Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопросы Алладад-хану задавали через Нэбби Адамса. Алладад-хан экспрессивно вскидывался, глаза сверкали и таяли, плечи приподнимались, честные губы произносили длинный ответ. Потом Нэбби Адамс переводил:
– Говорит, что не знает.
Иногда шли в кино и, терзаемые насекомыми, смотрели длинный индийский фильм про Багдад, про волшебных коней, которые разговаривали и летали, про джиннов в бутылках; фильм, где играли мечами и разлучали влюбленных. Алладад-хан переводил с хинди на малайский, а Нэбби Адамс, прежде чем заснуть, забывался и с хинди переводил на урду. Или смотрели американский фильм, и Фенелла Краббе переводила с американского на малайский, а Нэбби Адамс, прежде чем заснуть, переводил на урду то, что из всего этого понял.
Часто по вечерам возвращались в квартиру, Нэбби Адамс тогда говорил: «Всего пять минут», – и спал до рассвета в плантаторском кресле. Сам Краббе, зная, что завтра рано утром на работу, ложился в постель, оставляя Алладад-хана с Фенеллой одних. Странно, но у Алладад-хана больше не было желания завоевать сердце леди. Они сидели вдвоем на веранде, непрерывно беседуя на ломаном малайском, на ломаном английском, и Алладад-хан начинал наконец понимать, какие взаимоотношения ему требуются.
Все было довольно сложно. Он, одинокий, искал других одиноких. Оставался единственным Ханом на множество окружающих штатов, приехавшим сюда изгнанником, живущим среди чужих рас. Жена его малайка, родилась в Пинанге; Абдул-хан повидал Англию, Францию, но никогда не был в Пенджабе. Алладад-хан видел в Фенелле Краббе другую изгнанницу, отрезанную от родной страны, отрезанную от общества белых, – одинокая, она ходила по потной жаре, пока высокомерные автомобили государственных служащих везли томных жен в Клуб и в тимахские магазины. Что-то выкристаллизовывалось в сознании Алладад-хана, и пришла пора, запинаясь, сбросить бремя, хотя языковые рычаги и лебедки поскрипывали и стопорились. Она, Фенелла Краббе, мягко сняла с него ношу, спросив, вытянув.
– Почему вы пошли в армию в тринадцать лет?
– Из дома убежал.
– Почему?
– Это мать виновата. Настаивала, чтоб я женился на той самой девушке, а я жениться на ней не хотел.
– Но ведь, безусловно, в тринадцать лет рано жениться?
– Меня сговорили с первых дней жизни, может, еще до рождения. Две семьи должны были связаться браком. Когда я был маленьким мальчиком, меня заставляли играть с этой девочкой, хотя я ее ненавидел. Всегда считалось, что мы должны пожениться, но я скорее бы умер, чем на ней женился. Даже теперь могу утверждать.
– Вообще не хотели жениться?
– Что можно сказать в таком возрасте? Только была другая девочка, которую я, казалось, любил, а теперь, когда уже слишком поздно, уверен, что любил. Мы в школе вместе учились и, даже когда нам было всего по двенадцать, встречались, и я ей дарил небольшие подарки. А однажды пошел и открыл свое сердце одной своей тетке, думал, можно ей доверять. А она все моей матери рассказала. Как-то пришел из школы, разбросал по привычке книжки по всем четырем углам гостиной, ничего не подозревал. Мать набросилась на меня с упреками, навсегда запретила встречаться с той другой девочкой. Тогда я, в чем был, ушел из дома, пошел на призывной пункт, неправильно назвал возраст. И стал солдатом.
– А девочка, которую любили?
– Сказала, будет ждать, если придется, всегда. Я писал письма, она отвечала. Мы собирались жениться. Потом пришло письмо от моей матери, там было сказано, она вышла за кого-то другого, обо мне ничего больше слышать не хочет. И правда, писем от нее больше не было. Потому что, как я позже узнал, ей точно то же сказали. И вот я тут, в Малайе, женился. Через месяц после женитьбы получил от брата письмо, он мне все рассказал, и письмо от любимой прислал. Но было уже слишком поздно. Мы, пенджабцы, не разводимся, в отличие от других мусульман. Когда берем жену, с ней остаемся, помня свой долг. – И Алладад-хан заплакал. Фенелла, потрясенная и поглощенная жалостью, обняла его, утешая. Тем временем Нэбби Адамс, распростертый в плантаторском кресле, храпел. Только эти звуки в тихой малайской ночи: рыдания, неадекватные утешительные слова, мягкий храп большого пропащего мужчины.
Фенелла Краббе реже теперь заговаривала о возвращении в Англию следующим пароходом. У нее появились обязанности. Алладад-хан открыл ей душу; огромный, лишенный матери, пропащий Нэбби Адамс нуждался в помощи и, поскольку Фенелла была женщиной, в исправлении.
Нэбби Адамс привлекал ее и с другой стороны – с книжной. Он ее восхищал, он казался ходячим мифом: Прометей, терзаемый орлами – долгами и спиртным, – выклевывающими его печень; сам Адам, сбитый с толку, без Евы, изгнанный из Райского сада; Минотавр, жалобно мычавший в лабиринте денежных неурядиц. Она ценила каждое привычное для него выражение, каждый серьезный анекдот из ранних периодов жизни; даже подумывала составить из его изречений сборник афоризмов.
