Владимир Набоков: русские годы - Брайан Бойд

Владимир предложил своему брату «коварный план»: вернувшись с прогулки, мальчики оставили Mademoiselle пыхтеть в передней, а сами кинулись в дом, будто бы желая спрятаться, и выбежали на свободу через противоположную веранду. Очень скоро стало темнеть, но они все брели и брели по снегу. Сергей продрог и устал, но Владимир уговаривал его продолжать путь, а потом посадил верхом на огромного дога, который весело бежал рядом с ними. Они прошли три километра, и деревья в лунном свете стали казаться великанами, но тут из темноты появился слуга с фонарем, посадил детей на дровни и отвез к обезумевшей от волнения Mademoiselle.

Этот побег, изначально обреченный на неудачу, конечно, только случайно совпал по времени с безуспешным порывом России к свободе, но он снова обнаруживает в мальчике взрослого Набокова: даже в зрелом возрасте сохраняя естественный консерватизм ребенка с его стремлением удержать привычное («Старая Робинсон, которой я не терплю (но все лучше неизвестной француженки)»)40, он одновременно испытывал сильную потребность вырваться на волю. Вскоре после того как прошел первый шок, вызванный приездом Mademoiselle, Владимир уже свободно говорил по-французски: к лету 1906 года он владел тремя языками, на которых с таким блеском позднее писал.

Одно было плохо: он не умел читать по-русски. Набоков вспоминает, что русскому алфавиту он учился в Выре летом 1905 года, тогда как на самом деле они с матерью в тот год жили в основном за границей. Скорее всего, его воспоминание относится к 1906 году41.

Политическая смута не позволила В.Д. Набокову в тот год провести лето в Выре, где он бывал лишь наездами. В один из таких коротких визитов он обратил внимание на то, что Владимир и Сергей, воспитывавшиеся английскими гувернантками, научились читать по-английски, но не знали русской азбуки. Западничество зашло слишком уж далеко. Тогда Владимир Дмитриевич пригласил сельского учителя («милейшего Василия Мартыновича», как его впоследствии называл благодарный ученик), и тот стал по несколько часов ежедневно заниматься с мальчиками русским языком:

У него было толстовского типа широконосое лицо, пушистая плешь, русые усы и светлоголубые, цвета моей молочной чашки глаза с небольшим интересным наростом на одном веке… Он был, как говорили мои тетки, шипеньем своего ужаса, как кипятком, ошпаривая человека, «красный»; мой отец его вытащил из какой-то политической истории <…> В первый день он принес мне коробку удивительно аппетитных кубиков с разными буквами на каждой из граней; обращался он с этими кубиками словно с редкостными драгоценностями, чем, впрочем, они и были (не говоря уж о том, какие великолепные туннели выстраивались из них для моих игрушечных поездов). Отца моего, незадолго до того отстроившего и усовершенствовавшего сельскую школу, он почитал42.

Василий Мартынович Жерносеков был членом недавно образованной партии эсеров, которая круто пошла в гору в 1905 году. Володя слушал его с увлечением: «В дебрях наших лесов, горячо жестикулируя, он говорил о человеколюбии, о свободе, об ужасах войны и о тяжкой необходимости взрывать тиранов динамитом»43, что по-своему и сделает Набоков впоследствии в таких произведениях, как «Под знаком незаконнорожденных» и «Истребление тиранов». В ленинской России Жерносеков, как и многие другие радикалы-коммунисты, был арестован и отправлен в лагерь44.

Однажды, когда Володя строил замок из разноцветных азбучных кубиков, принесенных ему Василием Мартыновичем, он сказал матери между прочим, что покрашены кубики неправильно. Елена Ивановна спросила, почему он так думает, и обнаружила, что каждый звук для него связан с определенным цветом. Поскольку мать тоже обладала цветным слухом — хотя у нее буквы вызывали другие цветовые ассоциации, — то она поощряла, а не подавляла синестезию сына45. Вспоминая об этом, Набоков воздавал должное Елене Ивановне. Он считал, что в детстве многие обладают живым воображением, которое уходит с возрастом, и он гордился матерью и был благодарен ей за то, что она сохранила свое уникальное мировосприятие и помогла развиться его собственному46. Не случайно, наверное, Елена Ивановна зачитывалась поэтами-символистами, которые мечтали преодолеть условные границы между чувствами. «Гуашевое П, пыльно-ольховое Ф и пастельное Т» сына могло показаться ей неким эскизом к будущему портрету художника в детские годы47.

VII

В марте 1906 года в жизни В.Д. Набокова произошло два важных события: рождение 18 (31) марта дочери Елены, четвертого ребенка в семье, и его избрание — как самого популярного из кандидатов Кадетской партии в Петербурге48 — в первый выборный законодательный орган России. Кадеты добились большого успеха по всей стране, завоевав в Думе больше трети мест, а партия трудовиков, их ближайшие союзники слева, получила чуть меньше трети.

Итак, первый российский парламент, в котором преобладали кадеты, вот-вот начнет работу. Здесь мы должны остановиться и выяснить, каковы же были цели и задачи этой партии. В.Д. Набокову предстояло возглавить кадетов в Первой Думе, он издавал и редактировал официальную партийную газету49, а впоследствии, когда его не допустили к работе парламента, продолжал играть ведущую роль в кадетской неофициальной газете «Речь» и до самой смерти участвовал в разработке программы партии. Владимир Набоков всю свою жизнь глубоко уважал отца и унаследовал его моральные принципы. Хотя Набокова никогда не интересовали сиюминутные политические стычки, он был уверен, что те непреходящие ценности, за которые боролся его отец, не могли быть ложными.

В другом политическом контексте кадеты были бы просто умеренными либералами, но в царской России их уверенность в том, что за ними — моральное право и общественное мнение, их решимость основать новую систему власти вопреки желанию тех, кому власть принадлежала в данный момент, превращали кадетов в радикальных реформаторов50. Они выступали за то, чтобы на смену монархическому произволу пришел закон: основные свободы — личности, мнения, слова и собраний; равенство перед законом вместо юридически закрепленной дискриминации в зависимости от класса, вероисповедания и национальности; законодательное собрание, избираемое прямым, тайным, всеобщим и равным голосованием, и ответственность министров перед законодательной властью. Кадеты отнюдь не утверждали, что необходим выбор между конституционной монархией и республикой: они выступали за конституционную монархию лишь из стратегических соображений, так как ее установление в стране представлялось им более реальным. Владимир Набоков всегда придерживался тех же взглядов: «Я готов принять любой режим — социалистический, роялистский, дворницкий — при условии соблюдения свободы мысли и тела»51. Однако кадеты с их требованием гарантированных свобод мало чем отличались от революционеров в глазах царя, который был полон решимости передать своему сыну унаследованную им самим власть во всей ее полноте. На самом же деле кадеты, в отличие от настоящих революционеров, предпочитали силу общественного мнения насилию. В этом и заключалось непреодолимое препятствие на их пути: одни лишь настроения в обществе не были достаточно убедительным аргументом для правительства, готового в крайнем случае призвать на помощь войска и всю их огневую мощь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});