Touching From a Distance - Дебора Кертис

Бернард Самнер знал, что Йен склонен к маниакальным состояниям: он то был утонченно вежлив, то впадал в ярость, Теперь, когда Йен принимал лекарства, эти перемены в настроении стали более ощутимы. В одно мгновенье он чувствовал душевный подъем, а в следующее — чуть не рыдал. Бернард подозревал, что таблетки сделали Йена более несчастным, чем сама эпилепсия.

В Йене было что-то особенное. Так многие говорят, но я это правда чувствовал. Я и сейчас в этом уверен... Думаю, именно таблетки его и погубили. Не просто думаю — знаю.

Бернард Самнер

Я начала чувствовать, что слишком утомляюсь. Мне приходилось ждать Йена допоздна. После выступления он не ложился спать, пока не приходил приступ. Это стало для него ритуалом: сидеть и ждать припадка. Он боялся, что иначе умрет во сне: рассказал, что с одной из его клиенток, страдавшей эпилепсией, так и произошло — задохнулась во сне. Очень часто у него случались абсансы: он будто каменел и, казалось, не замечал окружающих. Я часто заставала его сидящим на краю стула со все еще зажатой во рту зажженной сигаретой. Поскольку он был гораздо выше меня, я чувствовала себя довольно беспомощной. В те несколько минут, что длился приступ, я могла лишь наблюдать за тем, чтобы он не причинил себе вреда. По ночам мы оба лежали в постели, и я прислушивалась к дыханию Йена: изменение ритма сообщало о приближении припадка. Казалось, если Йен дождется его, не заснув, то новый приступ во сне уже не случится.

Йен сообщил, что группа решила сменить название в том случае, если один из участников «покинет» ее.

Мне показалось, что обсуждать такие вещи странно, и я задумалась: ждут ли они, пока с ним что-то случится, или планируют выгнать из группы? В Комиссии по трудоустройству Йена все любили: и персонал, и посетители, — но, несмотря на это, отпрашиваться на репетиции и концерты ему стало трудновато (он все еще работал на полной ставке). Не все коллеги Йена сочувствовали его трудностям.

Однажды Joy Division давали концерт на неделе в лондонском клубе. Роб Греттон договорился с Тони Уилсоном, что тот заберет Йена с работы. Тони приехал из Манчестера к четырем часам — раньше бы Йена не отпустили. Они не знали точно, где будет проходить выступление, и уже в Лондоне решили спросить дорогу у толпы молодых людей, и что же? Это была очередь к ним на концерт. Радость заставила забыть о ворчании коллег на работе. Между тем Эрнест Бирд все больше беспокоился за Йена, в частности из-за статей в музыкальной прессе. По его мнению, они слишком напоминали психиатрические отчеты, даже использовались соответствующие термины и справки. Журналисты и фанаты как-то слишком быстро заметили неуравновешенность Йена. Эрнест сам однажды уехал с работы пораньше, чтобы увидеть Joy Division в программе Granada Reports. Он хоть и сказал, что выступление было отменным, но поинтересовался, не принимает ли Йен какие-либо наркотики. Тот ответил, что ему нужен лишь Gold label. Эрнест также вспоминал: «Йен постоянно смеялся и шутил. На моей памяти они часто говорили, что передозировка не опаснее простуды. Они на это насмотрелись».

Разумеется, танцы Йена были печальной пародией на настоящие припадки. Его руки описывали в воздухе круги, словно вращая невидимый барабан, а неестественное судорожное подергивание ног в точности совпадало с непроизвольными движениями во время припадков. Разве что он не тряс головой, а с губ не летела пена. Это могло бы быть умышленной имитацией, но ведь еще четырьмя годами ранее на вечеринке в честь нашей помолвки он Исполнял что-то очень похожее.

Когда он впервые показал свой танец, там стояло около четырех человек, так что ему было где развернуться. Он соскочил со сцены и носился по всему залу. Мне показалось это совершенно превосходным. Ни один из присутствующих не потешался, слишком уж сильно было впечатление. Среди тогдашних манчестерских музыкантов были один или два, которые выступали в подобной манере, и можно было подумать, что он за ними... Но нет, он и вправду был будто на грани.

Пол Морли

Тексты песен, которые Йен подбирал к уже «цеплявшей» музыке, становились все более давящими. Написать такое с чьего-то чужого жизненного опыта невозможно — или уж надо признать, что он обладал каким-то невероятным даром сочувствия. Журналисты и фанаты старались расшифровать его стихи, и сейчас, несомненно, многим меланхолия Йена бросается в глаза. Но тогда казалось немыслимым, что крик о помощи звучал так открыто.

Питер Хук был известен тем, что начинал огрызаться, когда речь заходила о смыслах текстов. Он никогда не считал лирику Йена чем-то большим, чем частью работы Joy Division, и тем более не движущей силой, как предполагали другие. Пит до самой смерти Йена не обращал внимания на его тексты. Только тогда он осознал, что Йен был «по-настоящему превосходным мастером слова».

Йен повсюду носил с собой пакет, набитый тетрадями и листками бумаги, куда он, почувствовав вдохновение, начинал лихорадочно писать. Он слушал мелодии — чаще всего их аранжировал Бернард — и подыскивал к ним наиболее подходящие тексты. Слова хорошо ложились на музыку, слушатели получали пищу для размышлений — и никто из нас не задумывался, что там Йен имел в виду. Несомненно, аудитория Joy Division желала большего. В интервью для фанзина Printed Noises Йен сказал: «В наших текстах нет определенного послания. Они открыты для интерпретации, многомерны. Их можно понять так, как хочется. Конечно, для группы они важны».

Сам Йен всегда с наслаждением вслушивался в лирику других музыкантов. Мы частенько спорили о последней ярочке «Perfect Day» Лу Рида. Я считала, что там поется «You’re going to reap just what you sow» / «Что посеешь, то и пожнешь», но Йен слышал «You’re going to read just what you saw» / «Что увидишь, о том и прочтешь». Он и правда любил сперва сам что-то увидеть, до того как прочитать об этом в прессе.

Он дурачился больше остальных; мог все что угодно сделать на спор. С ним писать песни было намного проще. В его тетрадке всегда было полно набросков. Он сидел над ней, почти не двигаясь, бормоча что-то себе под нос и периодически отрывая кусочки бумаги. Мы не оценивали качество текстов и, может быть, не вполне понимали, о чем они, но уже то, что были слова, было что петь, позволяло сочинять без труда.

Стив Моррис

Он был катализатором для остальных участников группы. Он мог... связать наши идеи вместе. Да, мы писали музыку, но направлял нас Йен. Он говорил: «Мне нравится та гитарная партия, мне нравится та басовая линия, мне нравится звучание ударных». Потом все это аранжировали. Занимался аранжировкой обычно я, и, конечно, остальные подавали какие-то идеи. Потом Йен еще работал над текстом, но какая-то основа была с самого начала. У него была большая коробка, набитая текстами песен. Он по-особенному сводил вместе наши идеи — как раз этого нам потом так не хватало. Все вокальные партии принадлежали ему. Он сыграл на гитаре в одной или двух песнях, но партии были довольно простыми. В любом случае он ненавидел играть — это мы его заставили. У него была довольно странная манера игры, как ни у кого больше, какая-то маниакальная, но как раз это нам и нравилось. Это было интересно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});