Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смыслах - Митрополит Антоний (Блум)

персидский рассказ, мне кажется, очень убедительный. Богатый человек возвращается из путешествия ободранный как липка, лишившись всего, с чем он уезжал. Его друзья с удивлением спрашивают, что случилось. «На меня напали разбойники», – отвечает он им. «Но разве ты не мог защититься?» – продолжают удивляться они. «Как же мне было защищаться? – возмущается путник. – У меня были заняты руки – в одной пистолет, а в другой кинжал. Я не мог ничего сделать руками». Рассказ этот звучит нелепо, но он не нелепее того, что постоянно происходит с нами в жизни, когда ради обладания чем-то мы мельчаем. Это бывает с каждым, кто стремится обладать каким-либо переживанием, старается не отпустить его от себя. Это может быть переживание дружбы, переживание любви, переживание Бога, переживание искусства, все, что угодно: поскольку вы зажимаете его в руке, постольку вы становитесь его пленником, а не хозяином. Ведь если у вас в руке есть монета, фартинг или гульден, и вы разожмете один-два пальца, то сможете увидеть, что монета на месте. Но то же самое невозможно проделать с тем опытом, который мы называем мистическим, – в руке ничего не будет, только сама зажатая рука, и вы остаетесь ни с чем: нет ни опыта, ни сокровища, ни руки.

Я думаю, это очень важно понять, потому что грех – всегда ошибка в расчетах, самость – всегда неправильный расчет. Любые пути обладания чем-то ошибочны. В итоге мы не обладаем ничем и теряем даже то, что, как нам казалось, имели.

Подлинный мистицизм – это не бесконечное лакание сливок. Это не непрерывно длящееся удовольствие. Для настоящего мистического опыта характерна, во-первых, подлинность переживания, то, что оно не было создано искусственным путем, что нечто действительно произошло в контексте взаимоотношений человека. Это произошло, а не было произведено человеческим усилием. А во-вторых, это переживание таково, что его не передать описательно. Мистика, мистицизм – сами слова происходят от греческого корня, который означает «быть в молчании», «лишиться дара речи». Мистическое находится за пределами рационального описания, не может быть передано от одного к другому рациональным способом. Но им можно поделиться иным путем. По опыту святого Макария, когда вы познали, что Бог есть любовь, вы можете передавать это знание путем искренней, самоотверженной, жертвенной любви. Этот опыт – пусть не самую суть – возможно передавать через образ жизни, являющий любовь в действии.

Так что если мы хотим вести жизнь, в которой есть место мистике, начать надо с другого конца. Надо признать, что обращенность на себя, самость приведут нас к тому, что мы измельчаем, к тому, что мы станем закрытыми, и ничто не сможет помочь нам вырасти и вместить что-то большее нашего собственного ничтожного, маленького «я».

Осознание этого – само по себе целая программа, потому что научиться освобождать себя от самости ради того, чтобы вырасти в меру потока жизни, его ширины и глубины, – это тяжелый труд. Всякий, кто хочет узнать что бы то ни было о мистической жизни, должен начать с этого: обнаружить, что есть вещи более великие, чем он сам, и что отношения с великим всегда начинаются с поклонения – акта поклонения, когда мы признаем подлинную и великую ценность того, что превосходит нас, и готовы этому служить. Мальчики, юноши моего поколения не раз слышали это в детстве в такой формулировке: твоя жизнь сама по себе не представляет интереса и ценности, она приобретет ценность только в меру того, за что ты готов ее отдать.

Ради чего ты готов жить и за что готов умереть – вот мера и ценность твоей жизни, вот подлинно мистический или аскетический подход, который может привести к подлинному мистическому опыту.

Я выступаю здесь не с проповедью и не с призывом. Но, я думаю, каждый, кто хочет жить, должен научиться этому самоотречению, чтобы перерасти себя и достичь более широкой и глубокой приобщенности к жизни в ее полноте. Для верующего эта полная жизнь включает видимое и невидимое. Она включает в себя и молитву, и человеческие взаимоотношения. Пока мы не научились тому, что жизнь – это не плоская схема, заключенная в двух измерениях времени и пространства, что у нее есть третье измерение – вечности и безмерности, мы будем сводить ее только к внешнему и осязаемому. Даже в наших человеческих взаимоотношениях все будет сводиться к зримому и ощутимому, сколь глубокими бы мы ни полагали отношения с теми, кто нас окружает. Мы всегда будем упускать то единственно ценное, что может дать нам непреходящий мистический опыт. Это невидимый Ближний, Тот, Кто превосходит время и пространство, – Сам Господь Бог, Который основа всякого опыта, Кто вправе ожидать от нас всецелой преданности и может научить той жертвенной любви, которая даст нам способность, преодолев ограниченность и закрытость нашего существа, вырасти в меру вечности и безграничности.

Пилигримы и туристы, или Как попасть в авангард Царствия Небесного[29]

Прежде всего позвольте заметить, что сам я никогда не бывал в паломничестве, но в каком-то смысле вся моя жизнь – это жизнь паломника. Я родился перед Первой мировой войной в Швейцарии, поскольку мой отец состоял на дипломатической службе. Немного пожил в России, а потом отца направили на Восток, так что мое раннее детство прошло на территории нынешнего Ирана, которая тогда называлась Персия и была не похожа ни на что из того, что можно вообразить себе сегодня. До семи лет я ни разу не видел автомобиля и не ездил на поезде, до приезда на Запад никогда не пользовался электричеством. А потом началось настоящее долгое паломничество – не в религиозных целях, но ради выживания.

В 1920 году мы с родителями уехали из Персии и, пересекая горы Курдистана, спустились вниз по течению Тигра и Евфрата, потом на пароходе добрались до Индии, из Индии в Египет, а из Египта – о, из Египта мы должны были прибыть сюда, в Англию, но так и не доехали. Судно, на котором мы шли, было английским, но уже старым и к тому же изрядно потрепанным, так что в Гибралтаре оно развалилось, и нас высадили на берег. Часть наших вещей осталась на борту, и мы получили их лет через четырнадцать с извещением от британской таможни, что нам надлежит уплатить один фунт стерлингов за хранение и транспортировку багажа.

За это время наша семья побывала в Испании и во Франции, в Австрии и в Югославии. В Австрии я пошел в школу, а потом, в