Иллюзии - Игорь Рыжков

– Наверное я тебе понравился.

– Более чем.

– Тогда ты сказала, что у тебя был шанс и я как никто должен был чувствовать это.

– Да, было именно так.

– Прости, я не нашел в себе сил полюбить тебя.

– За это не просят прощения

– Тем не менее

– Лучше один раз попробовать крови, чем всю жизнь питаться падалью. Мне было достаточно того, что я любила тебя.

– Любила, ты?

– Ты достоин моей любви. Твое присутствие возбуждает меня как запах свежей кро-ви.

– Ты считала меня своей добычей?

– Я сама хотела быть ею. Не зазорно хотя бы однажды побывать в когтях лучшего охотника.

– Это было сто лет назад.

– Может быть и больше.

– Ты должна указать мне Путь.

– Еще не время, Чили.

– Хорошо - Мы летели уже не кругами, а куда то далеко-далеко за горизонт. Навер-ное Ри знает, что делает. Может быть она ведет меня именно туда куда я просил ее. Может быть. Вдалеке стали просматриваться скалы. Хотя даже не скалы, а очень большие камни. Высотой от сорока до шестидесяти метров. Вероятно ледник в незапамятные времена при-тащил их из других земель и бросил здесь обессиленный периодом потепления. Похоже, что Ри вела меня к ним. Мы долетели о этой груды камней и взгромоздились на самый высокий из них. Он походил на указательный палец упертый немного наискось в небеса, которые вечер сделал просто бездонными.

– Это там, Чили. - Ри указала крылом на горизонт которого уже коснулось огромное красное солнце.

– Что я должен увидеть Ри?

– Ты не должен видеть, ты должен почувствовать

– Почувствовать что?

– Молчи и слушай, слушай степь, слушай себя. - Я недоуменно вертел головой из стороны в сторону, стараясь приметить что то необычное в степи. В скалах на которых мы устроили небольшой привал. В рощице неподалеку. Я разглядывал небольшую семейку сайгаков, мирно пасшихся в полукилометре от скал. Слышал хохот гиен, тявканье шака-лов. Где то далеко-далеко на самом краю восприятия звука я услыхал как одинокий белый волк выходил на охоту и его протяжный вой, полный непонятной жуткой тоски предупреж-дал вероятную добычу о его приближении.

– Это Акела. - Произнес я. -Я узнал его голос.

– Да. Это он. Его отражение, Фантом, Мираж. - Одна треть солнца скрылась за гори-зонтом. Прокаленная дневным зноем земля коснулась его круглого лика размыла очертания и оно сделалось зыбким непрочным. Степь постепенно погружалась в сумерки. Прекрасные степные сумерки. Тени стали огромными. Они тянулись далеко в бесконеч-ность, перекрывая добрую половину этой вселенной. Метелки ковыля стали розовыми.

– Завтра должен быть погожий день. - Я не знаю почему я сказал это. Наверное по-тому, что чистый красный закат в реальном мире всегда предвещал хорошую погоду. Реальный мир. Эта вселенная казалась мне сейчас более реальной чем та из которой я пришел в нее. Я был частью ее и не мог не восторгаться ею как бы она ни была жестока.

– Завтра не будет - Отозвалась Ри. - Я не ответил. Какое то странное чувство роди-лось в сердце. В сердце жестокого охотника-убийцы. Тоска? Предощущение потери. Как будто бы я вижу столь прекрасную картину в последний раз, как будто бы я ослепну пару часов спустя, как будто бы мне не суждено пережить ночь. И поэтому, именно поэтому цена того, что происходит именно в эти секунды стала невероятно высокой. Я пил эту красоту, цедил ее, смаковал как старое дорогое вино. Мелкими глоточками по чуть-чуть. Так, чтобы ощутить всю ее мудрость, бесконечность, грустный привкус одиночества и же-лание любить. Любить сейчас. Сию минуту. Потому, что другого времени просто не будет. Я расправил крылья и подставил закатным лучам. Перья пронзили алые лучи и крылья вспыхнули кровавым пламенем. Ри повторила мой жест. Она тоже расправила крылья и подставила их лучам заходящего солнца. Наверное на это стоило посмотреть со стороны. Две красивых, гордых птицы на фоне кровавого заката, расправившие крылья, готовые через секунду сорваться в небеса и парить в них и жить в них и любить в них. Мы не сго-вариваясь упали вниз с перста указующего в небо. Легкий ветерок подхватил нас и понес вверх. Можно было не говорить. Ни о чем не говорить. Все было понятно без слов, но Ри все таки спросила.

