Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день, в воскресенье, Михалыч с утра пораньше смотался в город, откуда вернулся с тортом, коньяком и букетом алых роз в целлофане. Каплей спрятал все это в палате под своей кроватью и встал на пост у приемного отделения, как часовой у знамени части. Вскоре он вернулся в палату уже не один. Вслед за ним, щурясь от бившего через окно, разыгравшегося внезапно январского солнца, вошла невысокая, стройная, но при этом женственно округлая девушка с короткой стрижкой. На светло-русых, от солнца почти золотых волосах, еще умирали — таяли несколько снежинок, превращаясь в капельки бриллиантов. «Дыша духами и туманами.» — пронеслось мгновенно в закружившейся голове Иванова. Такие фигуры могли быть только во французском кино. Такие лица, такие глаза могли быть только у русских женщин до революции.
Татьяна (так представил заранее капитана Михалыч) сама подошла к постели студента, едва успевшего при ее появлении отложить книжку и принять более-менее приличную позу.
— Не вставайте! Вы ведь тоже больной, правда?
— Еще недавно был здоров. А вот сейчас сердце защемило, — совершенно искренне ответил Валера, соскочив с койки и отвесив галантный полупоклон.
— Не надо мне представляться, ведь мы старые друзья с вами, Валера, — с легкой иронией прошептала девушка ему на ухо, легонько притронувшись к его щеке губами и подставив свою, румяную с мороза щечку для ответного поцелуя.
— Таня, наконец-то вы нас осчастливили, — приобнял ее чуть-чуть Иванов, — заметив краем глаза, как напряглась девушка, увидев входящего в палату майора. — Борис Николаевич, это Таня — единственная близкая мне душа в этих заснеженных литовских просторах!
— Как интересно! — воскликнул майор. — Здравствуйте, Татьяна Федоровна! Неужели вы не успели рассказать своему другу детства, что он лежит в одной палате с вашим непосредственным начальником по службе?
Таня едва заметно покраснела, она ведь не знала, что коварная Валя и простоватый Михалыч, вовлекшие ее в наперсницы их скоротечного романа, давно уже обо всем рассказали майору.
— Я только вчера узнала от Валентины Петровны, что Валера объявился вдруг здесь, в Каунасе! Я-то думала, что он в Риге, грызет гранит наук, как и подобает студенту.
Наши родители служили вместе в Эстонии, с тех пор мы не виделись.
— Не пугайтесь, Татьяна Федоровна! Я ведь имею честь быть знакомым и с Федором Никитичем и с Алексеем Ивановичем. Так что даже рад, что вы не забываете старых друзей — это лучшая служебная аттестация в наше время. Знаешь ведь, наша служба любит семейные династии. Глядишь, мы и Валерия Алексеевича уговорим перейти на заочный да и заберем к себе в центр, у нас ведь для филологов работа всегда найдется. Особенно если они из наших. Ну ладно, идите воркуйте, молодежь, а я прилягу пока, что-то опять мотор щемит.
— Может, сестру позвать, Борис Николаевич? — засуетился Иванов, несколько обескураженный тем оборотом, которые вдруг приняли совсем невинный разговор и совсем невинный розыгрыш.
— Не надо. Я вот пилюльку приму — и полегчает.
— Так что ж ты, Таня, гостинцы-то не достаешь? — укоризненно обратился майор к девушке, забираясь, кряхтя, на больничную койку поверх одеяла.
— Растерялась! Столько впечатлений сразу! — Таня стала разбирать сумку, вынимая оттуда апельсины, соки, увесистую палку сервелада и, после некоторого раздумья, бутылочку «Плиски». — Это вам на всех, товарищи мужчины, — певуче протянула она, очевидно оправившись и обдумав уже ситуацию. — А остальное, уж не обессудьте, Валентине Петровне.
— Бренди мне, остальное товарищам, — безапелляционно заявил майор и, засунув бутылку под подушку, махнул молодежи рукой в сторону двери: идите покурите там в холле, пока Михалыч не объявится.
Между тем давно исчезнувший из палаты Михалыч уже отправился под ручку с Валентиной Петровной в сторону одиноко стоявшего во дворе госпиталя здания клуба, всегда пустого в это послеобеденное время тихого часа. Таня с Валерой вышли в пустой коридор, сделали несколько шагов в сторону курилки, и тут же оба остановились, повернувшись друг к другу.
— Друг детства, значит. — задумчиво протянула молодая женщина, пристально рассматривая стремительно начавшего краснеть Иванова. — Кстати, наши отцы действительно в Эстонии пересекались по службе. Только ты тогда еще в школе учился. А я уже в институте была, в Москве.
— А что вы заканчивали? — оправился наконец Иванов.
— Мориса Тереза. Ну, на «вы»-то не надо, «друг детства»!
Она улыбнулась и, взяв Валеру под руку, повела прогуливаться по холлу.
— Я тебя всего на шесть лет старше, между прочим. Так что давай на «ты». Тем более я так соскучилась по нашему острову. Вы давно с Сааре-маа уехали?
— В 76-м. Летом. Вы, ты, наверное, должны помнить моего старшего брата. Он на год младше. тебя.
