Весь в папу! - Марина Серова

Он выбежал в гостиную, где насмерть перепуганная супруга делала вид, что поглощена вытиранием пыли.

— Давно? — выкрикнул Алексанов.

— Что? — захлопала она на него глазами.

— Он давно ушел?

Она пожала плечами:

— С полчаса будет.

Виктор Степанович выскочил к машине. Плохо соображая, он сел на удобное сиденье «Фольксвагена», обратив внимание, что его «мерс», конечно, отсутствует.

Он поднял трубку радиотелефона и набрал номер Брызгалова.

Слава богу, тот оказался на месте.

— Боря, помоги, — простонал Алексанов.

— Опять? — ответил голос в трубке.

— Да, да… — Алексанов ослабил галстук. Дышать было трудно.

Разговаривать было некогда. Лешка собирался увеличить число неприятностей, свалившихся на голову.

Он почти с ненавистью подумал о жене. «Сука!» — выругался он. Если бы не она, сынок нипочем не выбрался бы из комнаты еще год-другой.

Это она его выпускала.

Он повернул ключ. Машина взревела и рванула с места.

* * *

— Тань!

Я обернулась. Боже мой, да это же Вероника… А я-то думала, что она в Питере.

Вероника рванулась ко мне, а я к ней.

— Господи, как же давно мы не виделись! — вырвалось у меня. — Я тебя искала…

— Знаю, мне сказали. Я пыталась до тебя дозвониться, но тебя никогда не бывает дома. Так зачем я тебе была нужна? Только не ври, что ты тут умирала от тоски… — рассмеялась моя детская подружка.

Она почти не изменилась. Такая же красотка.

— Рассказывай, как ты, — потребовала я. — Наверное, устраиваешь уже в Питере персональные выставки?

— Ну, да, — рассмеялась она, — а то ты не знаешь, как они легко устраиваются. Конечно, нет. Даже не светит пока…

Вероника когда-то сбежала из Тарасова, убедив меня, что здесь ее ждет только преподавание в художественной школе.

Теперь можно было приступать к делу.

Я посмотрела на нее и спросила:

— Слушай, Вероничка, а ты помнишь Ксению Разумову?

Моя подружка помрачнела:

— Конечно. Жуткая история… Тогда мы все подозревали Алексей Викторыча.

Я вздрогнула.

— Кого?

— Алексанова, — недоуменно посмотрела она на меня, — отвратительный тип. Маленький, белесый и перекошенный. Правда, он отпустил бороду, но это ему интеллигентности не прибавило…

— Рассказывай, — потребовала я, протянув ей сигарету.

Она вздохнула:

— Танька, ты не меняешься. Нет чтобы поговорить о личной жизни, о любовниках, ты вечно вся в делах…

— О любовниках — потом, — пообещала я, — сначала давай про этого Алексея Викторовича.

— Из него любовник неудачный получится, — меланхолично заметила Вероника. — Во-первых, он страшен, как перегнившая картошка. Во-вторых, он периодически лечится в психушке. А в-третьих, он извращенец…

— Да не собираюсь я брать его в любовники!

— Ну, ладно, — успокоилась Вероника, — он преподавал композицию. И у него было хобби — он очень любил копировать понравившиеся шедевры… Как будто этим мог доказать себе, что не лишен таланта. Обычный случай мании величия…

— А как у него было с талантом? — поинтересовалась я.

— Копии получались хорошо, — пожала плечами Вероника, — но создать что-то свое было ему не по силам. Странный тип. Хороший мастер, с точностью до мелочей способный повторить картину… Но у копии не было жизни. Понимаешь? Он, создавая аналог, вытягивал из него наполнение, творя жалкую пародию. И поэтому смотреть на эти его копии было страшновато. Создавалось такое гадкое ощущение, что Алексанов их убивает…

— Убивает… — повторила я задумчиво. А не было в нем ничего загадочного, оказывается! Обычная серость. Серость, стремящаяся уничтожить гениальность.

* * *

Я слушала историю с интересом. Просто пособие для юных психиатров!

Оказывается, Алексея Викторовича Алексанова периодически пытались заманить в свои объятия врачи местной больницы. Именно той, где Иона Тимофеевич показывал мне медицинскую карту, заботливо прикрыв ладонью имя несчастного пациента.

Похоже, именно имя Алексея Викторовича Алексанова там и сияло. Во всяком случае, Вероника рассказывала мне историю, удивительно схожую с той, которую я умудрилась прочесть между скупых строчек анамнеза.

Избалованный мальчик, умеющий рисовать, но мнящий себя гением… Увы. История банальна.

