Наследница чужой жизни - Татьяна Юрьевна Лисицына

себя он. – И ты хорошо выглядишь. По-домашнему. Мне нравится.

- Эй, ты предпочитаешь натуралок? Без косметики?

- Наверно, да, - Стас вспомнил, что Алиса в день их знакомства, если и была накрашена, то совсем чуть-чуть.

- Скукотища! Ну ладно, тогда и делать ничего не буду. Посмотрю свой сериал. Только вот есть очень хочется. Попробую бутер с колбасой сделать.

- Давай, тебе силы нужны, а я выезжаю.

Алла пробилась, когда Стас ехал в метро в тоннеле. Долго ничего не мог разобрать, кроме вибрирующего голоса, в котором слышался то ли страх, то ли возмущение. Когда поезд вынырнул на станции, Стас перезвонил.

- Что случилось?

- Этот призрак с ума сошёл после нашего разговора. Не даёт накраситься. Только собралась глаза подвести, а он рукой моей как дёрнет, и я мимо мажу. Я вся перепачкалась в подводке.

Стас улыбнулся. Может ли быть, что Алиса ревнует? Действует, словно соперница.

- А бутерброд дала тебе съесть.

- И даже кофе выпить после того, как я оставила эклер в покое. Но стоило мне только начать приводить себя в порядок, как тут началось. Расчёска в волосах застревает, подводка щёки пачкает, а тюбик с помадой и вовсе в дальний угол закатился.

- Я уже бегу, - Стас выключил телефон и понёсся вверх по эскалатору.

Алла выглядела испуганной и взъерошенной, словно воробей. Как только Стас вошёл, она бросилась ему на шею:

- Спаси меня. Я боюсь.

Стас погладил её по волосам, ощущая их мягкость,  и слегка отстранил девушку.

- Погоди, я холодный, а ты болеешь, - Стас подумал: Алисе будет неприятно, если она увидит, что они обнимаются. – Завари  чаю,  эксперимент провести.

Как только Стас отправил Алису на кухню, он начал ощущать присутствие Алисы. И хотя он не видел её, но, когда поправлял отросшую чёлку, почувствовал, словно кто-то погладил его по волосам, а в зеркале на мгновение вместо его отражения появилась Алиса с заколотыми наверх волосами. Такой, какой он её увидел. Стас даже оглянулся, подумав, не подкралась ли Алла сзади,  но девушка гремела посудой на кухне.

«Я знаю, что ты здесь, Мари-Алиса», - тихо сказал Стас и прошёл на кухню. Алла в голубом махровом халате с капюшоном  заваривала чай. Стас начал осматриваться. Кухня была выдержана в бело-фиолетовых тонах и укомплектована современной мебелью. Стулья, расставленные вокруг стола, накрытого клеёнчатой белой скатертью, тоже были в тон фиолетовым панелям кухни. Судя по всему, ремонт делался недавно.

- Присаживайся, - сказала Алла и усмехнулась: - Уже боюсь, как бы он не выдернул из-под меня стул, когда буду садиться.

- К чаю ничего нет, кроме этих проклятых пирожных, - Алла поставила блюдце в центр стола. – Попробуй, вдруг ты ему понравишься.

- Кстати, я люблю эклеры, - признался Стас. И, вообще, обожаю сладкое. Нас в детдоме не баловали. Самое большое лакомство: кусок белого хлеба, тонко намазанного варёной сгущёнкой.

Алла сочувственно кивнула. Стас окинул взглядом пространство, но опять нигде не увидел той чудесной сферы, которую каким-то чудом узрела камера телефона. Он протянул руку к блюдцу и мысленно спросил: можно, милая?

И тут блюдце подъехало к нему ближе, на миг, ослепив его вспышкой сиреневых огоньков.

- Ох, ничего себе, ты ему понравился! – Алла опёрлась на стол, чуть не расплескав чай. – Ты видел? Блюдце само к тебе подъехало. Попробуй-ка съесть.

Стас протянул руку за эклером, опять мысленно поблагодарив Алису, не в силах произнести ни слова. Откусил. Губы растянулись в блаженной улыбке. Не так часто встретишь такой вкусный заварной крем, такой толстый слой шоколада.

Алла, забыв про чай, смотрела на него, не мигая, словно он  был фокусником, глотающим огонь.

- Очень вкусный эклер, спасибо, - сказал Стас. – Спроси у мужа, где эта кондитерская, я буду туда заходить.

- Угу! – Алла кивнула. – Ну и что мне теперь делать с этим призраком? Нельзя глаза подвести и губы накрасить?

- Давай я попробую с ней договориться.

- Почему ты говоришь она? – внезапно глаза Аллы расширились. – Я поняла. Это твоя Алиса? Так?

- Правильно мыслишь. Сама посуди, ты вернулась, а твоё тело занято, квартира занята. На машине её ты ездишь? Как она должна относиться? Ты сама бы что сделала на её месте? С твоим то характером.

- Убила бы! – мрачно заметила Алла. – Но по своей воле, я из этого тела не уберусь, сколько бы она не хулиганила.

Стас кивнул.

- Я уже это понял.

Вспомнился разговор с Екатериной Семёновной. Самое время переключить Аллу.

- Мне нужно кое-что тебе рассказать. Только не кидайся в меня посудой. Или лучше пойдём в комнату.

- Надеюсь, в спальню? Поддержишь мой постельный режим?

Стас почувствовал, как в воздухе повисло напряжение.

- Алла, тебе не стоит даже так шутить. К тому же я тебя предупреждал: наши отношения должны быть только дружескими. Особенно, если не хочешь неприятностей.

- Ладно, пошли, девственник. В гостиную, а не в спальню. Подумаешь, пошутить нельзя? Ты своими заявлениями меня только раззадориваешь. Не понимаю, что плохого, если мы немного развлечёмся? Тело то  твоей любимой Алисы? Ой, - Алла потёрла плечо, с которого сполз халат, - Стас своими глазами увидел красное пятнышко. – Она меня ущипнула.

Стас рассмеялся.

- Ты поосторожнее. Эта душа не побоялась сунуться в пекло сражения.

- Ладно, я виновата. Больше не буду. Вот, даже халат поправлю. Пошли уже, я умираю от нетерпения.

Гостиная оказалась уютной, хотя и небольшой. Диван, два кресла. В стеклянном  шкафчике Стас обнаружил бокалы и сервизы.  Привлекли внимание тёмно-зелёные шторы с рисунком.

- Напоминает картину Моне «Пруд с кувшинками», - заметил Стас. – Расцветка в таких же тонах.

- Странно, я помню все картины Моне, но не помню собственной жизни.

- Это нам и предстоит восполнить. – Они уселись в кресла. Стас подвинул поближе к себе кружку, стоящую на столе.

- Знаешь, вчера я бы в твоём доме…. – начал он.

Во время его рассказа, Алла то смеялась, то плакала, то вскакивала, то садилась. А когда дошло до сцены в общежитии, добралась до серванта с бокалами.

- Какая же я дура! Дура! Набитая дура! - кричала Алла  и, схватив бокал,  швырнула его об стенку.

- Ты обещала! – Стас хотел схватить её, но что-то удержало его в кресле. Ему почудилось, что Алиса была вовсе не против разбитой посуды, только бы