В постели с врагом - Эмили Роуз

— Эти грязные приемы в его стиле. Надеюсь, ты хорошо развлекаешься.

В трубке пошли гудки. Лайам медленно опустился на кровать.

— Что случилось?

— Кто-то украл файлы из моего компьютера. Думаю, за этим стоит твой отец.

— Что? — спросила она недоверчиво.

— Сегодняшняя газета напечатала конфиденциальную финансовую информацию ИХЭ. Файлы были в моем ноутбуке.

— Ты думаешь, что мой отец унизился бы до такого?

— Да.

— Как ты смеешь?

— Вчера утром я проверял свою почту и переставил ноутбук на окно. Сейчас он опять стоит на комоде. Если ты его не трогала, это сделал кто-то еще.

В ее глазах промелькнуло сомнение.

— Может, это приходящая прислуга переставила, когда прибиралась.

— Твой отец подкупил кого-то, чтобы он забрался в мой компьютер, скачал файлы и передал их в «Тайме». Вопрос только в том, знала ли ты о его планах и не специально ли вытягивала меня из дома.

Она вздрогнула, потом встала с кровати, завернувшись в простыню.

— Я ушам своим не верю. Ты говорил, что любишь меня. И теперь имеешь наглость заявить мне в лицо, что я помогла своему отцу ограбить тебя. Нельзя любить человека и не доверять ему, Лайам.

Он провел рукой по лицу. Действительно ли он подозревает Обри? Нет, но сомнение проникло в его душу, пустив в ней ядовитые корни. Значит, Обри еще одна «не та» женщина?

— Твой отец когда-нибудь спрашивал тебя про ИХЭ?

Она вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Это и был ответ. Но у него был еще один вопрос, ответ на который он уже знал, но боялся услышать.

— Когда ты первый раз назначила мне встречу, ты хотела именно этого? Вытянуть у меня информацию?

Она промолчала, но виноватое выражение лица сказало все без слов. Лайам едва мог дышать от внезапно нахлынувшей боли. Какой же он дурак! Легковерный дурак!

— Да, но ты ничего не сказал мне, а потом, после того, что случилось, я уже не могла… — Она вздернула подбородок. — Я не собиралась с тобой больше встречаться, Лайам. Ты преследовал меня. Цветы, звонки. Мы же договорились не смешивать личное и профессиональное.

Как будто договоренность что-то решает. Обри предала его так же, как и Патрик, воспользовалась его доверием и обратила это доверие против его же семьи. Или она говорит ему правду? Надо все обдумать. И еще ему надо срочно вернуться в Нью-Йорк и попытаться исправить ситуацию. Если его еще не выкинули из ИХЭ.

— Лайам, поверь мне. Я никогда не причинила бы тебе зла.

— Я еду домой.

— Понимаю. Я сейчас соберу вещи.

— Один. Она застыла.

— Хорошо. Езжай. Я говорила тебе, что наши отношения долго не продлятся, но не думала, что твоих клятв хватит всего на несколько часов.

Она зашла в ванную и закрыла за собой дверь.

Когда Обри звонила в квартиру своего отца, в душе у нее была такая буря, что она вряд ли сама могла описать, что чувствует.

Дверь не открывалась, и она начала барабанить в нее кулаками. Она знала, что он дома. Швейцар сказал ей. Наконец дверь открылась и на пороге появился ее отец в нижнем белье. Она и не знала, что он так рано ложится спать — на часах было только девять.

— Обри, я думал, ты в Калифорнии.

— Я к тебе прямо из аэропорта.

Она оттолкнула его и влетела в квартиру. На столе были остатки ужина. Два бокала. Две тарелки. Он был не один. Обри, конечно, предполагала, что у него есть женщины, но ни разу не получала этому подтверждения. Злая насмешка судьбы: у него появился кто-то именно теперь, когда она осталась одна.

Если бы Обри не была так рассержена и не допускала в глубине души, что обвинения Лайама могут быть справедливы, то предпочла бы извиниться и поговорить с отцом на следующий день. Но она репетировала этот разговор всю дорогу домой и теперь уже не могла остановиться.

Лайам сказал неправду. Это должно быть неправдой. Она хочет убедиться в этом и… И что? Лайам не доверяет ей. Разве этого не достаточно? Любовь не может быть без доверия. Но она должна знать, были ли у Лайама основания в ней сомневаться, или он только искал повод поставить точку.

— Обри, ты не вовремя.

— Ты нанял кого-то залезть в ноутбук Лайама Эллиота и украсть его файлы?

В глазах Мэтью мелькнуло какое-то странное выражение, но оно исчезло прежде, чем Обри успела его понять.

— Сейчас поздно. Я не один. Мы поговорим об этом завт…

Его уклончивость напугала ее.

— Ты это сделал?

Он скрестил руки на груди и посмотрел ей в глаза самоуверенным взглядом, который она так хорошо знала. И знала, что он означает. Обри застонала.

— Нет!

— Я просил тебя добыть информацию. Ты этого не сделала. Доклад, который ты подготовила, был нам полезен, но этого недостаточно…

— Я же уничтожила свой доклад!

— Все файлы автоматически копируются. Ты это знала. И ты должна была отдать доклад мне. Это твоя работа.

Ее работа — предавать людей, которые ей доверяли?

Комок встал у нее в горле. Гнев, боль, обида и чувство вины разрывали ее.

— Как ты мог?

— Это бизнес, Обри.

— Это моя жизнь! Это человек, которого я люблю.

И только сейчас она поняла, что это правда. Не увлечение, не страсть. Простое увлечение не причиняло бы ей такую боль. Хотелось кататься по полу и выть. Ей хотелось разорвать в клочья своего отца и саму себя. Какая несправедливость, что она поняла свои чувства к Лайаму только теперь, когда потеряла его.

Отец нахмурился.

— Я не думал, что у тебя серьезно с Эллиотом.

— Нет, ты просто хотел любой ценой получить то, что тебе нужно. И, как всегда, готов был раздавить любого, кто окажется на твоем пути. На этот раз ты раздавил меня, папа. Может, ты и финансовый гений, но как отец ты полное ничтожество.

— Родственные чувства здесь ни при чем. Это бизнес.

— Нет, папа, сейчас я говорю, и ты меня выслушаешь. Я не просила новый спортивный автомобиль каждые два года, я не просила драгоценности или одежду от кутюр. Все, что мне было нужно, — быть рядом с тобой, доказать тебе, что я могу быть не хуже сына, которого ты хотел. Все, что мне было нужно, — чтобы мой отец любил меня, чтобы он хотя бы раз сказал мне об этом.

Она не могла сдержать слезы и нервную дрожь, сотрясавшую все тело, и ненавидела себя за них. Это были признаки слабости, а Мэтью Холт не любил слабых. Он открыл рот, чтобы что-то ей ответить, но Обри жестом остановила его.

— Я не могу работать на того, кому не доверяю, кто использует меня и готов принести меня в жертву своему эгоизму. Я ухожу. Вывезу свои вещи в этот уикенд и освобожу квартиру, как только смогу. — Она повернулась и пошла к выходу, но у самой двери остановилась и добавила: — Я хочу Хилл-Крест-Хаус. Хочу его сейчас. Я должна была унаследовать его, когда выйду замуж, но из-за твоей жадности и нечистоплотности единственный человек, за которого я хотела бы выйти замуж, вряд ли еще когда-нибудь заговорит со мной.