Любовь на темной улице (сборник рассказов) - Ирвин Шоу

-- Где ты находишься? -- кричал в трубку Ги.-- Давай адрес!

-- Площадь Буа де Булонь, девятнадцать "бис",-- назвала Роберта.-- Как мне жаль, что ты болен. Мне так хотелось увидеть тебя, сказать, что...

-- Никуда не уходи,-- кричал Ги,-- я буду на месте через десять минут.

Она услыхала бурный поток французской речи, низвергавшийся из уст его матери, потом -- щелчок! Ги повесил трубку. Роберта посидела там с минуту перед телефоном. Боль, словно от полученной раны, отступала, смягчалась из-за этого бодрого, надежного голоса любви, который она только что услыхала в трубке. "Нужно быть достойной его,-- подумала она с каким-то религиозным, проникновенным чувством.-- Нужно быть достойной его".

Она встала, подошла поближе к своим картинам. Уставилась на них. С каким удовольствием она сейчас выцарапала бы свою подпись, но, увы, акварели теперь были под стеклом, в рамке. Ничего сделать нельзя.

Роберта вышла в холл, надела свое пальто, замотала голову шарфом. В доме, казалось, так тихо, словно в нем никого не было. Нигде не было видно слуг в белых перчатках, и если даже сейчас гости живо обсуждали ее за столом, то, слава Богу, все их разговоры приглушало довольно большое расстояние и несколько плотно закрытых дверей. Она огляделась в последний раз,-- повсюду зеркала, мрамор, норковые шубы. "Нет, все это не для меня",-подумала она с сожалением. Завтра же узнает у Патрини имя барона и пришлет ему букет роз с извинениями за свои дурные манеры и невоспитанность.

Интересно, случалось ли что-либо подобное с ее матерью, когда ей было девятнадцать?

Она неслышно отворила дверь, выскользнула на улицу. "Бентли" и другие машины стояли на прежнем месте на морозе, а печальные шоферы этих богачей стояли группкой в легком тумане под уличным фонарем. Роберта прислонилась спиной к чугунному забору особняка барона, чувствуя, что на холодном зимнем воздухе сумбур в ее голове постепенно пропадает. Уже через несколько минут она продрогла до костей, но упорно стояла на месте -- это наказание ей за те часы, которые Ги провел в ожидании перед ее окном. Ее покаяние. Она не пыталась согреться.

Но даже быстрее, чем рассчитывала, она услыхала рев двигателя его "Веспы", увидала знакомую фигуру Ги. Он весь сжался на своем сиденье, казался таким странным, угловатым. Он с грохотом вылетел из узкого переулка на площадь. Она направилась к уличному фонарю, чтобы он ее сразу заметил. Ги резко затормозил перед ней. Его чуть занесло. Роберта кинулась ему на шею, обняла, не обращая внимания на глазеющих на них водителей.

-- А теперь увези меня поскорее отсюда. Поскорее!

Ги чмокнул ее в щечку, крепко прижал к себе. Она забралась на заднее сиденье и крепко схватилась обеими руками за его талию. Он завел свою "Веспу". Они помчались между темными домами и быстро выскочили на авеню Фош. Всего какое-то мгновение, но его было вполне достаточно. Безумная скорость, свежий холодный ветер в лицо, его похрустывающее пальто под ее ладонями, надежное чувство успешного побега... Они пересекли авеню Фош и теперь мчались по бульварам к Триумфальной арке, которая, казалось, чуть покачивалась, залитая ярким светом прожекторов в полупрозрачном тумане.

Она крепче прижималась к Ги, нашептывая в меховой воротник его пальто: "Я люблю тебя, я люблю тебя",-- но его уши были куда выше ее губ, и он ничего не слышал. Теперь она чувствовала себя очистившейся, словно какая-то святая, словно только что убереглась от совершения смертного греха.

Когда они выехали на площадь Этуаль, Ги, притормозив, повернулся к ней. Сосредоточенное, жесткое лицо.

-- Ну, куда? -- спросил он.

Она колебалась, не зная, что ответить. Затем сказала:

-- У тебя еще остался ключ от квартиры твоего приятеля? Ну того, который уехал к родителям в Тур?

Ги резко крутанул ручку газа, и "Веспу" занесло. Они едва не упали, но все же сумели сохранить равновесие в последнюю секунду.

Он подтащил свой мотоцикл к тротуару, выключил мотор. Резко обернулся к ней. На какое-то мгновение ей показалось, что у него страшный, угрожающий вид.

-- Ты что, пьяна? -- спросил он сурово.

-- Уже нет. Так ключ есть?

-- Нет,-- покачал в отчаянии головой Ги.-- Он вернулся из Тура два дня назад. Что будем делать?

-- Можно пойти в отель,-- предложила Роберта.

Она сама удивилась своей храбрости. Какие слова произнесла сама! Впрочем, разве нельзя?

