс интенсивного лечебного голодания.

В своём первом после освобождения интервью Елена Пасюк, тем не менее, по-прежнему весьма доброжелательно и даже с теплотой отозвалась о членах организованных преступных группировок, лишь один раз эмоционально назвав их скотами, но тут же, впрочем, уточнив, что таковыми она считает только самую малую часть их. Остальные же, по её словам, вполне нормальные и даже симпатичные люди, с которыми приятно и интересно общаться. Она также рассказала, что написала три новые книги, в которых поведала миру о тяжких испытаниях, выпавших на её долю в бандитском плену, о перипетиях освобождения, о своих взглядах на мировые процессы. В конце беседы Елена заявила, что собирается подать иски в суд о защите чести и достоинства и возмещении ей морального ущерба на некоторые органы печати, допустившие в отношении её оскорбительные измышления и злобные выпады. Так, по её словам, в некоторых газетах сообщалось, что при освобождении её вес превышал двести килограммов, хотя на самом деле она весила тогда не более ста девяносто восьми. Также лживыми являются утверждения, что подвешена к перемёту она была на жёстких кожаных ремнях: «Ложь и провокация, — утверждает Елена. — Я висела на довольно мягких и удобных лямках. Издания, печатающие инсинуации безответственных борзописцев, достойны не только морального осуждения, но должны понести и наказание вполне материальное! Чёрному пиару не место в нашей журналистике!».

По итогам года Елене Пасюк была присуждена премия «За честь и достоинство», как лучшему журналисту года.

Н. СЫЧЕВ

КОЕ-КАКОЙ ЗАКОН

Как вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы, по мнению парламентариев, оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимым. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили.

Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях — принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт — он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность — разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течение двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора.

Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого — он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента.

Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят, и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона — присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал.

Очень скоро состоялся суд, и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же — за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и апелляцию — во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И апелляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму.