Баженов - Вадим Пигалев

«Блаженство каждого и всех» — золотые медали с такой многообещающей надписью были выпущены специально для избранных депутатов, которым надлежало ознакомиться с Наказом и на заседаниях созданной комиссии разработать и утвердить новое уложение. Делегаты были избраны от всех сословий, государственных учреждений и органов власти, пахотных солдат, крещеных и некрещеных некочующих народов, за исключением помещичьих крестьян. Они съехались в Москву в 1767 году, 30 июля приняли в Успенском соборе присягу, а затем под командованием генерал-прокурора Вяземского отправились в Коломенский дворец. Здесь начались заседания, «при каждой статье родились прения».

Горы бумаг, протоколов, записок, докладов, предложений росли не по дням, а по часам.

17 августа в комиссию пришло пополнение из числа гвардейцев. В их числе был и Николай Новиков. Он стал вести «дневные записки в комиссии о среднем роде людей». Эта нелегкая, кропотливая, но интересная работа, к которой Новиков относился с увлечением, по существу, в дальнейшем и натолкнет его на журналистскую и издательскую деятельность.

Дебаты разгорались. Депутаты осмелели, вошли во вкус. Екатерина с тревогой следила, как «они более половины того, что написано мною было, помарали». Гражданское возбуждение нарастало. Генерал-губернатор Малороссии Румянцев предлагал «пройти со вниманием течение минувших времен и рачительно разыскать все причины, вредившие общему благоденствию и силе законов». Пахотный солдат Жеребцов требовал всеобщего образования. Дворянин Григорий Коробьин настаивал на крестьянской реформе, оправдывал крестьян-беженцев. Одни отстаивали свою «породу», другие, как Иван Смирнов, требовали, «чтобы дворянство и преимущества оного не доставались по наследству, но чтобы всякий старался достигать их по заслугам. И судить дворян следует по законам, которые установлены для всех других людей в государстве».

Споры затягивались. Они даже успели изрядно поднадоесть императрице. Она, видимо, рассчитывала больше на парадный триумф затеянного ею мероприятия и никак не думала, что жизненные проблемы намного сложнее, запутаннее, прозаичнее, чем философские умозаключения, изложенные в Наказе. К тому же в комиссии стали поговаривать о частичном ограничении монаршей власти и расширении правительственных прав. Некоторые депутаты отошли от вольтерьянства, их позиция была в русле руссоизма. А это уже совсем никак не вязалось с настроением императрицы. Делить с кем-то еще лавры славы — это не входило в ее планы. К абсолютной власти она быстро привыкла.

Чересчур бурная деятельность комиссии и туманный, мечтательный либерализм, изложенный в Наказе, вошли в явное противоречие с планами Екатерины. Но отказаться от фолианта, который успел так сильно нашуметь и принес ей мировую славу, — это было выше сил императрицы. Оставалось признать его ценность, но лишить Наказ законодательной силы. «…и остался Наказ Уложения, — пишет Екатерина, — яко напечатан, и я запретила на онаго инако взирать, как единственно он есть: то есть правила, на которых основать можно мнение, но не яко закон, а для того по делам не выписывать яко закон, но мнение основать на одном дозволено». В декабре 1768 года штаты комиссии намного сократились, депутаты были распущены. Им туманно пообещали, что созовут вновь, когда появится такая необходимость.

Случай для ограничения деятельности депутатов представился удобный и аргумент, в общем-то, убедительный: на Россию напала Турция, началась война, которая призывала людей выполнить свой первейший гражданский долг.

Однако, несмотря на обманутые надежды, деятельность комиссии сыграла огромную роль. В России наметилась тенденция к раскрепощению мысли, к осмыслению социальных проблем, к бурному развитию критики.

Этим настроениям поддался и архитектор Баженов. Он стал больше интересоваться политикой, чаще читать журналы, книги по философии. В письмах, которые зодчий направлял императрице, появились нотки требовательности.

Баженов писал: «Вверенное мне в.и.в. производство столь огромного в Москве здания долженствовало, по званию моему, упражнять все мои мысли и тщание. Я обязан, однако ж, по несчастью, употребить вместо того большую по моей непривычке часть времени на чтение указов и писание моих представлений. Едва строение началось, а уж у меня стопы дел накопились. Такое начало заставляет меня опасаться, чтобы сия переписка не сделалась со временем единственною моей работою и чтобы я, отстав потому совсем от своей должности, не был причиною какого-либо несчастного приключения. Сие опасение побудило меня прибегнуть к монаршему в.и.в. престолу и всеподданнейше испрашивать, для освобождения меня от всяких переписок, высочайшего вашего соизволения, чтоб все от Экспедиции поручено мне было впредь на словах и словесные ж мог я чинить ей требования и представления».

Забот на Баженова свалилось действительно много, и архитектору было не до бумажного волокитства. Архитекторская команда, руководимая Василием Ивановичем, стала крупным художественным центром первопрестольной столицы. И занимались здесь только практическими работами. Баженов мыслил широко и перспективно и потому на людей, состоящих при кремлевском строении, смотрел не просто как на временных исполнителей своих эамыслов. Члены «команды» под руководством мастеров учились рисовать, плотничать, лепить, готовить модели, понимать чертежи и схемы-проекты. Они изучали механику, физику и математику, которые преподавал Каржавин, знакомились с историей архитектуры и прочими науками, «до строительства относящимися». Хлопот в этом плане было много. Часто приходилось с боем выбивать помещения для занятий, ходатайствовать о более или менее сносном материальном положении бедных учеников, выходцев из «черни». На своих учениках Баженов даже изрядно разорился. Он «для их обучения выписывал нужные книги, покупал эстампы, редкие картины и все, что касается до художества, из своего и заемного избытка».

Большое значение Василий придавал подбору кадров будущих строителей. В свободные часы он бродил по московским переулкам или уезжал за город, подолгу наблюдал за кладкой деревенских изб, за работой мастеровых. любовался изящно изготовленными наличниками, резьбой по дереву. Случалось, что Баженову удавалось переманить к себе способных мастеров, народных умельцев. Такие заботы в отличие от канцелярщины были ему по душе. Приятные хлопоты другого порядка — это подготовка к изданию учебников по строительному делу на русском языке. Каржавин, прекрасно владевший иностранными языками, проделал в этом смысле колоссальную работу. Федор занимался переводами. Василий редактировал, писал статьи и комментарии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});