Зверюшки - Николай Эдельман

- Да вы что, с ума сошли?! - вдруг раздался голос с соседних нар, где лежал адепт теории социальных болезней. - Если вам себя не жаль, то хоть других пожалейте!

- Заткнись, старый козел! - раздраженно проворчал Н. С ним творилось что-то странное - он впервые поднял голос на сокамерника и впервые за долгое время обратился к нему лично. Как его зовут, Н. так и не узнал почему-то арестанты почти никогда не представлялись друг другу, возможно, считая, что назвав свое имя, нарушат тайну следствия, которую обязались хранить. Этот тип всегда старался первым подобраться к котелку с баландой, не стесняясь толкаться и раздавать оплеухи, а потом без всякого смущения обсуждать с теми, с кем только что едва не дрался, подробности жизни Благодетеля Нации и подобные предметы. - У самого все почки отбиты, а ещё чего-то боится!

Тот был так поражен неожиданной отповедью, что даже не нашелся, что ответить. Тогда Филипп схватил Н. за одежду, пригнул его к себе и зашептал, забыв про свое обещание громогласно поведать все тайны:

- Они все сволочи и предатели, и я отплачу им, чтобы знали, как своих сажать! Слушай, что расскажу, только молчи, а не то тебя расстреляют. Меня и так расстреляют, потому что я знаю это, но ты тоже будешь знать, и пусть не думают, что я буду хранить их тайны, когда меня предали. Никакой Столицы нет. Все это вранье. Нет за горами ничего. И врагов нет, и Прогрессивного Строя никакого не построено, и не возвращается из Столицы никто, потому что неоткуда возвращаться. А если говорят, что такой-то уехал в Столицу, так это значит, что его отправили в секретный лагерь в горах - уран копать, а оттуда живым ещё никто не возвращался. Но никто об этом не знает, потому что тех, кто лагеря охраняет, потом расстреливают, чтобы не болтали лишнего, а я это точно знаю, по должности своей. Вот так-то, и пусть они все лопнут там! - он торжествующе погрозил кулаком двери.

- И женщин тоже? - спросил Н. Информация про рудники его не поразила, он подозревал что-то подобное, хотя раньше считал, что тех, кто не возвращается из Столицы, просто расстреливают.

- Иногда. Но в основном - нет. Они совсем для другого нужны.

- Для чего?

- Сам, что ли, не знаешь, для чего женщины нужны? - усмехнулся Филипп. - Вот, например, товарищ Одворил, есть такой - Секретарь организационного отдела при Редакционной Коллегии. У него дача за Малиновой сопкой. Так это не дача, а форменный дворец! Весь из мрамора, внутри зимний сад, фонтаны и бассейн. И ему там прислуживает сотня девиц, с которыми он развлекается, как хочет. Он им одежды не дает, заставляет все время голыми ходить, и у каждой на заднице клеймо выжжено: "Собственность товарища Одворила". А как они стареть начинают, он их в расход, а на их место берет новых. Откуда ему таких взять? Ясно, из тюрьмы. Он сюда приезжает иногда и ходит на допросы, рассматривает баб. А знаешь, как их тут допрашивают? Не видел? Едва её к следователю введут, он тут же: "Раздевайся!" И сам садится рядом, она на его вопросы отвечает, а он её тискает.

- И ты тоже так следствие вел? - спросил Н.

- Ну что ты... - вздохнул Филипп с сожалением. - Я же не следователь. Так только, иногда, когда начальник разрешит поучаствовать...

- И ты считаешь, что это правильно?

- А что? - удивился Филипп.

- Значит, если преступница, то с ней можно обращаться, как хочешь? А ты не боишься, что тебя самого тоже разденут и... - Н. добавил непечатное слово.

- Ха! Кому я нужен!

- Бывают любители, - заметил Н.

- Мы таких не держим! - заявил Филипп. - Таких извращенцев в Столицу в первую очередь посылают!

