Самый приметный убийца - Валерий Георгиевич Шарапов

полагать, что Ревякина убил человек, лично ему знакомый. Ну не мог он, разведчик, незнакомого к себе впритык подпустить, понимаете?

– Ну-ну, излагай, – язвительно пригласил Сорокин, но акимовское опытное ухо расслышало понимание. Он приободрился:

– И потом – чайка…

– Ну что опять с чайкой?

Акимов открыл было рот, но сообразил, что вывалить все, что всплыло в памяти, никак нельзя. Решит еще начальство, что он мозгами двинулся. Поэтому, поразмыслив, начал следующим, весьма корректным образом:

– Я, Николай Николаевич, вспомнил некоторые детали из нашей госпитальной жизни. Были у Ревякина тогда контакты кое-какие.

– Какие это? Говори толком.

– У него в госпитале была медсестра одна, Лизавета, которая, по его словам, вроде бы погибла.

– Чайка тут при чем?

Акимов развел руками:

– Ну… она самодеятельность устраивала, концерты, и в том числе про эту самую чайку читала. Может, у нее и фамилия созвучная.

– И к чему это все? Левша она с большими руками? – прищурился Сорокин.

Акимов открыл было рот, закрыл – и смутился:

– Нет, она маленькая такая, красивая была. Но все-таки… может, жива она? Может, знает что. Николай Николаевич, что вам стоит выяснить про санитарный поезд – значится она там погибшей или нет?

Сорокин тяжело вздохнул:

– Глубоко копаешь, лейтенант, а дело стоит. Ладно, что ты там, говоришь? Елизавета Чайкина, лет ей сколько было?

– Не знаю, товарищ капитан, на вид совсем соплюха, лет восемнадцать.

Сорокин прикинул в уме:

– Ну, положим, двадцать третий, двадцать четвертый… да. Номер поезда, конечно, не помнишь?

– Помню! Двести сорок второй.

– О как. Точно?

– Так Ледовое побоище, – смутившись, пояснил Сергей, – и валялся я там в сорок втором…

– Ну, хорош мнемоникой страдать, – попенял начальник, но глаз у него щурился весьма довольно. – Покумекаем. А ты рапорт заканчивай!

Он ушел в кабинет. Акимов, воспрянув духом, довольно бодро завершил упражнения в словесности. Через час начальство вышло и сообщило:

– Ну что, товарищ лейтенант, есть такая. Елизавета Петровна, не Чайкина, а просто Чайка, год рождения – тысяча девятьсот двадцать четвертый, проходила службу как санитарка, потом медсестра…

Акимов чуть не подпрыгнул на стуле:

– Так быстро выяснили? Где? Архив НКВД?

– Зачем? – удивился начальник. – Тоже мне, важная птица. Чего людей дергать по пустякам? В адресном бюро.

– Она ж того… погибла.

– Живехонька. Прописана в поселке Первого Мая, Настасьинский сельсовет, трудится в медпункте.

– Где этот поселок?

– Платформа через одну от Дмитрова.

– Так я поеду к ней, поговорю и выясню…

Сорокин потер лицо, тяжело вздохнул:

– Сергей, ты снова за свое? В дурь попер?

Акимов счел за благо промолчать.

– Да-да, ты правильно уловил мою мысль. И все же поясню: с чем ты к ней завалишься? «Здравствуйте, Лиза, не вы ли застрелили и обобрали своего жениха?»… или кто он ей там – неважно. Если и ехать, то не к ней, а к местным: участковый, соседи, сослуживцы – так, пристреляться, выяснить, но не более того. Не проявляя себя никак. Если она имеет какое-то отношение – подчеркиваю, Сергей, «если имеет»! – ни в коем случае светиться нельзя. Тем более если она тебя вспомнит. И потом, где ее поселок, и где мы – разные концы…

– Сквозная электричка идет, через центр.

– Неважно. Хотя – да, ты прав.

