Времена года - Арпад Тири

баранку. Из зала ожидания донесся голос диктора, передававшего по радио:

— Товарища Тако на привокзальной площади ждет машина номер четыре тридцать один.

«Всего-навсего одна фраза, а я столько времени ломал голову над тем, как разыщу важного гостя», — подумал Матэ, но в глубине души он побаивался, как бы эта фраза, переданная по радио, не рассердила товарища Тако. Однако другого выхода у Матэ не было.

Прошло минут десять, но к машине никто не подходил. Медленно прогрохотал трамвай и остановился на противоположной стороне площади возле гостиницы «Локомотив». Трамвай ходил редко, и ждать его приходилось не меньше четверти часа. Вот и он скрылся за домами.

В отвратительном настроении человека, не выполнившего свой долг, Матэ вернулся в обком.

— Никто не приехал, — по телефону доложил он секретарю.

Секретарь немного помолчал, и Матэ показалось, что он улыбается.

— А вы уверены в этом? — спросил секретарь.

— Я был на станции. Поезд опоздал на целый час, — сказал Матэ.

— Зайдите-ка ко мне на минутку.

Матэ зашел в кабинет секретаря обкома и остановился на пороге. Секретарь, опираясь на свою палку, посмотрел на него поверх очков в железной оправе, однако во взгляде его не было упрека.

— Вы просто разминулись с товарищем Тако, — сказал он.

Матэ уставился на сидевшего в кабинете мужчину, стараясь вспомнить, где он его уже однажды видел. И вдруг вспомнил: в тот самый день, когда он принес Крюгеру автобиографию. А человек, вышедший тогда из зала заседаний с кожаным пальто на руке, и был Тако. Вслед за ним, раздвигая стулья, спешил Крюгер. Тако тогда даже не обратил никакого внимания на Матэ.

«Значит, товарищ Тако занимается делами нашего района и именно ему в руки попадают все мои доклады. Два года назад я не мог набраться смелости, чтобы встретиться с ним, а теперь он собственной персоной стоит передо мной. За эти два года он совершенно облысел, лишь на висках сохранились остатки волос, лицо еще больше вытянулось».

Тако поздоровался с Матэ за руку, спросил:

— У вас все готово?

— Всю неделю занимался подготовкой, — проговорил Матэ, не зная, что можно сказать еще.

Тако принадлежал к числу людей, которые больше всего ценят в работе добросовестность и порядок и требуют этого от других. Он нисколько не обиделся на Матэ за то, что тот не разыскал его на вокзале и они разминулись. В дороге Тако устал и сейчас, опустившись в кресло, закрыл глаза и слушал секретаря обкома, который рассказывал ему о соотношении сил в местной коалиции и об имеющихся в работе трудностях.

Внимательно слушая секретаря, Тако в то же время никак не мог избавиться от мысли о жене. Молодая и красивая, как никогда раньше, стояла она у него перед глазами. Тако казалось, что он чувствует запах ее тела, когда утром, небрежно накинув на себя цветастый халатик, она подает ему чай. «Нужно все же было отказаться от этой поездки, а жене сказать, что еду, а вечером как снег на голову неожиданно заявиться домой и лично убедиться в ее верности или неверности».

Матэ сначала хотел спросить у Тако, неужели он не слышал объявления по радио о том, что его ждут, но потом решил, что делать этого не стоит.

До полудня Матэ не снимал с ноги компресса. Но, закрывая глаза, он видел перед собой не Магду, а Флору, которая чуть слышно сказала ему: «Ты не был у меня целый год». Ее печальные глаза смотрели куда-то в пустоту, словно она никак не могла понять, что, кроме нее, на свете есть другие женщины и их можно любить.

В последний раз Матэ встречался с Флорой осенью, когда на несколько дней приезжал в поселок из партшколы, в которой учился. Он увидел Флору на центральной площади перед кафе. Она показалась ему похожей на приезжую, которая после долгого пути бесцельно бродит по незнакомому городу. Цветные зонтики, стоявшие над столиками, выставленными прямо на улицу, еще не убрали, и площадь выглядела по-летнему нарядной. Матэ и Флора удивленно уставились друг на друга. Флора первая подошла к Матэ.

— Не бойся, мне от тебя ничего не нужно. В город я приехала только затем, чтобы купить темное платье. Поверь мне, я ничего от тебя не хочу, — тихо проговорила она.

В столовой Матэ обедал за столиком вместе с Тако. Размешивая ложкой суп в тарелке, Матэ ломал голову над тем, как бы ему выкроить несколько свободных минут да сбегать к дому торговца апельсинами, чтобы хоть мельком увидеть Магду, которая сейчас, наверное, сидит на кушетке в узкой боковой комнатке с окном, закрытым шторой. Рядом стоит уже собранный чемодан, а она сидит и пытается представить, что с ней теперь будет.

Съев суп, Тако положил ложку возле тарелки и сказал, обращаясь к Матэ:

— Вот теперь я вас вспомнил.

— Два года назад вам передали мою автобиографию и заявление с просьбой послать меня на учебу, — объяснил Матэ.

— Два года назад? — удивился Тако и покачал головой. — Если я не ошибаюсь, вы совсем недавно окончили годичную партшколу.

— Да, окончил.

Матэ хотел быть любезным и ответить Тако, как и подобает в таких случаях, но нужные слова не шли в голову, и он молчал, медленно двигая пустую тарелку.

— Я хорошо помню вашу автобиографию, — заметил Тако. — Написана она была несколько необычно. Мы о ней долго говорили в отделе.

Из кухни в этот момент в столовую вырвалось целое облако пара. Матэ, следя за ним глазами, тихо сказал:

— Я тогда еще подумал, что вы мою автобиографию по дороге в Будапешт разорвете на куски и выбросите из окна.

Тако удивленно уставился на него и спросил:

— А почему я должен ее разорвать и выбросить? Почему вы так вдруг могли подумать обо мне?!

— Сам не знаю почему, но подумал.

— Подумали... — покачал головой Тако. — Я вижу, вы и в жизни такой же, как в автобиографии пишете...

— Не знаю, какой я, — заметил Матэ. — Со стороны всегда виднее.

На первый взгляд замечание Матэ могло показаться несколько циничным, хотя сказано оно было просто и скромно. Тако хотел что-то ответить Матэ, но в этот момент официант принес жареное мясо с картошкой, и он начал есть, так ничего и не сказав.

После обеда Тако поднялся еще раз в кабинет секретаря райкома, а Матэ позвонил