Сердечный трепет - Ильдиго фон Кюрти

Оливер и я какое-то время лежали на пляже, как это принято, когда люди хотят заняться сексом, но правила хорошего тона требуют немного подождать. Мы посмотрели — как это тоже принято в подобных ситуациях — на звездное небо, я и позволила излить на себя информацию о том, где находится ковш Большой Медведицы и как с его помощью просто найти Полярную звезду.

Честно говоря, я так часто позволяла подобным типам рассказывать про Большую Медведицу, что могу найти ее с закрытыми глазами. Но небосвод, похоже, является сферой мужской активности, так же как ящик с инструментами, моторы и гонки на карртингах. И если правильно вести себя, при классическом распределении ролей, когда дело касается этих священных предметов, у мужчин возникает приятное чувство, что без них все бы пропало.

Из моего опыта следует, что мужчинам — особенно если хочешь с ними переспать — нужно давать почувствовать, что они мужественны. Раньше самцы убивали саблезубых тигров, сегодня они объясняют самочкам, где располагается Большая Медведица. Времена изменились, но суть вещей та же.

Все было очень романтично. Море звезд надо мной, нежный плеск волн. То и дело на горизонте проплывал корабль, и я представляла себе, что это бог морей Посейдон, который ходит со свечой то туда, то сюда.

Боже мой! Как нарочно, в этот миг Оливер притянул меня к себе и решительно влез мне языком в ухо.

Я тут же вспомнила свои занятия на курсах оказания первой помощи. Моя партнерша должна была буксировать меня в фиксированном положении на боку. При этом она рвала мой ремень, как бойцовая собака поводок. В конце она сказала: «Это бывает, при несчастном случае человек теряет конечность — а как мне зафиксировать кого-то на боку, если у него нет руки?»

Оливер, понятное дело, хотел показать, какой он подходящий, брызжущий тестостероном парень. При первом поцелуе он стонал громче, чем я, когда у меня был прострел. Это малость отпугивает.

«Ты хочешь меня раздавить или соблазнить?» — спросила я и погладила легонько его плечи.

Оливер пыхтел, как будто преодолевал последние метры Эвереста без кислородной маски. Мне это было слегка неприятно, потому что я по-настоящему и не завелась. Со страхом представила себе, как он будет шуметь, когда я перейду к моему комплексу упражнений для продвинутых.

Я ничего не имею против мужчин, которые озвучивают акт. Но, как и со всем остальным, с такими вещами хорошо бы знать меру. Беззвучный мужчина в постели неприятен, потому что он или слишком зажат или хочет показаться очень уж опытным. Мужчина, который вопит как порнозвезда, неприятен, потому что пытается устроить спектакль и произвести ошеломляющее впечатление. Мужчины, которые распускают себя, обычно выглядят ужасно.

Оливер, дразня, укусил меня в плечо, чего я вообще терпеть не могу. Укусы и щипки стоят в самом начале моего списка табу. Почти сразу после хихиканья во время оргазма.

«Что, если мы пойдем ко мне?» — сказал Оливер с заговорщицкой миной.

«А твой папочка, случаем, не дома?»

«Думаю, нет. А если и так — что с того? Прошли времена, когда он без стука заходил ко мне в комнату. С тобой в этом смысле проблема одна — следить, чтобы он не составил мне конкуренции».

Так как в случае с отцом Оливера речь шла, по-видимому, о старике, я не расценила это как комплимент.

«Отлично, пошли», — сказала я тем не менее.

Мы подошли к вилле с черепичной крышей на другой стороне пляжа. Свет внутри не горел.

«Никого нет дома?» — спросила я.

«Может быть, отец уже спит. А может, он появится только под утро».

Я представила себя ужасно юной, потому что времена, когда я тайком пробиралась в дома, стараясь не разбудить родителей, остались далеко позади. Я кралась как четырнадцатилетняя.

Мы поднялись по лестнице, очутились в длинном коридоре и, наконец, в комнате, которую Оливер представил так: «Это мои владения. Чувствуй себя как дома».

Я сразу поняла, что никакого оргазма испытать здесь не смогу.

Справа от кровати стояло высоченное до потолка растение с толстыми мясистыми листьями. Такие чудовища, кажется мне, таят в себе угрозу. Слева от кровати высилась стойка с CD-дисками. Каждый здравомыслящий человек понимает, что таких огромных подставок под CD быть не может. Эта была копией небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. Больше можно ничего не говорить.

Тем не менее: я все еще была готова дать шанс моему маленькому принцу, списать эту нелепую обстановку на счет грехов юности и не считать оконченным мой эксперимент «секс вместо печали».

