Лабиринт - Кейт Мосс

— Кто угодно мог войти, — повторил он уже не так уверенно.

— Да, полагаю, ты прав. Однако никто не входил. Кроме тебя, разумеется, супруг мой. — Она хищно усмехнулась. — А теперь, раз уж ты здесь, может быть, скажешь мне, где ты был?

— Тебе известно, где я был, — зарычал Конгост. — В совете!

Она улыбнулась шире:

— В совете? В такое время? Совет разошелся задолго до темноты.

Конгост вспыхнул:

— Не тебе допрашивать меня!

Ориана прищурила взгляд.

— Клянусь святой верой, как ты надменен, Жеан! «Не тебе!» — Она в точности передразнила его интонацию, и оба мужчины поморщились от жестокости насмешки. — И все же, Жеан, где ты был? Надо думать, занимался государственными делами? Или, может быть, любовными делами, Жеан? Уж не прячешь ли ты где-нибудь в Шато любовницу?

— Как ты смеешь так говорить со мной?! Я…

— Другие мужья рассказывают женам, где были. Почему бы и тебе не рассказать? Если, конечно, у тебя нет веских оснований молчать.

Конгост сорвался на крик:

— Другим мужьям следовало бы придержать языки. Это не женское дело.

Ориана лениво потянулась к нему с ложа.

— Не женское дело… — протянула она. — Неужто?

Ее голос был тих и полон презрения. Конгост понимал, что с ним играют, но не мог понять правил, по которым ведется эта игра. Ему никогда не удавалось понять. Ориана протянула руку и погладила предательскую выпуклость под его накидкой, с удовлетворением отметив паническую растерянность на лице мужа.

— Итак, супруг, — пренебрежительно продолжала она, — что ты считаешь неженским делом? Любовь? — Ее пальцы сжались сильней. — Или это? Как ты бы сказал, соитие?

Конгост угадывал ловушку, но эта женщина гипнотизировала его, он не способен был сообразить, что следует сказать или сделать. Невольно он потянулся к ней, шевеля губами, как выброшенная на берег рыба, и крепко зажмурив глаза. Как бы ни презирал он жену, она умела пробудить в нем желание, и, при всей своей учености, он становился так же податлив, как любой мужчина, подчиненный тому, что болтается у него между ног. Она презирала его.

Добившись желаемого результата, Ориана резко отдернула руку.

— Ну, Жеан, — холодно проговорила она, — если тебе нечего мне сказать, ты можешь уйти. Здесь ты мне не нужен.

И тут что-то в нем сорвалось, будто в памяти вспыхнули все разочарования и обиды, какие он терпел в жизни. Не успела Ориана сообразить, что происходит, как муж отвесил ей такую пощечину, что она опрокинулась на кровать.

От неожиданности женщина задохнулась.

Конгост замер, уставившись на свою руку, как на чужую.

— Ориана, я…

— Ты жалок, — взвизгнула жена, она чувствовала вкус крови на разбитых губах. — Я сказала, уходи, ну и уходи. Чтоб я тебя не видела!

Ей показалось на минуту, что он попытается вымолить прощение. Но когда муж поднял глаза, она увидела в них ненависть, а не стыд, и с облегчением вздохнула. Все разыгрывается, как задумано.

— Ты отвратительна! — выкрикнул он, отступая от кровати. — Ты не лучше животного. Нет, хуже животного, потому что ты знаешь, что делаешь.

Он схватил с пола брошенный там синий плащ и швырнул ей в лицо.

— И прикройся! Я не желаю больше видеть тебя в таком виде, бесстыдную, словно шлюха.

Убедившись, что муж не собирается возвращаться, Ориана раскинулась на кровати, натянув на себя плащ. Ее чуть трясло от возбуждения. Впервые за четыре года брака глупому, слабодушному, бессильному старику, которого отец дал ей в мужья, удалось удивить жену. Разумеется, она нарочно злила его, но никак не ждала пощечины. Да какой! Ориана провела пальцами по обожженной ударом щеке. Пожалуй, останется отметина. Хорошо бы. Тогда отец увидит, на что ее обрек.

Горький смешок оборвал ее размышления. Она не Элэйс. А отец, как бы ни старался этого скрыть, думает только об Элэйс. Ориана и внешностью и характером слишком походит на мать, чтобы стать его любимицей. Он и не почешется, если Жеан изобьет ее до полусмерти. Еще скажет, что она этого заслуживает.

На минуту она позволила ревности, скрытой от всех, кроме Элэйс, прорваться сквозь идеальную маску красивого, непроницаемого лица. Злость на свое бессилие, недостаток влияния, разочарованность. Чего стоят ее молодость и красота, если она связана с мужчиной, лишенным честолюбия и будущего, с мужчиной, ни разу не бравшим в руки меч? Разве справедливо, что Элэйс, младшей сестре, достается все, о чем она напрасно мечтает? Что по праву должно принадлежать ей!

Ориана вывернула в пальцах ткань плаща так, будто с вывертом щипала бледную тощую ручонку Элэйс. Избалованная, распущенная дурнушка Элэйс! Ориана сильней стиснула ткань, представляя себе расползающийся по коже багровый синяк.

— Зачем ты его дразнила? — нарушил тишину голос любовника.

Ориана совсем забыла о нем.

— А почему бы и нет? — спросила она. — Единственное удовольствие, какое я от него имею.

Мужчина выскользнул из ниши, положил ладонь ей на щеку.

— Он сделал тебе больно? След остался…

Она улыбнулась его заботе. Как же мало он ее знает! Видит в ней то, что хочет видеть, — созданный им самим образ женщины.

— Пустяки, — ответила она.

Серебряная цепь, украшавшая его шею, царапнула ей кожу, когда мужчина склонился к ней. Она почувствовала запах его желания обладать ею и шевельнулась, позволив синей ткани плаща волной стечь с ее тела. Она коснулась его чресел — белой и мягкой кожи, совсем не похожей на покрытую золотистым загаром кожу спины, рук и груди, подняла глаза и улыбнулась. Довольно испытывать его терпение.

Ориана склонилась вперед, чтобы принять его в рот, но он толкнул ее обратно на постель и встал на колени рядом.

— Чем порадовать тебя, моя госпожа? — спросил он, нежно раздвигая ей бедра. — Так?

Она замурлыкала, когда он склонился ниже и поцеловал ее.

— Или так?

— Его губы склонились ниже, к ее потайному, скрытому местечку. Ориана затаила дыхание, чувствуя, как язык касается ее тела, дразня и лаская.

— А может быть, так?

Сильные руки уверенно подняли ее за пояс и притянули к себе. Ориана обхватила ногами его спину.

— А может быть, вот чего тебе хочется? — Его голос задрожал от желания, когда он толчком вошел в нее.

Она испустила вздох удовлетворения, царапнув ногтями его спину, обставляя на нем свою метку.

— Так твой муж считает тебя шлюхой, вот как? — шепнул он. — Давай-ка докажем, что он прав.

ГЛАВА 10

Пеллетье мерил шагами комнату, ожидая прихода Элэйс.

Стало прохладнее, но лоб у него блестел от пота, а лицо раскраснелось. Ему бы следовало спуститься в кухню, присмотреть за слугами, убедиться, что все готово. Но значительность этой минуты овладела им. Он стоял сейчас на перекрестке, откуда во все стороны расходились тропы, ведущие к неверному будущему. Все, чем была до сих пор его жизнь, все, чем она станет дальше, зависело от его решения.