- Что, это такое страшное преступление? - хмыкнул Н. - Скажи мне... начал было он и остановился. Нет, после рассказов Филиппа он совершенно не в состоянии спрашивать, что случилось с Алиной.

- Что сказать? - наконец, спросил Филипп, устав ждать продолжения.

- Ничего, - сухо ответил Н. и, потеряв интерес к собеседнику, вернулся на свои нары. Филипп поднялся и громко сказал:

- Эй! Мне надоело валяться на полу! Где тут есть место?

- Идите сюда, - позвал с противоположных нар тот самый, который недавно возмущался намерением бывшего охранника разгласить тайны Великой Редакции. - У меня тут можно лечь. Знаете, - продолжал он шепотом, когда Филипп улегся рядом с ним, но Н. в ночной тишине отчетливо слышал его слова, - то, что вы говорили про урановые рудники - конечно, неприятно. Но с другой стороны, если там надо кому-то работать, то почему бы не нам с вами? Раз мы все в неоплатном долгу перед Редакцией, то ей виднее, как мы должны выплачивать этот долг. Но я, собственно, хотел о другом спросить... Вот вы рассказываете про дачу товарища Одворила. Не поймите меня неправильно, но мне всегда было интересно, как живут Ответственные товарищи. Вы сами там бывали?

- Нет, не был, - ответил Филипп.

- Ах, какая жалость! А я надеялся... Ну тогда расскажите поподробнее, как тут допрашивают женщин. Как допрашивают мужчин, мы знаем, испытали, так сказать, на собственной шкуре... А вот женщин, вы понимаете... было бы любопытно...

Охранник не стал ломаться и начал излагать подробности женских допросов. Н. волей-неволей был вынужден слушать, но очень скоро это ему надоело. Пытаясь как-нибудь остановить садистские рассказы Филиппа, он громко спросил:

- Эй, Филипп! А как все-таки помер твой начальник?

И тут произошло что-то страшное. Филипп внезапно подскочил так, что ударился со всего размаху лбом о верхние нары и завопил:

- Нет! Нет! Не надо! Я не хотел! Уходи! Это не я! Это все Хавиу! Прочь! Выпустите меня! Откройте дверь! Это бревно! Не-е-е-ет!

Его крики перешли в нечленораздельный визг, он свалился на пол и стал кататься по нему, извиваясь и молотя головой по цементу. Он вопил так громко, что прибежал смотритель.

- Снова ты... - начал было он, распахнув дверь, и остановился. Бывший охранник неподвижно лежал на полу, широко раскрыв остекленевшие глаза. Смотритель пнул его носком ботинка - Филипп не шевельнулся.

- Сдох, - констатировал смотритель.

9.

Филипп Башшо пребывал в отменном настроении. Компания подобралась что надо: он, полковник, Дан Гартабаген, Рик Хавиу и Лэмси. Ну, последний дело особое, но вспомнив намеки шефа, Филипп ещё больше обрадовался. В конце концов, будет дополнительное удовольствие, которое придаст пикнику немалую остроту. Девки тоже были что надо - шесть штук. Роза в последний момент притащила какую-то подругу, и полковник, конечно, возражать не стал. Чем больше баб, тем лучше. Скучать ей, во всяком случае, не придется.

Они ехали на двух машинах. Впереди шел черный лимузин Акрора, за ним белая легковушка Хавиу. Филипп сидел в ней на заднем сиденье, рядом с Терезой, румяной блондинкой. Она отличалась парадоксальной реакцией: когда рука соседа залезала слишком далеко ей под юбку, она начинала давиться от хохота, откидывая голову и показывая желтые зубы, и била его ладонью по руке. Филипп решил, что начало многообещающее, хотя ни на что серьезное пока не решался: в этих делах он отличался нетипичной стыдливостью, и не мог переходить к решительным действиям, не уединившись со своей дамой. Конечно, с женщинами на допросах он вел себя совсем по-другому; но там волей-неволей приходилось перебарывать скромность, ведь, в конце концов, от этого зависела честь мундира.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});