-- В какой отель?

-- В любой, где нас поселят,-- сказала она.

Ги крепко схватил ее за руки повыше локтей, сильно сжал.

-- Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

-- Конечно,-- улыбнулась она ему. Ей нравилось выступать инициатором в осуществлении их "преступного" плана. Это помогало ей стереть из памяти все неприглядные поступки, совершенные ею этим вечером.-- Разве я не предупреждала тебя, что сама стану к тебе приставать. Ну вот, я и пристаю.

Губы у Ги задрожали.

-- Послушай, американочка,-- сказал он,-- ты просто великолепна!

Роберта думала, что он ее за это поцелует, но он, по-видимому, пока не хотел заходить так далеко -- не доверял себе. Он снова сел в седло и завел "Веспу". Теперь он не гнал, ехал медленно, осторожно, словно вез груз драгоценного хрупкого фарфора по ухабистой горной дороге.

Они колесили по восьми аррондисманам, от одного отеля к другому, но ни один из них не нравился Ги. Увидев перед собой очередной, он вспыхивал надеждой, но она при приближении к нему гасла, Ги качал головой и что-то ворчал себе под нос, стараясь удерживать "Веспу" на средней, крейсерской скорости. Роберте никогда и не приходило в голову, сколько же отелей в Париже! Она уже окоченевала, но стойко терпела, не говоря ему ни слова. Это был город Ги, а в таких делах у нее не было никакого опыта. Если по такому случаю он хотел выбрать отель, который устроил бы его во всех отношениях, то она безмолвно проехала бы с ним полгорода, ни разу не пожаловавшись ни на что.

Они переехали через мост Александра III, помчались дальше, мимо Ансамбля Инвалидов1 по направлению к Фобур Сент-Жермен по темным, узким улочкам, где за высокими стенами маячили громадные особняки. Но даже здесь было просто удивительное множество отелей на любой вкус -- больших, маленьких, скромных, роскошных, ярко освещенных и в полутьме, которые, казалось, дремали при тусклом свете уличных фонарей. Но Ги все это не удовлетворяло.

Наконец, в том районе города, в котором Роберта никогда прежде не была, неподалеку от авеню де Гоблен, на улице, которая, казалось, очень скоро превратится в руины, Ги остановился. Сумеречный свет освещал вывеску "Отель "Кардинал", все удобства". Нигде не указывалось, память какого именно кардинала здесь чтят, но на надписи "все удобства" краска облупилась маленькими чешуйками.

-- Ну вот, наконец, нашел,-- сказал Ги.-- Я слышал об этом отеле от приятеля. Он сказал, что здесь очень хорошо и удобно.

Окоченевшая Роберта с трудом сползла с заднего сиденья.

-- Да, выглядит вполне прилично,-- лицемерно сказала она.

-- Постой здесь, посторожи мотоцикл,-- сказал Ги.-- Я сбегаю и все устрою.-- Он казался каким-то рассеянным и старался не смотреть ей в глаза. Достав бумажник, он вошел в отель, словно человек в толпе на спортивных состязаниях, опасающийся карманных воришек.

Роберта стояла возле мотоцикла, положив, как владелица, руку на седло "Веспы", пытаясь сосредоточиться, как следует представить, что ждет ее впереди. Как жаль, что она не выпила третий мартини! Интересно, будут ли там зеркала на потолке, а на стенах картины Ватто с изображениями нимф? Она о многом слышала в Париже, слышала и об этом.

Нужно вести себя с достоинством, быть веселой и грациозной, непременно красивой. Ведь предстоит такой лиричный и пока неведомый эксперимент.

Почему так долго там задерживается Ги? Большое удовольствие -- стоять на холодной улице, стеречь его мотоцикл. Это действовало ей на нервы. Сейчас ее беспокоила не столько мысль о том, что ей предстоит заниматься любовью,-убеждала она себя,-- сколько практические детали, например, с каким выражением на лице пройти мимо портье в вестибюле. В тех фильмах, на которые ее водил Ги, даже семнадцатилетние или восемнадцатилетние девушки, судя по всему, не обращали никакого внимания на подобные проблемы. Они все были грациозны, как пантеры, чувственны, как сама Клеопатра, и проскальзывали под простыни на кровати так же естественно, словно приступали к ланчу. Само собой, они ведь француженки, и это у них в крови. Ну, Ги тоже ведь француз. Эта мысль ее утешала. И все же впервые за несколько месяцев ей захотелось, чтобы в последний момент рядом с ней оказалась Луиза, и теперь она с сожалением задавала себе вопрос -- почему она, дура, не расспрашивала ее ни о чем, когда та возвращалась очень поздно с любовного свидания, вся переполненная впечатлениями, готовая все ей рассказать.

Наконец Ги вышел.

-- Все в порядке,-- сказал он.-- Владелец разрешил мне поставить "Веспу" в вестибюле.