Некрасивый парень, маленького росточка и с белесыми жидкими волосами — изо всех сил старающийся выглядеть Казановой…

Мальчик, переживший в детстве отцовское насилие и от этого мечтающий отомстить всем.

Обилие денег не могло дать главного. От обиды на жизнь он возненавидел все красивое. Все талантливое. Все, что без усилий получало от бога то, чего не хватало юному Алексанову. Просто так. Без денег…

Он влюбился. Об этой любви знала вся школа.

Он ходил за ней по пятам. Он сходил с ума. И не мог подойти.

Он знал, что прекрасная Ксения никогда не станет его.

Он находил ее черты в творениях мастеров.

Но что же произошло дальше? Был ли он тем самым человеком, который убивал тарасовских девчонок? Или Ксения — была первой его жертвой?

* * *

Вероника молчала. Я тоже. Говорить не хотелось. Наконец Вероника достала из пачки сигарету и, закурив, сказала:

— Когда Ксения пропала, он был в больнице. Поэтому у него алиби, Танюша…

Я усмехнулась.

Вовремя организованное алиби — частое явление в нашей практике. Именно благодаря этому самому явлению мы можем похвастаться таким большим количеством нераскрытых преступлений…

Интересно, где будет находиться мой горячий поклонник в момент своего запланированного покушения на «Эмми Стюарт»?

Я почувствовала затылком дыхание опасности. Вероника посмотрела на меня немного испуганно.

— Тань, что с тобой?

Она взяла меня за руку.

— Ничего, — поспешила я успокоить ее.

Она мне поверила. Для большинства я — бесстрашная сыщица. Рисковая Танюха, способная прыгнуть с огромной высоты и раскидать целую толпу гопников.

Но в отдалении маячил черный «Мерседес». Я почувствовала, как мое сердце сжалось.

«Мерс» тихо всхлипнул и поехал прямо по направлению к нам.

Я вскочила.

— Тань! — услышала я сквозь звон в ушах голос Вероники, которая трясла меня за руку. — Тань, ты что?

«Мерс» ехал медленно, как катафалк. Я почувствовала себя фазаном.

«Спокойно, крошка, — взмолилась я к самой себе, — не давай ему победить себя с помощью страха…»

— Та-а-аня!

«Мерс» подъехал почти вплотную. Я закрыла глаза.

«Убирайся, вонючий ублюдок», — приготовилась сказать я.

Распахнув глаза, я застыла.

Из окна «мерса» скалились две гоблинские морды. Ни одна из них не принадлежала моему поклоннику.

— Танька, да что с тобой?

Я обернулась к Веронике с улыбкой. Пальцы еще дрожали.

— Все в порядке, Вероничка, все в порядке, — пробормотала я, опускаясь рядом с ней на лавку, — только если я сейчас не закурю, я спячу.

Она протянула мне сигарету.

Я затянулась. Вместе с каплей никотина, убивающей лошадь, в мой организм вошло спокойствие.

* * *

Я металась по квартире, как разъяренная тигрица. Мой страх меня разозлил.

Что ж. Посмотрим, кто кого. Я влезла в джинсы. Наверное, с точно таким же лицом рыцари надевали доспехи.

Я выиграю, пообещала я окружающим стенам. Вы-то мне верите?

Они верили мне. Я заряжалась их спокойствием.

На всякий случай я прихватила магические кости, сжала их в кулаке и поднесла к губам.

Главное — не струсить. Страх уменьшает силы.

«Пожелайте мне удачи», — попросила я их.

31+10+20.

«Хоть ваше намерение и опасно, оно не так уж и плохо».

— Спасибо, — ответила я.

Что ж, врать было не в правилах моих маленьких советчиков. Они предпочитали быть честными в любых обстоятельствах.

Поэтому их ответ был подарком. Он обещал мне победу.

Мое намерение было не так уж и плохо.

Оставалось еще одно дело.

Я набрала номер.

Трубку взял Робин. Сразу. Он ждал моего звонка.

— Я выхожу, — сообщила я.

— Хорошо, — коротко ответил он.

Я осмотрела комнату. Хотела сказать: «Прощай» — но одернула себя.

— До свидания, — улыбнулась я обеспокоенным стенам, — я скоро вернусь.

Глава 15

Поворот на Адымчар я заметила не сразу. Голова моя была так заполнена мыслями, что я почти проехала его. Но вовремя спохватилась.

— Черт! — выругалась я и развернула машину.

Слава богу, я отъехала недалеко.

Село жило своей обычной жизнью. Тетки на лавочках перед домами грызли семечки. Деревенские красавицы, одетые получше городских, вышли на вечерний променад с целью овладения сердцами сельских эсквайров.

Пастух гнал стадо домой по дороге, отчего моей «девятке» пришлось временно унять свою прыть.