«Я тут не слишком-то часто моюсь, чертовски здорово сполоснулся на пароходе по пути сюда».
«Я хочу сказать, когда идешь тут с какой-нибудь шлюхой, через несколько дней хорошенько себя осмотри, правда, миссис Краббе?»
«Я, как и вы, миссис Краббе, не ангел. Только много вопросов не задаю. Как и вы. Два десятка бутылочек «Тигра» в день, и вполне счастлив. Как, наверно, и вы, миссис Краббе».
«Просто кусок старой ш-хи. Я хочу сказать, чем еще его можно назвать, миссис Краббе? Иначе никак и не скажешь, правда?»
«Спорю, вам до смерти хочется, миссис Краббе». (Первая похмельная выпивка на следующее утро.)
А рассказы о временах, когда он был помощником владельца похоронного бюро. «Ну, понимаете, у одного был парик. А я никак не мог его напялить на голову, когда в саван одел. Кричу наверх: «Мистер Протеро, чуточки клея у вас не найдется?» А потом говорю, ладно, обойдусь парой кнопок». А другие истории про Нэбби Адамса на нортгемптонской обувной фабрике, и про Нэбби Адамса, клерка в букмекерской конторе, и про Нэбби Адамса в Индии.
Но что такое Нэбби Адамс? Она не могла поверить, что его на самом деле зовут Авель. А происхождение Нэбби Адамса. У него действительно мать была индианка или отец евразиец? Эти персонажи фигурировали в его рассказах наряду с просоленными нортгемптонскими деревушками. Отец был могильщиком, мать отлично пекла печенье, готовила ветчину. В сердцевине Нэбби Адамса крылась тайна, которая никогда не откроется.
– Я человек не церковный, миссис Краббе, но люблю хорошие псал.
– Чего?
– Псал.
Фенелла Краббе подвергала Нэбби Адамса разнообразным экспериментам. Проигрывала на пластинках Баха, и он сказал:
– Очень умно, миссис Краббе. Одновременно слышишь пять разных мелодий.
Прочитала ему и Алладад-хану целиком «Бесплодную землю» мистера Элиота, и Нэбби Адамс сказал:
– Тут он ошибается насчет карточной колоды, миссис Краббе. Нету такой карты, которая называлась бы Мужчина, несущий Три Посоха. Он имеет в виду просто обыкновенную тройку, к примеру трефовую.
А когда подошли к темному громоподобному финалу поэмы, Алладад-хан серьезно кивнул.
Datta. Daydhvam. Damyata.[35]
Shantih shantih shantih.[36]
– Он говорит, этот кусок понял, миссис Краббе. Говорит, это гром.
Неистощимо. Фенелла часто ругалась, кричала, безжалостно выгоняла Нэбби Адамса. Один раз, например, он рано поднялся, незаметно подкрался к буфету и прикончил до завтрака целую бутылку джина. Или упал с лестницы на глазах у ошеломленных мальчиков из пансиона Лайт и сказал:
– Так уж вышло, миссис Краббе. Должно быть, заснул, обо что-то споткнулся. Не могу в таком виде в контору идти.
Но не было никого ему подобного. Фенелла Краббе позабыла про Общество любителей кино в Тимахе и никогда не увидела «Кабинет доктора Калигари», «Метрополис», «Вечерние гости» и «Кровь поэта». Тида'апа.
9
– Настояла, что тоже поедет, – сказал Нэбби Адамс. – Ничего с ней не сделаешь, будет вопить на весь дом. А к тому времени, как мы с ним раза три-четыре выкинули ее из машины, подумали, что вполне может поехать. Хотя, – сказал Нэбби Адамс, – я готов согласиться, немножко воняет. Надеюсь, вы не возражаете, миссис Краббе. Месяца два не мылась. У меня возможности не было.
– Не споласкивалась хорошенько на пароходе по дороге сюда? – спросил Краббе.
– Ох, она ж со мной не ехала, – серьезно объяснил Нэбби Адамс. – Вообще собака не моя. Принадлежала тому самому типу, что был до меня. Понимаете, мне досталась, когда я его комнату занял.
– Симпатичная собака, – сказала Фенелла, поглаживая сильно свалявшуюся черную шерсть. – Как вы ее называете?
– Ее зовут Мошна, – виновато сказал Нэбби Адамс. – Она только на это и откликается. Наверно, тот самый тип ей все время под ногами велел не болтаться, или еще что-нибудь.
– Я не совсем понимаю, – сказала Фенелла. Краббе быстрым шепотом объяснил. Она покраснела и поняла.
- Однорукий аплодисмент - Энтони Бёрджес - Современная проза
- Мед для медведей - Энтони Бёрджес - Современная проза
- М.Ф. - Энтони Бёрджес - Современная проза
- Перед cвоей cмертью мама полюбила меня - Жанна Свет - Современная проза
- Атеистические чтения - Олег Оранжевый - Современная проза
- PR-проект «Пророк» - Павел Минайлов - Современная проза
- На запад, с жирафами! - Рутледж Линда - Современная проза
- В пьянящей тишине - Альберт Пиньоль - Современная проза
- Собиратель ракушек - Энтони Дорр - Современная проза
- Время смеется последним - Дженнифер Иган - Современная проза