Я скинула свой пиджак на пол, вылезла из туфель и опустилась на кровать, как будто это был обитый шелком диван, а не видавший виды топчан, застеленный бельем цвета зеленого яблока.

Я бросила фривольный взгляд на Оливера, который как раз нагнулся, чтобы поставить мои туфли вместе.

«Любишь порядок?» — спросила я насмешливо. Если кто-то на армейский манер ставит ботинки в шеренгу, то, наверняка, каждый промежуток между зубами он чистит новым куском зубной нити.

«Пошли в постель, — говорит Оливер, — в постели вещи выглядят совсем по-другому». Сказал и повесил рубашку и брюки на стул, а свои действительно красивые часы фирмы IWC положил на ночной столик. Я застегнула их у себя на запястье и почувствовала, что стала стоить гораздо дороже.

Упс! Прицельным прыжком Оливер бросился на меня. Вне себя и в жуткой спешке, как будто через пять минут у него назначена следующая встреча, он стащил с меня платье и лифчик, чтобы сладострастно впиться в левую грудь. Постепенно я начала терять терпение.

Взглянув на мои бедра, Оливер пришел к выводу, что имеет дело с достаточно зрелой женщиной, и принял рискованное решение прибавить обороты. Какой-нибудь неопытный дурак сказал ему, что старое мясо требует твердой хватки.

«Оливер?» Я попыталась быть услышанной.

«Оливер!» Он, казалось, позабыл обо мне, так был увлечен своим великим проектом под названием: «Я удовлетворяю даму старше себя, хрюкая непрерывно, как разъяренный кабан».

Ну, бывают в жизни женщины моменты, которые позже хочется забыть, как кошмар. Я была страшно разочарована. Мой эксперимент потерпел полное фиаско. Пока Оливер, не обращая внимания на отсутствие у меня экстаза, облизывал мой пупок, я решила действовать спонтанно.

Секс с этим тяжело дышащим диким кабанчиком не только не отвлек бы меня от моих грустных мыслей о Филиппе, но все стало бы еще хуже. Вежливость, требовавшая довести дело до конца, потому что оно было только начато, была здесь совершенно неуместной. Да, я впервые собралась прервать партнера, который был на подлете, — не дать ему добро на посадку. Не знаю, откуда взялось это авиационное сравнение. Может, меня на него натолкнуло то, что у отца Оливера был самолет?

Пока юноша шептал мне в ухо какие-то слова, которые он в свои двадцать четыре, вероятно, считал непристойными, я готовилась сказать ему правду: «Мне очень жаль, солнышко, но я не хочу связываться с дилетантами».

Или: «Тебе не помешает, если я при этом буду смотреть телевизор?»

Или просто и честно: «С меня хватит».

Теперь Оливер — я была до того погружена в свои мысли, что только сейчас это заметила, — занялся моими трусиками. Странно, но как раз в этот момент мне пришло в голову, что на моих темно-красных сатиновых стрингах сзади имеется дырка размером с двадцатипфеннинговую монетку. Она возникла из-за того, что я пыталась оторвать бирку. По этой причине у меня почти половина нижнего белья с дыркой. Еще одно доказательство того, что ошибки прошлого ничему меня не учат. Филипп находил трогательным мое дырявое белье.

«Если бы мне надо было описать тебя без слов, — сказал он однажды, — я бы просто выложил в ряд твои трусики».

Мне было приятно, что мой друг так любит меня, что даже мои слабости считает достойным любви.

Оливеру ничего не известно о моих слабостях. Юноша мне абсолютно чужой. И я должна стать ему еще более чужой, потому что он считает меня кем-то, кем я совсем не являюсь. Он думает, что занимается сексом с Саскией Юргенс, пожирательницей мужчин, которая лакомится маленькими мальчиками, подобранными на пляже, в доме их богатенького папочки.

Но здесь нет никакой Саскии Юргенс! Эй! Здесь лежит несчастная Амелия куколка Штурм.

Амелия куколка Штурм, которая стыдится дырки на нижем белье.

Амелия куколка Штурм, которая в мыслях очень далеко отсюда. Она думает только о своем Бюлове-медвежонке. О том, как занималась с ним любовью, а после гладила нежные, как у ребенка, волоски на лице и говорила: «Ты всегда так меня возбуждаешь, что мне кажется, будто я изменяю тебе с кем-то».

Он понимал ее манеру говорить комплименты. Мурлыкал, как кот в рекламе «вискас», тушил свет и, засыпая, тыкался своим большим носом ей в шею.

Эй! Здесь лежит Амелия куколка Штурм!

Но скоро ее уже здесь не будет!