– Может, все-таки имеет смысл пригласить ее, поговорить…

– Я тебя пристрелю сейчас. О чем? – возмутился Сорокин. – Дело вообще не ты ведешь, помнишь об этом? И подозреваемый уже имеется, и даже отсиживается, с ним следователь работает. Куда и кого ты приглашать собираешься?

Акимов окончательно сник.

– Давай пока на подмогу Санычу. А на неделе, как чуток разгребешься…

Он не договорил: раздался грохот двери, тяжелое дыхание – и перед ними предстала красная и разгневанная Анна Филипповна.

* * *

Она молчала, только пока переводила дух. Дальше пошла с козырей:

– Я вот интересуюсь, за что вам деньги платят?

Сорокин, скривившись, как от кислого, призвал к порядку:

– Оставьте, гражданка. Интересно – делай запрос министру. Ближе к делу!

– Ах к делу! – ядовито начала тетка. – Гляньте на него – «к делу»! И напишу, будь спокоен, что же это делается?!

И пошла-поехала по кругу, как старая шахтенная кобыла. Послушав до третьего захода, Сорокин постучал по столу:

– Я говорю: к делу ближе. Иначе я тоже кое-что припомню тебе, мало не покажется.

Анна Филипповна немедленно перестала кричать и устроилась к столу:

– Ну, а что ты сразу ругаться-то? Меня тоже надо понять: женщина небогатая, а тут имущество пропадает.

– Какое?

Филипповна глянула с недоумением:

– Сковородка же! Ты откуда свалился, с луны? Сковородки у народа пропадают вот уж с год как…

– Не ври, от силы месяц.

– Вот и я говорю. Недели не прошло, как пропала новехонькая. Ладно, думаю, не буду занятую милицию беспокоить…

– Чего это? – с подозрением спросил Сорокин.

– А вот так. Послала девку на толкучку, хотя бы подержанную купить – купила, кулема, на удивление. Отличная красотулечка… я не про дуру эту, которая Светка. Так сегодня и эту украли, каково?

– Кого? – перепугался Акимов.

– Сковородку! А какая сковородка была! Сталинградской артели, и ручка такая удобная, с большой дыркой, специально, видать, рассверлили…

– …и нашлепка «арт» точка «Сталинград» на боку? – тотчас уточнил Сергей.

Пришла пора тетке поразиться:

– А ты откуда знаешь? Что, видел ее?

– Я-то нет, – промямлил лейтенант, осознав, что зря ляпнул, – слышал только.

– Ладно, вы тут сами тогда, – заторопился Сорокин, – мне еще в главк… Закончил рапорт-то? Давай сюда.

Акимов и Филипповна остались вдвоем. Тетка Анна, пораженная прозорливостью лейтенанта, даже притихла. Сергей, придав себе важный и внушительный вид, достал бумагу, подвинул ей перо:

– Опишите, пожалуйста, как дело было.

Тетка Анна замахала руками:

– Без очков я, да и почерк плохой. Пишите уж сами, сделайте милость.

Сергей, особо ничему не удивляясь, записал уже хорошо знакомый рассказ о том, как сковородка, оставленная остывать после мойки и прокаливания, бесследно исчезла с общей кухни, на которой никого и не было…

– Точно никого? – для очистки совести уточнил он.

– Никого чужих, – подтвердила тетка Анна, – может, пигалица моя с подружкой заскакивали чаю налить – и только.

– Что за подружка?

– Да Настька Иванова. Они, две дуры, постоянно по четвергам куда-то до вечера пропадают, заскочили перекусить…

Заслушав и подтвердив, что с ее слов записано верно, понятно и так далее, Филипповна поставила закорючку на заявлении и, почтительно попрощавшись, отправилась восвояси.

Акимов, с хрустом потянувшись, размял натруженные пальцы: «Странно все это. У Ивановой сковорода пропадает, Светка притаскивает такую же с толкучки, и эта снова пропадает. И никого чужого, кроме мелкой Ивановой. Приключения блуждающей сковородки!»

Он хмыкнул, но тут же вспомнил то, от