Ты обещал мне, Чили.

Я помню. Я обещал тебе танец.

Так начни его. Первый и последний танец нашей любви.

Это и есть Врата, Риша?

Да, я постараюсь понравиться тебе.

Небо надвинулось на нас. Голубое блеклое, становясь насыщенным синим, фиолето-вым, почти черным. Проклюнулось звездной россыпью. Пролилось огненным дождем. Упало замерло неподвижно, чутко, вечно.

Боль может быть сладкой. Утрата может приносить радость. Может. Тем, что до нее было что то очень важное, что то немыслимо красивое, что то завершенное до последнего штриха, до последней точки, до секунды, мига, дыхания.

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу.

Откуда это?

Оттуда.

Я падал и не сопротивлялся падению. Бархатную темень сменил туман. Серый, влажный, промозглый. Простроченный слепым пунктиром привычных нитей. Не имеющий четких очертаний. Не имеющий границ. Не имеющий формы.

Не люблю Ирис. Может быть потому, что безлик. Потому, что огромен. Потому, что пытаясь объединить лишь делает пропасть еще более глубокой. Потому, что лишает иллю-зий. Потому, что он правда.

Ху, а ю? - Как дела?

Итс о кэй. - Все хорошо.

Анд ю. - А у тебя?

Ис файн. - Хорошо. - И пусто, темно, зябко.

Как дъела?

Хорошо.

А у тебя.

Отльично! - Холодно.

Вот ю? - Кто ты? - Я не знаю кто я. Стыдно сознаться. Лгу.

Сори... Ундестенд… - Не понимаю. - Скажите вы.

Хух… - Озадачен.

Бамм… - поет Ирис, и протаивает синевой. Тыкается в ноги гранитными обломками. Проваливается снежной лавиной в пропасть. Острый порыв ветра сметает белое крошево в сторону и наконец разрешает ощутить этот мир. Новый. Встать на ноги, смачно вымате-риться и пнуть зло ни в чем неповинный камень.

Опять скалы. Черт бы их побрал. Если случится такое, что я выберусь из этой зава-рушки живым, то никогда не поднимусь на высоту больше той на которую необходимо подняться чтобы поменять перегоревшую лампочку.

Я сидел на уступе свесив ноги вниз и презрительно смотрел на горы, снежные шап-ки подпирающие небеса, тучи, которые не смогли перебраться через хребет и теперь вымещали свою злобу тем что заливали ущелье потоками ледяной воды.

Я порылся в кармане брезентовой куртки и достал смятую пачку дешевых амери-канских сигарет. Вытащил одну, прикурил, пустил струю дыма. Я даже не удивился тому, что в этом Перевоплощении принял личину современного человека, не зверя, не птицы а обыкновенного хомо сапиенс, который сидит на краю пропасти, курит, ругается и имеет кандидатскую степень по вычислительным методам. Я был самим собой и это было более чем странным. Странным было то, что я никогда не носил собственной личины в этих ми-рах. Ни одно из Зеркал ни разу не предложило мне быть обыкновенным, таким каким я был в реальном мире. Хотя кто его разберет что реальность а что нет. Здесь все чувства, эмоции, ощущения имеют особый привкус, особый оттенок. Они гипертрофированны. Если благородство, то бесконечное. Если любовь, то такая, что сердце либо поет от счастья либо рвется на куски. Но все более чем реально. Наверное именно так можно отличить то что ты чувствуешь в этих мирах и то, что ты должен чувствовать там за Вратами, стоящимими на границе миров. Здесь все БОЛЕЕ ЧЕМ РЕАЛЬНО. Я докурил, выбросил фильтр в пропасть и проверил снаряжение. Все было в полном просто образцовом порядке. Превосходный аль-пеншток с длинной легкой рукоятью из углепластика. Бухта прочнейшего капронового каната, который выдержал бы и слона, если бы ему вздумалось лезть в горы. Карабины, костыли, кислородная маска и четыре патрона к ней. Целый набор разноцветных дымов - фальшфейеров, хотя какому идиоту взбредет в голову разыскивать меня здесь. Здесь. Где это здесь? Я даже не знал, что это за мир и где он находится. Реален он или нет. Горы по крайней мере выглядели вполне натуральными и облака тоже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});