Братья Sisters - Патрик де Витт

Глава 31

Дорога раскисла, и через широкие лужи перекинули деревянные доски. Ходить по ним, балансируя, та еще забава, и златовласая бухгалтерша отдавалась ей полностью. Она хохотала, и смех ее в прохладном утреннем воздухе звучал чисто и сладко. Свежесть нового дня и смех милой дамы — эти две вещи отрезвляли, от них в голове прояснилось. Вот уж не думал, что обычная прогулка с женщиной станет для меня приключением. Для меня, человека, прошедшего через столько опасностей… Однако вот он я, иду, придерживая за руку милую спутницу, указываю, куда безопасней ступить на пружинящей длинной доске. Вот умора-то, а тут еще к горлу тошнота подступает.

К тому времени, как мы добрались до противоположного конца дороги, на сапогах моих от грязи живого места не осталось, тогда как туфелек бухгалтерши не коснулось ни капли.

— Благодарю вас, — сказала она.

На чистом тротуаре она крепко взяла меня под руку, однако шагов через шесть отпустила. Поправила волосы. Без нужды, как мне подумалось. Просто из-за хороших манер, воспитания. Впрочем, держать меня за руку ей понравилось, и отстранялась она без особой охоты. Во всяком случае я на это надеялся.

— И как вам работается у Мейфилда? — спросил я.

— Платит он хорошо, но поведение у него несносное. Мейфилд строит из себя самого умного. Бедняком он был куда приятней в общении.

— Свое богатство он транжирит довольно споро. Возможно, вскоре Мейфилд вновь станет прежним?

— Он изменится, да, но прежним не станет. Это будет уже третье воплощение Мейфилда, гораздо менее приятное, нежели второе, нынешнее. — Возражать я не стал, и женщина произнесла: — Правильно, не поспоришь.

Тут она вновь взяла меня под руку, и я, переполняемый гордостью, ощутил, каким упругим и уверенным стал мой шаг.

— Как вышло, что утром дверь в мою комнату была заперта? Вы наведывались ко мне ночью?

— Так вы не помните?

— Прошу прощения, нет.

— От этого мне только хуже.

— Объясните же, что произошло.

Чуть поразмыслив, бухгалтерша ответила:

— Если вы и правда желаете знать, что произошло, то вспомните все сами. Лишь напрягите память.

Тут ей в голову пришла некая мысль, и она рассмеялась, звонко и кристально чисто.

— Ваш смех что прохладная водица, — признался я.

Сердце в груди так и сжалось, на глазах чуть-чуть не проступили слезы… Странно, как на меня не похоже.

— Вы вдруг сделались таким серьезным, — заметила моя спутница.

— Ни капельки.

У края городка мы вновь прогулялись по настилу и пошли обратно в сторону гостиницы. Я подумал о комнате, в которой спал. Представил, как промялись подо мной матрас и простыни… И тут же вспомнил.

— Да это же тот, зареванный! — воскликнул я.

— Кто? — не поняла бухгалтерша. — Какой зареванный?

— Помните, я увидел в окно человека и сказал, будто мне его лицо знакомо? Так вот, пару недель назад мы с братом Чарли выехали из Орегона, и на пути нам попался мужичок. Он вел под уздцы коня, а сам топал пешком. Жутко опечаленный, он не принял нашей помощи. От горя совсем рассудком повредился.

— Вы не заметили, может, судьба его переменилась?

— Отнюдь.

— Вот бедняга.

— Рёва рёвой, а пешком он сюда быстро добрался.

Помолчав немного, бухгалтерша отпустила мою руку.

— Прошлой ночью вы говорили о некоем не терпящем отлагательств деле в Сан-Франциско.

Я кивнул.

— Мы ищем человека по имени Герман Варм. Он живет в Сан-Франциско.

— И зачем же вы его ищете?

— Варм совершил проступок, и нам поручено учинить над ним правосудие.

— Но вы не маршалы, так?

— Я бы даже сказал, наоборот.

Погрустнев, она задумчиво спросила:

— Так этот Варм совсем дурной человек?

— Не знаю, странный вопрос. Говорят, Варм — вор.

— И что же он украл?

— Что обычно крадут? Деньги, наверное.

Ну и сволочь же я, так соврать. Я поискал взглядом хоть что-нибудь, на что можно отвлечься. Нет ничего подходящего.

— Знаете, возможно, этот человек не украл ни цента.

Бухгалтерша опустила глаза, и я хохотнул.

— Ничуть не удивлюсь, если нас отправили за абсолютно невинным человеком.

— Значит, обычно вы гоняетесь за теми, кого сами считаете невиновными?

— В моей профессии обычного мало. Что-то мне расхотелось говорить о моей работе.

Бухгалтерша будто не слышала меня.

— Работа вам нравится? — спросила она.

— Работы разные бывают, и я много профессий повидал. Какие-то кажутся чистой забавой, другие — адом земным. — Я пожал плечами. — Любой труд становится уважаемым, если за него достойно платят. Как по мне, решать чью-то судьбу — большая ответственность.

— Вы же просто людей убиваете.

Я-то думал, она не поймет, в чем именно состоит мой промысел, но она догадалась. Не пришлось объяснять.

— Ну, если вам угодно, — ответил я.

— Вы не думали бросить это занятие? — спросила она.

— Честно, подумывал.

Бухгалтерша снова взяла меня под руку.

— А что после? После того как вы разберетесь с этим Вармом?

И я поведал ей:

— Мы с братом живем в домике, недалеко от Орегона. Место славное, однако дом — сущая развалина. Я бы переехал, да все не найду время подыскать себе новое пристанище. Чарли очень любит заводить знакомства с сомнительными типами, у которых напрочь отсутствуют чувство времени и уважение к чужому сну. — Бухгалтершу мой ответ обеспокоил, и я спросил: — А к чему, собственно, вы интересуетесь?

— Надеюсь снова вас увидеть.

В груди заныло, как в свежем синяке, и я подумал: вот я кретин!

— Ваши надежды сбудутся.

— Покинув наш городок, вы вряд ли уже сюда вернетесь.

— Вернусь, даю слово.

Женщина не поверила или поверила, но только отчасти. Глядя мне в лицо, она попросила снять сюртук, что я и сделал. Тогда она вытянула из складок платья ленту ярко-синего шелка и повязала мне ее через плечо, стянув концы в опрятный узел. Отступив на шаг, она, такая грустная и прекрасная, полюбовалась на меня влажными от слез глазами. Веки ее набрякли под слоем пудры и гнетом застарелой болезни. Я молчал — что тут сказать? — накрыл узелок ладонями.

Бухгалтерша наказала мне:

— Всегда и всюду носите бант, как я повязала его. Увидев его, вспоминайте обо мне и данное вами обещание вернуться. — Похлопав по банту, она улыбнулась и спросила: — Ваш брат будет ревновать?

— Захочет узнать подробности.

— Ну разве не милый бант?

— И блестит очень ярко.

Я надел сюртук и застегнулся. Она прижалась ко мне и обняла, слушая, как бешено колотится у меня в груди сердце. Затем мы распрощались, и женщина вернулась в гостиницу. Но перед этим я успел уронить ей в кармашек юбки сорок долларов, полученных от Мейфилда. Я крикнул вслед, что на обратном пути обязательно заеду к ней, однако моя дама не ответила.