— Юра, кажется? Помню. Его еще комиссаром звали — он в своем классе комсоргом был. А я в нашем. И тебя, кстати, помню, маленький такой был шкет, рыжий, весь в конопушках и ужасно ученый. Но ты только пришел в нашу школу после начальной, а я уже заканчивала. И вот смотрите, что выросло! Пойдем присядем? Ты куришь?
— Курю, — почти гордо ответил Валера, зажигая спичку и протягивая огонек длинной коричневой More в мраморных пальцах Татьяны, унизанных кольцами и перстнями, но с бецветным нежным лаком на коротко подстриженных ноготках.
Девушка грациозно, с прямой спиной, села на краешек облезлого дивана в пустынном холле приемного отделения. Еще раз внимательно оглядела стоявшего перед ней Иванова и скомандовала:
— Садитесь, корнет! Иванов послушно сел рядом.
— А ведь неплохой у меня «друг детства» объявился! — сама себе утвердительно сказала Татьяна. — Я хочу с вами дружить, поручик! Вы готовы к безумствам? — Девушка испытующе посмотрела прямо в глаза Валере.
— Рад стараться, мадемуазель! — Подскочив с дивана, он, дурачась, прищелкнул больничными шлепанцами. — Чем могу служить? Надо застрелить соперника? Или дюжину соперников? А может быть, какой-нибудь негодяй похитил из вашего сейфа губную помаду с грифом «Совершенно секретно»?
Таня облегченно, как показалось Иванову, рассмеялась и снова притянула его на диван, усесться рядом.
— Ты хороший! А я испугалась, что Борис Николаевич меня проверяет.
— О чем ты? — Валера с удовольствием вдохнул легкий аромат французских духов и чистоты, донесшийся от волос девушки.
— Понимаешь, майор наш на службе всего неделю успел побыть перед тем, как слег в госпиталь. Он мне еще не понятен до конца. Вот и подумала, что он сам всю историю с Валентиной для чего-то выдумал. Потом вот ты появился нежданно. А мы ведь в самом деле встречались в детстве, бродили по одному и тому же парку. И папу твоего я помню, очень интересный мужчина.
— Неужели все так запутано у вас, как в шпионских романах? — недоверчиво отодвинулся Валера, смотря почти строго.
— Это все шутки, просто шутки, — вздохнула она. — Михалыч говорил Вале, что ты стихи пишешь. Почитай мне что-нибудь, а? Ну, по секрету. — Таня доверчиво, без видимого кокетства откинула прядь волос, обнажив маленькое розовое ушко с тонкой работы золотой сережкой. — Ну же, шепчи мне про любовь!
И он зашептал, прижимаясь все ближе и ближе к вспорхнувшей на зимнюю ветку госпитальной скуки яркой заморской птице:
История, достойная пера,Когда любовь, как сердца боль, остра.Когда забудешь, что такое скука,И верностью соединит разлука,И майской кажется осенняя пора —История, достойная пера!Соавторы любовного романа,Страница за страницей, ночь за ночью —Мы пишем без утайки и обмана,Историю, где правда в каждой строчке.Мы рукопись в тираж не отдавали,Мы как могли ее не предавали,В единственном и вечном экземпляреЕе хранить друг другу мы поклялись.Счастливый сон сменяется кошмаром,Очнувшись, просыпаешься в раю…Но каждым утром, солнечно-туманным,Я рядом руку чувствую твою.
— Еще, читайте еще, поручик. — Таня неожиданно погладила Иванова по руке и больше ее не отпускала. Ему хотелось курить, но рука была занята нежным женским теплом, подрагиванием пульса на запястье в такт ритму небрежных строчек, и он все читал и читал ей свои стихи, которым никогда не придавал значения, понимая их как детское, слегка постыдное теперь увлечение. Но Таня просила, и он читал и читал, удивляясь про себя, что в состоянии вспомнить хоть что-то.
Приворотным зельем потчевалНежных слов.Знал, что замуж выйти хочется.А любовь?Если стерпится, то слюбится —Говорил.Я хотел — пускай забудется.Не забыл.Ворожил и заговаривалТайну глаз.В кипятке из боли варитсяДень без ласк.Сам себя поймал и корчусь яОт огня.На костре, что приготовлен былДля тебя.
Валера не выдержал и поцеловал нежный пух завитка у прозрачного ушка, в которое он шептал.
- Рассказы. Как страна судит своих солдат. - Эдуард Ульман - Публицистика
- Как воюют на Донбассе - Владислав Шурыгин - Публицистика
- Бойня 1993 года. Как расстреляли Россию - Андрей Буровский - Публицистика
- Знамена и штандарты Российской императорской армии конца XIX — начала XX вв. - Тимофей Шевяков - Публицистика
- Казнь Тропмана - Иван Тургенев - Публицистика
- Путин против Ленина. Кто «заложил бомбу» под Россию - Владимир Бушин - Публицистика
- От колыбели до колыбели. Меняем подход к тому, как мы создаем вещи - Михаэль Браунгарт - Культурология / Прочее / Публицистика
- Сталин и органы ОГПУ - Алексей Рыбин - Публицистика
- Информационная война. Внешний фронт. Зомбирование, мифы, цветные революции. Книга I - Анатолий Грешневиков - Публицистика
- Иуда на ущербе - Константин Родзаевский - Публицистика